Авиатор: назад в СССР 13 - Михаил Дорин
— Прибор 900, — дал я команду на увеличение скорости.
Начали ускоряться. Стрелка указателя скорости начала двигаться по кругу. Рука уже готова вывести двигатели на форсажный режим.
— Излучение только на боевом курсе, — подсказал я Морозову.
— Принял.
Включим прицел раньше и дадим себя обнаружить. Значит, и американцы начнут маневрировать. Так и фактор внезапности в ближнем бою потеряем.
— До точки 10, — вышел в эфир оператор самолёта дальнего радиолокационного обнаружения и наведения.
— Угол набора 60°, — сообщил я Морозову, с каким углом будем начинать манёвр.
Чувствую, как повысилась частота сердцебиения. Виски пульсируют от напряжения. Как бы я ни пытался расслабиться перед таким манёвром, волнение присутствует.
— Приготовиться! Манёвр! — скомандовал оператор.
Ручку управления начал отклонять на себя. Пошёл рост перегрузки. Указатель за 3 секунды отсчитал 5 единиц.
— Форсаж, и рааз! — скомандовал я.
Рычаг управления двигателями передвинул до упора вперёд. Лампы включения форсажа не просто загорелись, а замигали. Первый раз такое увидел.
— Полный… установил, — доложил Коля.
Высотомер отсчитывает метры очень быстро. 10 секунд, и мы уже прошли отметку в 3000 метров.
— Манёвр! И рааз! — с трудом произнёс я в эфир.
Николай тут же пропал из поля зрения, когда я посмотрел в зеркало заднего вида.
Лицо напряжено, дыхание затруднено. Перегрузка несколько сильнее, чем я думал. Прошёл отметку 4500 метров.
И тут я обнаружил группу противника.
— Цель вижу, — доложил я, завидев впереди на траектории набора следующих за Су-27К пару «Хорнетов».
— Работу разрешил, — ответил оператор с борта Як-44.
Одна только проблема — я сейчас их обгоню. Хотя, это не совсем проблема. Выскочу перед Ф/А-18 и собью их строй.
До целей совсем немного. Скорость на приборе падает. Если сейчас не отвернуть, можно и врезаться в американцев. Они уже совсем рядом.
Но есть пространство между ними. Слишком широко разошлись по фронту. Очередную «вилку» замышляют. Надо это использовать. И на выводе из горки выйти сразу в хвост.
Скорость на выводе 700. Достаточно для маневрирования.
Форсажи выключил. Ручку управления отклонил вправо, и тут же выхожу из крутой горки, выполняя бочку.
Проскочил мимо одного «Хорнета» и начинаю вращаться. Когда повис на мгновение головой вниз, смог разглядеть лётчика в кабине Ф/А-18. Бросился в глаза его красный защитный шлем.
Оборот закончился, и теперь я аккурат выходил позади американца.
Его напарник, летевший слева, и вовсе разболтал самолёт и вынужден был отвалиться влево.
— Цель в захвате, — доложил я.
Не успел я занять позицию, как американец не просто дёрнулся, а ушёл вниз, выполнив переворот. Произошло это настолько быстро, что я не сразу сообразил, куда он сманеврировал. Это что-то новое!
Я переложил самолёт влево и снова спикировал. Но не тут-то было. Ф/А-18 сбросил скорость и начал выполнять «управляемую бочку». Так он меня сейчас накроет.
Ручку управления влево, обороты двигателей снизил и увёл самолёт вправо. «Хорнет» пролетел надо мной и чуть было не вышел в хвост.
Летит слева от меня и продолжает уходить в сторону. Оператор начал меня наводить, но потом остановился. Слишком близко мы с моим оппонентом.
— 2й, на подходе. Цель вижу, — в эфире услышал я голос Морозова.
— Понял, — ответил я, продолжая следовать за «Хорнетом».
Пока Николай преследовал «отвалившегося» американца, я пытался угнаться за другим.
Переворот, пикирование, и вот он снова накрывает меня сзади. В последний момент увожу самолёт в сторону от оппонента и вновь теряю выгодную позицию.
«Хорнет» продолжает пикировать, и я вместе с ним. Поймать в захват не выходит. Он выравнивается и выходит влево на косую петлю.
Ручку управления самолётом отклоняю на себя и вправо, чтобы не отстать. Слегка проседаю по высоте, но противник по-прежнему передо мной.
— 321й, остаток? — запросил у меня оператор, но пока некогда ему отвечать.
Командование отслеживает вопрос с малым количеством.
Ещё один переворот. Американец отрывается от меня. Так его достать не получится. Тем более, топливо у меня уже на пределе.
— 1000, — доложил я.
— Задание прекратить. На посадку, — дал мне команду оператор.
Как раз и резвого «Хорнета» я потерял из виду. Осмотрелся по сторонам, проверил пространство по локатору и кроме уходящих от меня меток противника и своих самолётов, никого.
Пора выходить из боя и следовать на посадку. Отворачиваю влево и возвращаюсь в район, где Морозов уже стоит в вираже. Его противник ушёл, не вступив с ним в бой. Как-то всё быстро закончилось.
— Тарелочка, 321й, двоих отогнали. Прошу выход в район Саламандры, — запросил я.
И тут в зеркале промелькнул силуэт «Хорнета». Ручку управления резко на себя, и начинаю выполнять бочку. Из захвата вышел, но американец продолжает крутить карусель.
С тревогой смотрю на топливомер. Остаток уже меньше 1000. О каком манёвренном бое может идти речь?
— 321й, 015й к вам парой. Цель наблюдаем, — вышел в эфир Борзов.
Вот уже и меня кто-то прикрывает! Не всё же мне и Морозову «Хорнетов» гонять.
— Вас понял, — ответил я.
Повернул голову влево и обнаружил два Су-27К, приближающихся ко мне. Американец это тоже заметил и ускорился на восточном направлении. Там как раз и был примерный район места нахождения авианосца «Америка».
Первый раз мне попался противник, которого не получилось переиграть.
— Саламандра, я 321й, остаток маленький. Прошу внеочередной заход, — запросил я руководителя полётами на корабле.
— Разрешил. Курс посадки 150°.
Николая я догнал уже рядом с авианосцем. Он как раз заходил на посадку, снижаясь по глиссаде. Следом за ним зацепился за трос и я.
Сегодня рывок ощущался сильнее. От напряжения, слеза выступила.
После посадки и уборки гака, я зарулил на стоянку и начал выключать двигатели. Фонарь открылся, и в кабину ворвался морской ветер. Как же приятно после полёта вдохнуть нечистый кислород и не запах кислородной маски. Потрясающее ощущение, когда яркое солнце пригревает твои щёки, а лёгкие наполняются свежим воздухом.
— Как аппарат? — залез по стремянке Дядя Вася.
— Отлично. Его в конструкторском бюро называли «гадкий утёнок», а он первым сел на палубу и по-прежнему приносит пользу, — сказал я, погладив ручку управления самолётом.
— Я тоже люблю этот самолёт. В нём душа. Садишься на предполётной в его кресло, а он тебе будто улыбается приветливо. Так ярко его индикаторы загораются! — посмеялся Дядя Вася и освободил мне дорогу, чтобы я смог вылезти.
— Душа? Может, ты
