Англичанка г… - Андрей Готлибович Шопперт
Мимо Тулы в Москву не проедешь. К нему первому и заглянули.
— Слыхал о таком, Александр Сергеевич, везде есть нечистые на руку люди, есть и в армии. Только не пойму я, что бы я мог в такой… (филькиной грамоте) справке написать.
— Не справка, указание провести рейд конницы до Одессы и обратно, дабы понимать риски перемещение больших отрядов в случае военных действий. Наши действия в Венгрии наглядный пример, что такие перемещения возможны, — завёл за камень рака Сашка.
— А на самом деле? — не получилось. Рак торчал из-за камушка.
— Мне необходимо для дальнейшей работы по выведению породы Будёновская определить выносливость лошадей этой породы, — ну сейчас только придумал Кох, но и самому понравилось. А ведь правда — это отличный способ проверки и выбраковки.
— Ну, это другое дело. А в ящике чего ваши башибузуки занесли?
— Это халва. Государю понравилась. Восточная такая сладость, начали изготавливать на продажу из выращиваемого у меня подсолнуха. Взятка такая. А знаете Николай Иванович русскую пословицу «Остаться с носом»? А откуда пошла? Ага? Сейчас поведаю, просители приносили с собой, спрятав где-нибудь под полой вещь или деньги, называлось вежливо «приносом», или, по-другому, «носом». Если дьяк или судья принимал «нос», можно было надеяться на благоприятное решение. А остаться с носом — это если чиновник взятку не взял и положительного эффекта достичь не удалось.
Так что, оставите меня с носом или поможете в развитие коневодства вверенной вам губернии? — Ну, дурню чего дурнем прикидываться. Такой на вид и есть.
— Смешно. Не знал. И что же мне написать в сей бумаге?
— А всю правду, Ваше Превосходительство. Что по вашему указанию проводится выбраковка племенного стада, и что любое воспрепятствование этому будет считаться преступлением и прямым нарушением указа Государя императора о развитии сельского хозяйства в губернии. — Сашка ткнул пальцем в потолок.
— А ведь всё так и есть. Лично мне говаривал на днях Николай Павлович озаботиться развитием Сельского хозяйства, и вас, Александр Сергеевич, в пример ставил. Немедленно дам команду такой указ подготовить. А за халву спасибо. С Николаем Павловичем вот три дня назад здесь чай пивали с халвой вашей. Вкусно, ничего не скажешь. Так что, с носом я останусь.
В Москве влиятельных друзей у Сашки не было. Ну, разве Перевощиков Дмитрий Матвеевич — ректор Московского университета и академик Петербургской академии наук. Именно через него Сашке удалось связаться с немцем– открывателем креозота Карлом Рейнбахером (Carl Reichenbach). Дмитрий Матвеевич был механиком и математиком, и новый завод его заинтересовал.
Показал Виктор Германович ему писульку от Крузенштерна и попросил похожую написать, рассказав о своих страхах элитного табуна лишиться.
— Быстрее бы уж построили железную дорогу. Весь транспорт — лошади. Отстаём от Европы. Всё на лошадях ездим. А американцы вон паровой экскаватор привезли. Так он за сотню рабочих на строительстве дороги работает. Специально ездил смотреть. Сила. В паре будущее. Вам, Александр Сергеевич, конечно, помогу. Мне ничего не стоит, а вам может и впрямь поможет. А теперь, раз это обговорили, расскажите, как Ленц отнесся к предложению Государя по строительству телеграфа?
Глава 9
Событие восемнадцатое
Моду нельзя называть модой, если ее не носят на улице.
Коко Шанель
Кроме двух писем грозных от негрозных чиновников, Сашка решил и тяжёлую артиллерию подключить, отправил подробное письмо с изложением проблемы и просьбой похожий документ прислать Михаилу Юрьевичу Виельгорскому. Он, конечно, сейчас в обер-шенки пожалован, читай виночерпии, но был же шталмейстером и своего преемника хоть как должен знать. Вот от него бы писульку получить с сургучной печатью на шнурке болтающейся. Это уже другой уровень, против такой шишки вряд ли найдутся желающие бодаться.
Оказалось всё просто. Сейчас обер-шталмейстером числится князь Борис Антонович Четвертинский, и он не свадебный генерал, а на самом деле работает… управляющим Московским конюшенным отделением.
Четвертинский? Сашка прочитав письмо, полученное от Виельгорского направился к Пирогову. Попросил список «гостей» Пульмонологического центра. Точно. Не подвела память. Там числился Владимир Борисович Четвертинский и его жена, в девичестве графиня Ольга Николаевна Гурьева, теперь княгиня Четвертинская. У обоих чахотка в приличной уже стадии.
Письмо отцу болезного с просьбой Виктор Германович в тот же день отправил, и тот сам прилетел в Басково. И коней посмотреть и сына проведать и договориться с Сашкой, что его человек — шталмейстер Московского конюшенного отделения Переверзнев Иван Лукич поедет с табуном. И никого никуда продавать по дороге не надо, всех назначенных на продажу коней, вверенное ему Московское конюшенное отделение купит при возвращении табуна, а чиновник присмотрит, чтобы ни одна лошадь не пропала в дороге.
Если вперёд забежать, то не зря Сашка столько телодвижений делал и начальников грозных беспокоил. И по дороге в Одессу и на обратной дороге было несколько случаев отобрать у «беззащитных» калмыков дорогущих коней. Причём, кто только не покушался и цыгане, и просто воры, и каптенармусы всякие армейские, и даже губернатор одной губернии по дороге. В последнем случае никакие бумаги бы не сработали. Только наличие шталмейстера в чине действительного статского советника (генерал-майора, если на военные погоны переводить) отрезвило такого же генерал-майора — губернатора.
Цыган калмыки поймали и выпороли от души. Хотели забить до смерти, но Сашка пожалел, может и зря, как волка не корми… Потом отлежатся цыгане месячишко и сведут последнюю кобылку у крестьянина, а он умрёт потом с голоду, и дети за ним. Воров укоротили на десять пальцев под одобрительное молчание отвернувшегося чиновника. Пальцы рубили по одному, в назидание.
Свадьбу Николая и Анны решили играть после Рождества. Сашка собирался отправляться в Одессу, а потом в Англию в самом начале марта или конце февраля, чтобы часть дороги проделать на том самом дормезе, который сейчас уже начали готовить к дороге. При этом можно было бы озаботиться и колёсами, но, когда дороги размокнут весной, этот монструозный экипаж будет обузой для экспедиции. Так что, как только дормез встанет, его оставят под присмотром конюха и самого младшего Ваньки в деревне первой подвернувшейся по дороге, и заберут на обратном пути, к тому времени уже поставленный всё же на колёса. Ну, а Санька поедет дальше, как и все калмыки, на коне. Есть у него жеребец — сын того
