Игрок 2 - Аристарх Риддер
Жалко только что вечер пришлось завершать не самым приятным образом. Я вызвал такси до гостиницы и когда вышел из него, то меня уже второй раз окликнул товарищ следователь.
— Фёдор Михайлович, прошу в машину, расскажите о своих приключениях.
Глава 8
— Это уже становится традицией, — говорю я следователю, когда сажусь в его машину. Волга мягко трогается и плавно набирая ход буквально скользит по ночным улицам Ялты.
В свете фонарей мелькают ночные прохожие, Целые компании, влюблённые парочки и просто одиночки. Приморский курортный город готовится отходить ко сну даже не зная, что существует его изнанка. На которой живут чудовища.
— Что поделать, Фёдор Михайлович, — отвечает мне Федоров, — вы слишком своевольный кадр, чтобы пускать дело на самотёк. Я так понимаю, ваша затея с Талем и Высоцким удалась?
— Более чем, — открываю окно машины и закуриваю, — думаю я оставил достаточно хлебных крошек для интересующих нас людей.
— Простите что? — непонимающе переспрашивает Фёдоров.
— Хлебных крошек. Есть такая сказка про брата и сестру, Гензеля и Гретель. Не читали? Братья Гримм у нас в Союзе очень популярны.
— Нет, не припоминаю, — сухо отвечает Фёдоров.
Следующие пять минут мы едем в тишине и наконец останавливаемся возле уже знакомого мне здания прокуратуры.
Спустя ещё пару минут я в уже знакомом кабинете. Тут всё так же накурено, а вместе с Болотиным меня и Фёдорова ждёт ещё один, не побоюсь этого слова, типчик.
Низенький с сальными волосами мужик в чёрном похоронном костюме, кстати, не очень хорошо сшитом да ещё и плохо сидящем.
Весь его облик говорит о том, что это крайне неприятный человек, вот такой прям до отвращения неприятный.
— Знакомьтесь, Фёдор Михайлович, — Юрий Дмитриевич Белогорский, со вчерашнего дня ещё один член нашей следственной группы из Москвы.
— Рукопожатие Белогорского было под стать его внешности, безжизненное и холодное, как будто с трупом поручкаться пришлось, честное слово.
— Наслышан о вас и о ваших талантах, товарищ Евстигнеев, — а вот голос резко контрастирует, говорит Белогорский хорошо поставленным баритоном. Ему бы актёром озвучки быть честное слово, а не в органах работать.
— Надеюсь, вы слышали только хорошее, — усмехаюсь я.
Болотин между тем снова готовит кофе, а Фёдоров делает приглашающий жест рукой.
— Прошу садиться товарищи и Фёдор Михайлович, мы ждём вашего доклада.
— А докладывать пока особо нечего, товарищ Фёдоров. Время я провёл, прямо скажем продуктивно, но это всё не более чем подготовка, — пересказываю, как прошли последние два дня и чего мне удалось достичь. Все трое слушают внимательно. Болотин и Фёдоров с видимым одобрением, а вот новенький с какой-то нарочитой брезгливостью.
— Ваша продуктивность чувствуется по запаху, — Белогорский демонстративно втянул воздух носом, — развлеклись за казённый счёт и называете это продуктивностью?
— Да, более чем. Я не развлекался, как вы выразились, Юрий Дмитриевич, а работал.
— И сколько же вы заработали, если можно так выразиться? — тон у него такой, что хочется в морду дать.
— Достаточно, товарищ Белогорский, достаточно. Или вам финансовый отчёт нужен? Так несите бумаги, сейчас отчитаюсь.
— Олег Петрович, — обращается этот московский хрен к Фёдорову, — я уже говорил вам, что привлечение Евстигнеева, Фёдора Михайловича к нашему делу это очень плохая идея. И сейчас, пообщавшись всего пару минут с этим кадром, товарищем у меня язык не поворачивается его назвать, я могу с уверенностью сказать, что только укрепился в своём мнении.
— Позвольте спросить, не товарищ Белогорский, раз я вам не товарищ то и вы мне тоже. И что же вас не устраивает в моей кандидатуре?
— Буквально всё! И ваш моральный облик и самое главное ваше предложение. Мы с товарищами Фёдоровым и Болотиным не в бирюльки играем, а расследуем серию особо тяжких преступлений. И ваше предложение, вмешаться в личную жизнь лучших людей нашей страны, её гордости, поэтов, настоящих писателей, а не бумагомарателей как вы, спортсменов, шахматистов и певцов совершенно неуместно. Вы этими гнусными выходками с товарищами Высоцким и Талем совершенно себя дискредитировали и я настаиваю, товарищ Фёдоров, настаивая на том, чтобы любое сотрудничество с этим гражданином прекратить и, более того, привлечь его по всей строгости закона! За незаконное обогащение. Сегодня он ограбил товарища Таля, а это самый настоящий грабёж, а завтра что? Он же уже втёрся в доверие и к товарищу Высоцкому и товарищу Талю. Знаю я эту породу. Они всё делают, чтобы вот так вот очаровать человека, стать своим. Потом Евстигнеев вернётся в Москву, будет вхож в высокие круги, к сожалению, среди ответственных товарищей нет-нет да и встречаются любители пощекотать себе нервы.
Баритон Белогорского подводит его, и он пьёт воду. Я с отвращением смотрю, как движется кадык на его цыплячьей шее. Вот он ставит стакан на стол и продолжает свой обличительный монолог.
— И в результате этот человек обманом и подлостью выудит у добропорядочного, но слабого советского человека, нужного государству человека, тысячи, а может быть и десятки тысяч. И человеку может сломаться или испугаться осуждения в семье и что дальше? А я вам отвечу. Полезет в петлю! А нам с вами отвечать. Потому что мы всё знали, а мер не приняли!
— Знаете что, гражданин Белогорский, — Я нарочито медленно встаю из-за стола и отодвигаю стул, — идите вы в задницу. Тоже мне нашёлся поборник высокой советской морали.
Достаю из внутренних карманов выигранные деньги и кидаю их на стол. Потом к этим пачкам прибавляется чек из ресторана.
— Вот, сдаю под отчёт. Выпитое и съеденное извините, прямо сейчас вернуть не смогу, но вы не стесняйтесь, подождите пару часов, и всё будет, правда в виде продукции глубокой переработки. Но тут уж извините, физиология — это наука. И я умываю руки. Работать с клиническими идиотами я не желаю и не буду.
— Ты что себе позволяешь, щенок! — кричит
