Стрелки Аустерлица - Августин Ангелов
А где-тот там впереди случился когда-то тот самый обвал, похоронивший шахтеров, о котором рассказывал мне Леопольд Моравский. Но, как выяснилось, рассказывал виконт эту историю не только мне. Успел он рассказать ее по дороге и Иржине. И потому баронесса сказала:
— Если верить виконту Моравскому, то перед нами тот самый рудник, в котором давным-давно завалило людей. Наверное, там до сих пор бродят их души. Я не пойду дальше. Мне так страшно, Андрэ… Обними меня…
Глава 12
Мое интимное общение с баронессой снова прервали на самом интересном месте, когда в длинный подземный зал, больше похожий на просторный коридор, где мы находились, неожиданно ввалились австрийские солдаты во главе с майором фон Бройнером. Правда, в темноте никто из них, конечно, не разглядел, чем это мы там с Иржиной занимаемся в дальнем углу. Тусклый свет факелов, к нашему счастью, не распространялся достаточно далеко, уверенно разгоняя тьму только на пару метров вокруг того, кто держал факел в руке.
А наш факел погас, пока мы придавались любви. К тому же, мы в тот момент находились за высоким прямоугольным каменным блоком, отделенным от стены древними каменотесами, но не вытащенным ими наружу по какой-то причине. Так что будь у австрийцев даже более сильные источники света, чем сделанные на скорую руку факелы, они не сразу заметили бы нас. Поэтому у Иржины имелось достаточно времени, чтобы опустить юбку и кое как поправить наощупь прическу.
Не дожидаясь, когда на нас наткнутся, мы сами вышли к свету. И я нос к носу столкнулся с австрийским майором, освещающим себе путь факелом, сказав ему по-немецки:
— Хорошо, что вы пришли сюда, барон, а то мой факел потух как раз тогда, когда я собирался показать даме заброшенный рудник. И нам пришлось бы пробираться к выходу наощупь.
Вильгельм окинул нас взглядом своих холодных глаз, блестящих в отсвете огня красноватой сталью и сказал, ухмыльнувшись:
— Хм, не знал, князь, что вы с собой еще и маркитанток в обозе возите.
— Я не маркитантка, а беженка от французов, — обиженно проговорила женщина, которая тоже прекрасно знала немецкий язык, поскольку в Австрийской империи он был государственным.
— Разрешите представить вам баронессу Иржину Краваржи фон Шварценберг, — сказал я.
— Признаться, никогда раньше не встречал столь благородных маркитанток, — все-таки гнул свое Вильгельм, словно бы и не услышав опровержение от самой Иржины.
Видимо, слово женщины не значило для него ничего. Майор, разумеется, догадался о том, что мы делали в темноте, потому и ухмылялся. От зависти, наверное. Впрочем, австрийский барон не стал развивать скользкую тему моих личных отношений с девушкой, чреватую новой дуэлью при следующем неудачном словесном обороте, сказав совсем про другое:
— Там ваши солдаты, князь, нагло заняли те места, которые мы подготовили для себя, когда разбили здесь лагерь. И потому мне приходится устраивать своих солдат на ночлег в этом дальнем зале. Но тут, черт возьми, холодно и сыро, а в потолке я не вижу никаких щелей, куда выходил бы дым от костра. А без этого, боюсь, мы можем угореть насмерть, если разведем огонь. И как прикажете сидеть тут всю ночь без согрева?
— Сейчас разберемся, — пообещал я, двинувшись вместе с бароном и баронессой к выходу из этого неуютного подземного помещения мимо австрийских солдат, которые пришли следом за своим командиром.
Выяснилось, что Вильгельм фон Бройнер прав. Наши стрелки Семеновского полка, действительно, уже заняли все места возле огня в первом зале каменоломни, где имелась самая лучшая естественная вентиляция. Некоторые из солдат разлеглись на шинелях вокруг костров, которые приготовили для себя австрийцы, натаскав изрядный запас дров. Другие солдаты кипятили что-то в походных котелках, подвешенных над огнем. Третьи, уже наевшись солдатской каши, чистили оружие при свете костров и приводили в порядок мундиры после очередного дневного перехода.
— Ну-ка, братцы, всем быстро подвинуться! Потеснитесь от второго костра к первому! Дайте место союзникам! — прокричал я командирским голосом.
И один из наших унтеров, который оказался здесь же, сразу повторил мою команду еще громче:
— А ну встать, олухи! Его высокоблагородие приказал потесниться! Вы слышали?
При этом, в качестве стимула унтер-офицер легонько пинал разлегшихся солдат под бока своими сапогами. И усталые стрелки неохотно, чертыхаясь себе под нос, выполняли команды.
— Пошевеливайтесь! Если кому не нравится, так я и посильнее сапогом двинуть могу! — продолжал кричать унтер до тех пор, пока последние семеновцы не перешли к костру напротив, расположившись в противоположном углу зала всей своей полуротой.
А я сказал австрийскому майору:
— Место освободилось. Можете располагаться. В тесноте, да не в обиде, как говорят у нас в России.
Оставив майора организовывать отдых своим бойцам, я вместе с Иржиной вышел наружу. Уже совсем стемнело, но на скальной площадке у входа в подземелье суета продолжалась не меньшая, чем внутри. В развалинах старинных построек разместили расседланных и стреноженных лошадей. И вокруг них суетились конюхи, задавая корм. Здесь же под открытым небом, быстро сложив костры из сухих дров, которые мы до сих пор везли с собой в обозе от вырубки, грелись возле огня драгуны.
Ближе всего к скале, в которой находился вход в каменоломню и на рудник, расположились с одной стороны от проема беженки, охраняемые Степаном Коротаевым и бойцами из его отделения. А напротив них, с противоположной стороны от входного проема, разместился наш походный лазарет с ранеными. Пожелав Иржине спокойной ночи, я дал Коротаеву указания разместить на ночь беженок внутри каменоломни возле источника, как и просила меня баронесса. И только после этого сам наконец-то поспешил к раненым.
Впрочем, у Влада в двух санитарных фургонах был уже полный порядок. За то время пока я любезничал с вдовой и бродил по катакомбам, студент-недоучка самостоятельно вынул пули и зашил раны австрийцам, пострадавшим во время последней перестрелки с нашими разведчиками. К счастью, ранения у австрийцев оказались
