Длинный ствол – короткая жизнь - Комбат Мв Найтов
– А кого-нибудь…
– Так удостоверение, подписанное самим, только у меня, товарищ Воронов.
– Ну, да! Хорошо, лети!
А что он еще мог сказать? Сведения у меня точные, и в штабе полка я об этом говорил. Максимум, что может сделать Воронов, это проверить там: была ли такая информация. Ответ будет положительным, как и то, что противника я регулярно слушаю. Откуда язык знаю? Волгарь! И Карла, нашего, Маркса в оригинале изучаю, с Энгельсом, Фридрихом, в придачу. А Каутского – ни-ни! Только их!
Глава 9. На территории главного союзника
Так я и оказался в городе Кызыл. Это от слова «Красный», только по-монгольски. Но, не без приключений! Самолеты в те годы летали несколько своеобразно. Во-первых, существовали лимиты топлива, и не всегда, даже имея право и соответствующие бумаги, можно было заправить полные баки на любой площадке. Плюс скоростенка у них была очень маленькая, и летали они низехонько, как крокодилы. И очень сильно зависели от погоды и состояния их двигателей. Мне передали новый Ли-2, только что выпущенный 84-м заводом. Летел я, естественно, пассажиром. Больше в салоне, если его так можно было назвать, никого не было. Сели в Куломзино, Омск-Юго-Запад, на дозаправку. Чуть восточнее, возле кирпичного завода, здание аэропорта, он – гражданский. Мы сели на военном аэродроме, штаб которого расположился за улицей 22-го декабря, на улице Полярной. В том месте сейчас склады какие-то, шинами торгуют. Это – один из первых стационарных аэродромов в тех местах. На поле всего четыре машины: два Ли-2, Ил-4 и Ер-2. Бомберы в чехлах, а у второго Ли-2 ковыряются механики, один из двигателей раскапочен. Как обычно, местные механики говорят, что топлива нет, идите в штаб и решайте вопрос. Это уже пятая посадка, с того момента, как вылетели с Комендантского аэродрома. Посылать командира корабля одного – довольно бессмысленно, он – парнишка молодой и стеснительный, а тут горлом надо работать и бумажками трясти. На три часа полетного времени топливо дают, до Новосибирска доберемся. Лейтенант Воробьев схватил бумажки и удалился заправлять свой «лайнер». А я чуть задержался, требовалось дать РДО в Красноярск, снабдив его кучей «индексов», без которых хрен хоть каплю нальют в баки. Вышел из штаба и нарвался на кучу начальства, во главе с целым генералом армии. Пять звезд на петлицах шинели – это не баран начихал. Я козырнул, и прошел мимо, мое дело сторона, генерал был совершенно незнакомый, в героях войны не числился, кто такой мне было неведомо, даже на фотографиях никогда не видел. Машина еще заправлялась, когда я услышал, что она «реквизирована» в пользу командующего Дальневосточным фронтом, самолет которого неисправен и лететь дальше не может. А мне предстоит дождаться возвращения «своего» Ли-2, когда его изволит освободить тот самый генерал армии. От такой бесцеремонности я вначале остолбенел, а затем попросил разрешения обратиться.
– Тащ генерал армии, разрешите обратиться?
– Что тебе, ты что-то не понял?
– Именно так, товарищ генерал! На нас Япония напала или объявила нам войну?
– Нет, а чего ты спросил?
– Мне этот самолет предоставила Ставка Верховного Главнокомандующего для решения вопроса, имеющего прямое отношение к противотанковой обороне. Вы, наверное, в курсе того, что немцы вот-вот начнут наступление на Москву. Вот мои документы. – я расстегнул куртку и достал удостоверение представителя Ставки. И ту самую бумажку, которой меня снабдили там, где черным по белому было написано, что все представители Советской власти, командующие и командиры всех частей и соединений обязаны обеспечить всякое содействие в деятельности Представителя Ставки.
– Чтобы воспользоваться выделенным мне самолетом, вам необходимо согласовать этот вопрос со Ставкой.
– Связаться отсюда со Ставкой несколько затруднительно, подполковник. Сколько вас в самолете?
– Я и экипаж.
– Куда направляетесь?
– На восток, до Красноярска, потом в сторону. Но топлива дали только до Новосибирска.
