Хамелеон – 2 - Константин Николаевич Буланов
— Это когда для производства одного дивизионного орудия весом в полторы тонны предприятие расходует 12 тонн одной только стали, отправляя при этом свыше 10 тонн оной в утиль. Когда семисотграммовая деталь вытачивается из чушки в два пуда весом. Когда на производстве непонятно откуда появляется чертеж детали, вообще не соответствующий тому, что проектировал инженер. И когда всему руководству предприятия на это откровенно наплевать. А потом мы удивляемся — отчего у нас такие заоблачные цены на пушки и столь огромные сроки производства, — как он некогда пообещал Грабину в обмен на всяческое сотрудничество того в плане проектирования танковых орудий, приступил к сливанию директора 92-го завода Геркан. Больно уж много всего «интересного» поведал комбату этот создатель артиллерийских орудий о реалиях функционирования своего нынешнего предприятия, отчего у танкиста возникло острое чувство дежавю по работе в Ленинграде и вновь зашевелились на голове волосы от осознания всей величины и глубины наличествующей в производстве военной продукции пропасти.
— А не испить ли нам с вами чаю? — совершенно внезапно поинтересовался Сталин, прячущий в карман непроизвольно раздавленную в руке пачку папирос. Видимо, нервы у «лучшего друга физкультурников» всё-таки сдали и ему действительно потребовался некоторый перерыв для более спокойного переваривания всего услышанного. — Помнится, в прошлый раз вы хвалили его терпкий вкус и аромат.
Глава 7
Проблемы «Датского королевства». Часть 4
— Товарищ Геркан. А что вы скажете насчет товарища Курчевского и орудий его разработки? — набивая в трубку табак из недавно раздавленных папирос, глава страны кинул испытующий взгляд на взявшегося за чашку гостя.
— Только одно, — прохрипел в ответ слегка подавившийся чаем Александр — больно уж фамилия была озвучена неоднозначная. — Ни в качестве танкового, ни в качестве ультимативного противотанкового орудия, я эти динамо-реактивные пушки рассматривать никак не могу. Ни конструкции Курчевского, ни конструкции Беркалова[1]. Да и прошедшие еще в 33 — 34 годах испытания показали их полнейшую непригодность в плане установки на бронетехнику. Правда, против легких танков и броневиков они кое-чего действительно способны показать. Снаряд-то у наиболее распространенных образцов — стандартный от трехдюймовой полковушки. И тонкую противопульную броню 76-мм фугас расколоть вполне способен. Но вот более легкие — 37-мм образцы, куда менее действенны. Примерно на уровне противотанкового ружья при несоизмеримо большем весе и очень слабой мобильности. По сути, это были бы хорошие траншейные пушки для времен Империалистической войны. Стоять на передней линии в траншее и выбивать огнем прямой наводкой пулеметные гнезда противника перед штурмом — вот их стезя. Как я это смог оценить.
— А у нас еще и подобные орудия Беркалова на вооружении стоят? — совершенно не наигранно удивился Сталин. Видать, действительно не обладал подобной информацией от слова «вовсе».
— Да, стоят. ДРП-4 называются. Большой и малой мощности. Их самыми первыми и приняли на вооружение. И они до сих пор считаются в войсках как бы ни основным орудием подобного принципа действия. Пушки Курчевского уже после пошли, — принялся проводить очередной ликбез для своего высокопоставленного собеседника Александр.
— Мне о таком конструкторе даже и слышать не доводилось. Впрочем, не удивительно. В отличие от того же Курчевского он, скорее всего, напрямую мне письма не писал, — хмыкнул Сталин, прежде чем начать чиркать спичкой, чтобы прикурить. Раз, другой, третий, пока головка спички не слетела с деревянной палочки. За ней с тем же негативным результатам последовала вторая товарка. Потом сломалась посередине третья. И только четвертая зажглась и позволила секретарю ЦК, наконец, прикурить. — А вы говорите орудия, — как-то даже грустно посмотрел он на лежащий перед ним коробок. — Спички и те… — не договорил руководитель крупнейшей страны в мире, но всё и так было понятно без слов. Бардак имел место быть в любой отрасли народного хозяйства. И с этим приходилось считаться даже ему. — Но да вернемся к товарищам разработчикам артиллерийских систем. Вы, насколько я понял с ваших слов, со многими из них знакомы. Так?
— Я, если позволите, знаком не столько с ними, сколько с их разработками, которые непосредственно касаются меня, как человека тешащего себя надеждой создать для РККА самый лучший в мире танк. Должен же я знать, на что реально могу рассчитывать в качестве главного вооружения боевой машины, и от каких угроз обязан защитить экипаж и механизмы броней, — внес немаловажное уточнение краском. Мало ли после начнут шить связь с будущими вредителями и врагами народа. Ведь того же Сячинтова точно ничего хорошего не ждало. Да и Курчевского тоже.
— Хм. Не вы ли мне когда-то говорили, что лучшее — это враг хорошего? — хитро так прищурился Сталин, попыхивая весьма ароматным табаком.
— Тогда самый хороший танк в мире, — тут же состроив виноватое лицо, поспешил исправиться Геркан под вырвавшийся из уст собеседника короткий смешок.
— Согласен. Пусть будет самый хороший танк. — Видимо табак начал делать своё дело, и настроение Иосифа Виссарионовича потихоньку поползло вверх. — Я не против. Однако, не в ближайшее время. Сами же говорили мне о существующей опасности. Потому пока вы мне нужны на текущей должности.
— Прекрасно это понимаю, — вынужденно согласился с подобным аргументом Александр. — Касательно же моего восприятия означенных персон, — поспешил он вернуться к прежней теме беседы, — я могу дать каждому из них следующую характеристику. Грабин — человек невероятно умный и идейный. Не без хитринки и житейской смекалки, конечно. Своего уж точно постарается не упустить. Но именно что идейный. Просто горит желанием дать армии лучшее орудие, какое только возможно разработать. И при этом откровенно страдает от навязанных сверху требований к новым пушкам. Внутренне его аж трясет от негодования, поскольку лично он, как инженер, полагает большую часть данных требований откровенной дуростью. Но прорабатывает их в конструкции своих орудий, поскольку иначе вовсе никак. Банально до испытаний не допустят, — загнул первый палец краском.
— Сячинтов — невероятно тщеславный. Недаром из всех орудийных систем только пушки его конструкции проходят по документам как ПС — то есть пушки Сячинтова. Тогда как все остальные пользуются заводскими буквенными обозначениями. Этот человек искренне жаждет личной славы и открытого признания его заслуг на высшем уровне, но доводить работу до логического завершения как будто не способен. Мне даже кажется, что над ним необходим надсмотрщик что ли. Дабы тыкал пальцем
