Чингисхан. Демон Востока - RedDetonator
— С меня бочка лучшего вина, которое я только смогу достать в деревне, — подъехал к Эйриху уже оправившийся Хродегер.
Вмешательство Марка прошло успешно, заразу выкорчевали из воспалённой руки — рану вычистили, дали голодным опарышам порезвиться в гниющей плоти, затем вновь всё вычистили, после чего зашили, облепили целебными растениями и дали Хродегеру режим покоя и порцию опия против боли. От последнего он некоторое время пребывал в замутнённом состоянии, но, к моменту выдвижения в путь, оказался способен ехать в обозе.
За время пути рука его почти пришла в норму, но Марк, официально нанятый Эйрихом, отслеживает состояние ранения и предпринимает меры, если что-то идёт не так. Эйрих остался доволен мастером-целителем и всерьёз рассчитывал найти ещё больше таких же в римских землях. Это в Паннонии, максимум, знахари и случайные костоправы, а у римлян всё серьёзно. Кто-то другой бы уже отпилил Хродегеру руку по локоть, а Марк сумел спасти её, за что тысячник ему очень благодарен.
— И Марку Опциону одну бочку, — продолжил довольный жизнью тысячник. — И тем троим, что держали меня, когда я начал дёргаться, по малому бочонку!
— Не просади всё своё жалование, — усмехнулся Эйрих.
— Да хрен бы с ним, лишь бы здоровье было! — махнул Хродегер правой рукой. — О, чувствуешь этот запах? Мы рядом!
В Деревне уже знают, что воинство возвращается, поэтому в окрестностях можно уловить запах жареного мяса, винный дух, а также аромат перца, щедро добавляемого и туда, и туда. Готовится грандиозный праздник, ведь возвращаются победители…
Проехав через шатёрный лагерь неких чужаков, Эйрих увидел перед собой знакомые утлые домишки, которые никто, по старой привычке, даже не собирается приводить в порядок. Дух миграции сквозил в каждом столбике деревни, потому что почти все понимают, что Паннония, даже несмотря на годы жизни здесь, это не навсегда.
— Эйрих! — помахала ему рукой спешащая к нему Эрелиева.
— Сестра! — заулыбался он и помахал в ответ.
Она неслабо подросла и окрепла за время отсутствия Эйриха — сказывались занятия с Альбоиной и другими воинами из дружины отца. Взгляд её, несмотря на радость встречи, изменился, походка стала чуть-чуть другой, всё это в совокупности свидетельствовало о том, что в этой деревне растёт достойная дева щита.
У дома было видно Тиудигото, мать вскормившую, она счастливо улыбалась, глядя на то, как Эйрих спрыгивает с Инцитата и бросается в объятия к Эрелиеве.
Из дома же выходит Зевта, по случаю одетый в чешуйчатую броню и украшенный золотом шлем. Отец должен встречать торжественно, а может, он просто так хочет похвастаться своими обновками.
На фоне Видимир и Валамир, а также Мунто и Афанарик. Первые двое в кольчужных бронях с меховыми плащами, а вторые в домашнем, но тоже нарядные. Фульгинс нигде не видно, но она может работать по хозяйству.
— Как ты? Всё хорошо? — спросил Эйрих у Эрелиевы.
— Да, всё хорошо, — ответила сестра. — У нас тут неспокойно последние несколько дней, но ничего серьёзного. Лучше узнай у отца.
Эйрих пошёл к отцу и церемониально встал перед ним на колено. Зевта благосклонно улыбнулся, после чего поднял сына на ноги.
— Не тебе мне кланяться, — произнёс он. — По твоим заслугам, нам тебе кланяться.
Они крепко обнялись, звякнув металлом.
— Всё во имя остготского народа, — произнёс Эйрих. — Я пришёл не с пустыми руками. Альвомир!
Великан пересёк ограду и поставил перед Зевтой тяжёлый сундук, после чего открыл его.
Сундук содержал в себе римскую чешуйчатую броню, трофей, снятый с префекта кавалерийской алы. Это был тот самый всадник, которого Эйрих сшиб из лука во время первой встречи с преследователями сотни Агмунда.
— Это броня лично убитого мною префекта конницы, — произнёс Эйрих.
Технически, римлянин умер от перелома шеи при падении с лошади, но упал он по причине того, что Эйрих пристрелил его лошадь, так что, можно сказать, что убил лично.
Доспехи, бережно сохранённые в обозе, достались трофейному отряду, а уже у пленных уточнили детали и происхождение брони.
У Эдобиха тоже были отличные доспехи, как и у каждого палатинского ауксилария в его охране, но таких, как у префекта конницы Гнея Антонина Павла, не было ни у кого. Очень весомый патриций откуда-то из южной Галлии был ощутимо богат и, явно, делал в легионе далекоидущую карьеру, которая должна была потерпеть впечатляющий взлёт при узурпаторе. Но… не сложилось.
— Оплачена кровью? — заинтересовался консул Зевта, разглядывая вытащенную Эйрихом броню. — Выглядит дорого и надёжно.
— Работа толетумских мастеров, прибывшая в нашу глушь аж из самой Иберии, — прорекламировал дар Эйрих. — Римляне знают толк в хорошей броне, ведь слишком сильно хотят выжить.
— Ха-хах! — хохотнул отец. — Да, щедрый дар! Поздоровайся со всеми и проходи в дом! Мы ожидали тебя ближе к вечеру, но ты ходишь быстро, как пристало настоящему воину!
Эйрих подошёл к матери и крепко обнял её. После этого он поздоровался с братьями и сестрой, смотрящими на него кто с восхищением, а кто с завистью. Видимир и Валамир точно завидовали, потому что они старше, но не сделали и тысячной доли того, чего уже добился Эйрих. Мунто не выражала особых эмоций, а вот Афанарик был впечатлён, очень впечатлён.
«Будет братцам стимулом стать лучше», — подумал Эйрих, обняв вышедших к нему совсем малых детей, которые его не узнали.
Это дети отца от Фульгинс, получается, единокровные брат и сестра. Карл и Ульфрида. Карл родился где-то три-четыре зимы назад, а Ульфрида пришла на этот свет где-то две-три зимы назад — Эйрих ими никогда особо не интересовался, они просто существовали в доме, плакали, кричали и так далее. И сейчас он не видел веских причин менять своё отношение.
Хотя ему вспомнилось сейчас, что он ходил с Эрелиевой за знахаркой, как раз по причине того, что Фульгинс собиралась разродиться.
Помахав соседям, собравшимся посмотреть на вернувшегося воина, Эйрих почтительно коснулся оберега защитника дома, после чего вошёл в дом, где было в чём-то всё так же, как и всегда, а в чём-то совершенно иначе.
— А где Фульгинс? — спросил удивлённый Эйрих, оглядевший помещение.
— Она… — заговорила мать с неловкостью на лице.
— Померла она, — произнёс зашедший за ней отец. — Третьего ребёнка мне рожала, но не смогла, оба померли.
Воспоминание ненадолго погрузило его лицо во мрак, но затем он вновь посветлел и указал на лавку:
— Садись, воин! Жена, неси чего поесть и выпить!
Эйрих расстегнул крепления кольчужно-пластинчатой брони и с облегчением снял её. В походе приходится носить её постоянно, потому что иногда не бывает времени бежать к пожиткам и облачаться, ведь враги почти никогда не ждут, а жить