– Давай так сделаем: топливом мы вас обеспечим, но вы нас с собой до Красноярска подхватите. Лучше, конечно, до Читы или Иркутска. Мой резерв топлива здесь есть, нас двадцать человек.
Иркутск меня совершенно не привлекал, поэтому договорились лететь до Красноярска. Тем более, что из-за посадки в Новосибе могли потерять много времени. Нас залили на полную катушку. Генерал оставил кого-то в Омске с его штабным самолетом. Все нормально разместились, без комфорта, естественно, на приставных дюралевых скамеечках, но вылетели, мирно разрулив сложившуюся ситуацию.
Так как куртку я расстегивал, и генерал видел «звездочку», то он решил поближе познакомиться. Организовал небольшое застолье, благо что пара откидных столиков в самолете имелась. Вначале речь шла только о делах фронтовых, тем более, что обо всем этом писалось и в центральных, и в их армейских газетах, а затем разговор перекинулся к тому заданию, которое мне поручили.
– Да вот от геологов узнал, что в Кызыле, в Туве, лежит 15 тысяч тонн жильной руды ручной сборки, с большим содержанием вольфрама и кобальта, а нам отказали в поставках для нового, принципиально нового, подкалиберного снаряда, так как вольфрама в стране добывается мало.
– Это который в лампочках горит?
– Да, именно он.
– Из Кызыла ты его не вытащишь. Там на реке порогов много, а дорог практически нет. Во дела какие! У меня тут перед войной случай был, охотиться поехали под Бикином, так там встретился с одним товарищем интересным, так тот говорил, что этого самого вольфрама там, то что называется «хоть жопой жуй», а его, когда он только заикнулся об этом, чуть японским шпионом не сделали.
– А где этот Бикин?
– Да под Хабаровском, километров сто пятьдесят южнее. Сейчас покажу. – Адъютант генерала достал 500-метровку и передал мне. «Твою мать!» – чуть не вырвалось у меня. – Лермонтовское месторождение! Оно же в двух шагах от железной дороги!
– Так где вы охотились? – палец генерала ткнул прямо в сопку Дом. – А как звали товарища?
– Богацкий Слава, Вячеслав. Он ссылку у нас отбывал за что-то. На железной дороге геодезистом работал. Вести изыскания ему было нельзя. Места те знал, как отче наш, лучший проводник по крупному зверю. А у нас в тех местах дивизия стояла, командир которой дружил с ним. Теперь она на Северо-Западном, а мы там новую формируем – 422-ю мотострелковую. Слушай, Сергей Петрович, ты бы время выделил, да посетил бы нас в нашем медвежьем углу, а то полк ИПТАП мы формируем, а тактикой этих боев у нас никто не владеет. Полагаю, что хитростей и тонкостей там хоть отбавляй. Можем через Ставку и ГПУ этот вопрос порешать.
– Ну, вот, управлюсь с Кызылом, а там посмотрим. Пока обещать не могу.
В Красноярске мы расстались с Иосифом Родионовичем Апанасенко. Неприятно начавшееся знакомство дало интереснейшую возможность использовать одно из самых богатых месторождений вольфрама на территории СССР. В первые годы там находились рудные жилы с очень высоким содержанием WO3. Да и впоследствии: 4 % на тонну – это много для редкозема. Главное, он дал человека, на мнение которого можно было сослаться.
Говорить о том, что Красноярском геологическом управлении мне обрадовались до смерти – не приходится. Точно также к этому проекту отнеслись и речники. С ними еще сложнее: река выше Минусинска ими считалась несудоходной. Даже в их атлас заканчивался селом Означенным, будущим Саяногорском. Из разговоров в Геологоуправлении на Советской, стало понятно, что месторождение, в основном, кобальтовое, который также входит в состав победита, а вольфрам следует искать в другом месте, не в Красноярском крае.
– А почему тогда в Ленинграде мне выдали вот такую справку? – спросил я товарища Булынникова, начальника ЗапСибГеоРазведки, положив ему на стол то, что мне выдали на Васильевском. С фотографиями тех булыжников, ради которых я сюда и прилетел.
– Ну, удивительное дело! Какая-то путаница. Так бывает. Понимаете, там морфологически не может быть редкоземов, геология не позволяет.
– А вы там были? – улыбаясь
