ЭТНОС. Часть третья — "Стигма" (СИ) - Павел Сергеевич Иевлев
Меровия спешно достраивала «южную трансконтинентальную магистраль» —железную дорогу, по которой мы собирались перебрасывать войска к восточному побережью. Заводы дымили в небо, штампуя оружие и снаряды, армия проводила многочисленные маневры, осваивая нелёгкое искусство войны в джунглях. Инженерный корпус готовил сюрприз — первые лёгкие пулемётные танки (у нас, в конце концов, появился свой дизельный двигатель, довольно примитивный и малоресурсный, но впечатлить туземцев железной коробкой на гусеницах годился). Вся эта деятельность требовала непрерывного надзора и бодрящих трындюлей от графа Морикарского, ну а Нагма занималась госпиталями, школами и организацией лагерей для перемещённых лиц. Мы собирались устроить массовую депортацию — замещение коренного населения. Вывезем туземцев в саванны и завезём вместо этого наших мигрантов. Да, это чертовски неэтично, но куда лучше того взаимного геноцида, которым они занимаются сейчас. Оставить их на месте — они продолжат, что с ними ни делай: слишком много крови встало между племенами за последние годы, спасибо Багратии с её принципом «Разделяй и властвуй». Идея была моя. Я не был уверен в её правильности, но был готов принять последствия. Привык за эти годы.
Я вообще довольно сильно изменился и не всегда узнавал себя в зеркале. Не потому, что окончательно поседел и покрылся недобрыми морщинами, а потому, что та жёсткость и решительность, которых требовала от графа Морикарского Меровия, оставила внутри меня след не хуже того, что оставляют в джунглях наши новенькие танки. Я начинал с того, что изображал циничного исполнительного комиссара Империи, которому плевать на людей и подавай результат, но теперь я уже окончательно стал им. Человек, не снимающий бронежилета и всегда держащий руку у кобуры. Человек, готовый лично пристрелить саботажника или взяточника, потому что устраивать суд ему некогда — другие взяточники и саботажники сами себя не пристрелят. Когда дым моего нового, переоснащённого и перевооружённого бронепоезда замечали в окрестностях, все, у кого рыльце в пуху, бежали писать завещания.
Я не горжусь тем, каким стал, но за мной семья и Империя. Нагма и Катрин, мои любимые женщины. А на остальных плевать.
Южная кампания не обещала быть похожей на прогулку. Война всегда выходит тяжелее, дольше и кровавее, чем ожидаешь. Но и особых опасений мы не испытывали: да, будет трудно, будут потери, мы в очередной раз напряжём экономику и просядем в человеческом ресурсе, только-только восстановившемся после потери Калании. Зато впервые после моего возвращения выступаем активной стороной геополитического процесса, а не огребаем от соседей по карте. Багратия всё ещё сильна, она может доставить немало неприятностей, но всерьёз воевать на противоположной стороне континента с равным по силам противником — это не то же самое, что туземцев окучивать. Войска ей придётся возить кораблями вокруг всей суши — напрямую, через океан, не дают сильные шторма в его центре. Здешний Колумб не смог бы проплыть из Испании в Индию не потому, что наткнулся бы на новый континент, а потому что его каравеллы развернуло бы назад сильнейшими ветрами перманентного циклона. Возможно, пароходы однажды изменят эту практику, но пока что плечо снабжения войск у Багратии несравнимо длиннее, чем у нас. Им придётся убираться с юго-востока, оставив его нам. И это будет нашей первой победой, которая вскоре изменит этот мир. Багратия перестанет доминировать, Меровия займёт подобающее ей место. То, что обещал Перидору Мейсер, приходится делать мне.
* * *
Начиналось всё, повторюсь, довольно неплохо. Формально объявлять кому-то войну причины не было, мы лишь «вводили миротворческий контингент» (каюсь, эту формулировку из нашего лицемерного мира вспомнил и ввёл в обиход я). Земли, на которые мы входили, не принадлежат Багратии, поэтому её гражданам было «рекомендовано покинуть территорию в целях их безопасности». Наши танки (пять штук, ни один не похож на другой, мы в стадии экспериментов) двинулись к побережью, прикрывая пехоту, а сразу за ними строители рубили просеку и клали рельсы, по которым катился мой бронепоезд, за которым поезда снабжения подвозили новые и новые войска. Нарния выдвинула вдоль берега свои канонерки, поддержавшие прорыв огнём с моря, не столько нанося ущерб, сколько дезорганизуя сопротивление, и отправила команчей партизанить по тылам. Киндур высадил со своих кораблей десант — небольшой, но своевременный. Багратия не оказала сопротивления: грузила своих граждан на корабли и вывозила, безжалостно спихивая в воду шестами пытавшихся последовать за ними местных чиновников, которые уже считали себя почти багратийцами.
За полтора месяца кампании мы успешно разрезали территорию юго-востока приблизительно пополам, заняв его центральную часть и протянув железную дорогу до моря. Торжественным финалом первого этапа «южной кампании» стал гудок моего бронепоезда, разнёсшийся над океаном и подхваченный канонерками Портка. Теперь ничто не мешало нам расширять зону захвата вдоль берегов, по дорогам, оттесняя туземцев в джунгли и лишая доступа к возможным поставкам оружия, которые наверняка уже планировала Багратия. Я бы на её месте планировал — милое дело поддержать «свободолюбивое население» против геополитического противника, Порток не даст соврать. Но к этому мы были готовы. К чему не были, так к это к удару в спину.
*
