Константин. Гроза над Бомарзундом - Иван Валерьевич Оченков
— Я уехал с вашего согласия, — спокойно возразил чиновник.
— Ты был обязан явиться ко мне лично! — раздраженно продолжил настаивать изрядно «накрученный» своими советчиками великий князь.
— Я не мог этого сделать, вы сами запретили мне являться без приказа.
— Считаешь себя равным мне по званию? Странно, что ты все еще сохраняешь место в морском ведомстве.
— Ваше высочество, я не так безрассуден, чтобы равняться с вами. Что до министерства, то я остаюсь здесь по просьбе князя Меншикова. Это для меня не милость, а жертва.
После таких слов дальнейший разговор стал невозможным и ненужным.
— Мое почтение, — сухо буркнул великий князь на прощание.
И с тех пор они более не встречались. Я же впервые увидел «смутьяна и вольнодумца» только сегодня. И чем дольше с ним говорил, тем более приходил к выводу, что это именно тот человек, который мне нужен. Шутка ли, чиновник не слишком высокого ранга и без связей в высшем обществе, несмотря на увещевания своего патрона и покровителя Меншикова, неоднократно находил в себе силы возражать самому императору Николаю I. И даже переубеждал его, что получалось у очень не многих…
Эх, Костя, что ж ты натворил!
— Вот оно что… что ж поделаешь, я только входил в дела, и, пожалуй, был не прав. Не понимал по неопытности, что людей, способных говорить начальству правду в лицо, беречь надобно. Предлагаю пойти на мировую. Всем добрым христианам надобно уметь виниться и прощать друг друга. Что скажешь?
— Право, — смутился чиновник. — Вам совершенно не в чем извиняться.
— Вот и славно. Стало быть, и говорить больше не о чем, — подытожил я. — А коли так, давай условимся. Кто старое помянет — тому глаз вон! И с этой минуты начнем работать вместе. Мне, изволишь ли видеть, очень нужен человек, разбирающийся во всей вашей финляндской кухне. Иначе, как пить дать, наломаю таких дров, что потом ни одна сенатская комиссия не разберет!
— Но в правительстве и сенате достаточно людей куда более опытных и сведущих.
— Знаешь, Константин Иванович, есть места, куда нужны умные. Есть, где необходимы верные. А бывает, что надобны умные, верные, да еще и честные. Такие, как ты…
— Право, я ничем не заслужил столь высокой оценки.
— Значит, заслужишь. Соглашайся!
— Мне нужно время все обдумать, — сделал последнюю попытку отказаться чиновник, но не тут-то было.
— Думать это правильно! Вот прямо сейчас и начинай. А пока думаешь, скажи мне, что творится с финским бюджетом?
— На этот вопрос вам лучше ответит барон Гартман.
— Сомневаюсь!
— А в чем, собственно, дело? Насколько мне известно, финансовые дела княжества вполне удовлетворительны.
— Я тоже так думал, пока генерал Рокасовский не прислал телеграмму, что в казне всего сто пятьдесят тысяч рублей и хватит их, дай бог, на месяц! В связи с чем требуется срочный заем.
— Вот как? — явно удивился Фишер. — А его превосходительство не указали, куда ушли средства?
— А как же! Вроде как на оборонительные мероприятия, в том числе строительство канонерок по моему приказу. Вот только я из этих денег ни копейки не видел. А все, что заказывалось на финских заводах, аккуратно и без задержек оплачивалось!
— Странно. Дело в том, что я по своей инициативе провел проверку и могу сказать, что в данный момент в казне Великого княжества не менее миллиона рублей. Иными словами, на полгода с запасом.
— Интересно девки пляшут… Откуда же такая разница?
— Кажется, я знаю, в чем дело. Видите ли, помимо текущих нужд, в бюджете имеются средства и на иные цели. К примеру, на выдачу ссуд для строительства новых или реорганизацию старых заводов.
— Хорошее дело…
— Вполне согласен, — скупо улыбнулся Фишер. — Но, к сожалению, сейчас война, и практически все рынки сбыта, кроме российского, потеряны. А его мы можем обеспечить и имеющимися мощностями.
— Чудно! Значит, высвободившиеся средства можно пустить на более первоочередные задачи! Так?
— Боюсь, что нет. Ссуды, предоставляемые государством — дело нашей доброй воли, и должны быть направлены на внутренние нужды. Никому другому мы платить не обязаны, да и не хотим.
— То есть, пусть Россия защищает Финляндию за свои, а та на собственную оборону не даст и копейки!
— Примерно так, ваше императорское…
— Оставьте титулование. Мои ближайшие сотрудники зовут меня по имени отчеству.
— Благодарю за доверие, Константин Николаевич. Но я еще не дал согласия…
— Разве? А по-моему, мы уже работаем. Так что можно сделать?
— Нам с вами ничего. Но вот государь император вполне может закрыть эту статью расходов и перенаправить деньги на любые иные статьи. Просто…
— Что?
— Так никогда не делалось!
— Все когда-то бывает в первый раз! Полагаю, с отцом я договорюсь.
— А если нет?
— Тогда я подам в отставку!
— Это может сработать. Но…
— Что-то не так?
— Понимаете. На меня в Финляндии и без того все сердиты. Судебные власти за закон о викариях, расточители за прекращение правила взаимных поручительств, литераторы — за закон о финских брошюрах, винокуры — за проект наказаний за корчемство. Если вы наложите руку на финские финансы и в особенности на деньги ссудных фондов, против меня ополчится Сенат и в особенности Гартман… Никто не поверит, что наместник смог обойтись в этом деле без моей помощи!
— Тем больше причин присоединиться к моей команде. Я своих не бросаю!
Забегая вперед, скажу, что император Николай, хоть и не без колебаний, но поддержал мое предложение. В другое время он, вероятно, предпочел бы дать деньги из имперского бюджета, но сейчас казна пуста. Сказать, что Армфельт, Гартман и иже с ними были против, значит не сказать ничего. Но мне, точнее, нам удалось настоять. Единственной поблажкой было обещание прекратить эту практику сразу после окончания военных действий. Но, как говорится, обещать не значит жениться!
К слову, проталкивая это решение, впервые едва не повздорил со старшим братом. Цесаревич Александр оказался большим сторонником финских вольностей и, кажется, искренне удивился, что я не разделяю этих взглядов.
Началось все вполне невинно. Я только приехал к старшему брату в его загородную резиденцию — Фермерский дворец в Петергофе и без спешки вышагивал по его длинным коридорам, когда навстречу мне выбежал Никс — старший сын Сашки.
— Здравствуйте, дядя Костя!
