Адъютант палача 2 - Александр Яманов
— Вам не удастся меня запутать. Главным тираном и эксплуататором, а также душителем свободы — является царизм. Мы верим в республику, похожую на САСШ, но с более справедливой формой государственного управления. После смерти кучки паразитов, Россия вздохнёт и встанет на свой истинный путь! Более не будет унижений для главного её жителя — простого русского мужика!
— С вами всё ясно. Не вижу смысла приводить какие-либо доказательства сумасшедшему. Я услышал главное, что убийство Его Величества — это только часть вашего чудовищного плана. Далее, должны быть уничтожены все, кого называют опорой трона. Думаю, наши семьи вы тоже не пощадите. А заодно зальёте Русь потоками крови несогласных людей, невзирая на их количество и возраст. Не могу понять только излишнего милосердия к вашей персоне со стороны следствия.
— Да как вы смеете? Меня подвергли невыносимым пыткам, в нарушение всех законов. О каком милосердии может идти речь?
— Никто не заставлял вас выдавать себя за другого человека. В послании, написанном перед покушением, вы с гордостью заявили, что кладёте свою жизнь на алтарь свободы. Так зачем было скрывать своё настоящее имя и вводить следствие в заблуждение? Что касается милосердия, то вы ничего не знаете о настоящем допросе, я уж молчу о пытках. Поэтому порадуйтесь перед смертью, что не познали настоящей боли. Ваше Сиятельство, у меня всё, — обращаюсь вылупившемуся на меня Шувалову.
Всю обратную дорогу мой начальник молчал. Мне в принципе всё равно, но надеюсь, что он задумается. Я же специально разыграл эту сценку, дабы вышестоящие господа, с презрением взирающие на зарождающееся революционное движение, задумались. В случае победы революционеров, тотальное уничтожение ждёт целые пласты русского общества. И большая часть этих людей ни в чём не виновата. Хочется верить, что до людей, принимающих решение, дойдёт простая истина — с выстрелом Каракозова, Россия вступила в войну. Пусть она пока невидима, но от этого не легче. И если не принять срочных мер, то нынешнюю реальность ждёт такая же ужасная бойня, что произошла в моём времени.
Заодно, я ещё раз убедился, что революционную и социалистическую плесень, которая только начала разъедать русское общество, нужно нещадно давить. И действовать необходимо по всем фронтам, начиная с уничтожения идеологов, и заканчивая настоящими преобразованиями в обществе. Хотя бы надо довести до ума начатые реформы. Ведь, несмотря на вроде как реакционное правительство, в нём собрались достаточно прогрессивные люди. Тот же Муравьёв был инициатором отмены крепости без выкупных платежей. Непримиримость господ, пришедших к власти, касается исключительно попыток ослабить страну.
* * *
— Иосиф, ты не можешь без скандалов, — Муравьёв немного приболел и говорил сиплым голосом, — Вот зачем надо было лезть с очередными непонятными речами? Ведь Его Величеству доложили о странных вопросах, которые ты задавал Каракозову, хотя и представили это неким забавным эпизодом. Только вывернули их так, что ты объяснял террористу его ошибки и показывал более верный путь. Мол, без уничтожения династии и высшего руководства страны, все их потуги напрасны. По нынешним временам это сродни крамоле. Хорошо, я успел переговорить с императором и поклялся, что ты не мог сказать подобного. Боюсь только, что твоя карьера в канцелярии под большой угрозой. А у меня были на тебя далеко идущие планы. Но это моя ошибка, я уже забыл о твоей горячности и манере выражаться. Только здесь не казарма и не круг близких людей, а самый настоящий гадюшник.
Некоторое время мы молчали, глядя в пылающий камин. Завораживающее зрелище этот танец огня. Быстро сопоставляю факты и понимаю, что сдал меня Шувалов. Именно он имеет беспрепятственный доступ к царскому телу. Значит, интриги уже начались и направлены они против Муравьёва. Либо молодого генерала задело назначение всего лишь главой отделения, или это что-то более глобальное.
— Ладно, давай пока по делу, — нарушил молчание Михаил Николаевич и сделал глоток чая, — Меня интересуют твои впечатления о работе канцелярии и первой экспедиции. Да и не только их. Необходимо оценить ситуацию со стороны и понять, где наши слабые места. Покушение на особу императора — повод задуматься и изменить ситуацию.
— Бардак — если охарактеризовать работу канцелярии одним словом. Что касается других ведомств, то ситуация гораздо хуже, и требует уже нецензурного выражения, описывающего состояние дел. Это я про работу полиции и охраны Его Величества.
Муравьёв грустно вздохнул и заёрзал в кресле, устраиваясь поудобнее. Чего-то мне не нравится, как он выглядит. Наверняка опять работает по четырнадцать часов, забывая обо всём, и своём здоровье в первую очередь. Надо обсудить это с Мосоловым. В Вильне нам удалось загнать генерала в рамки распорядка дня, где он нормально отдыхал и даже гулял, несмотря на постоянную боль от старого ранения.
— Давай вкратце, с отчётом я ознакомлюсь позже.
— Работа первой экспедиции не систематизирована. Мы больше реагируем на уже произошедшие события, чем предотвращаем их. Если брать отделение в целом, то не хватает взаимодействия между отделами. Все экспедиции работают сами по себе и не взаимодействуют с коллегами. Вопрос этот глобальный, поэтому начинать резкие перемены не стоит. Надо просто наладить работу отделов и использовать имеющиеся полномочия, коих у нас хватает. Ведь даже в нынешних условиях можно сделать многое для безопасности страны и императора. Другой вопрос, будет ли власть последовательно поддерживать необходимые изменения. И это в меньшей степени касается канцелярии ЕИВ, так как основные недостатки заключаются в работе других ведомств. Но у меня есть небольшой план из нескольких действий, которые могут успокоить ситуацию, пусть и временно.
— Мне страшно подумать, какое новое изобретение породил твой беспокойный разум, — усмехнулся Муравьёв.
— Предлагаю несколько элементарных шагов, которые сразу принесут результат. Для начала надо кардинально менять условия содержания политических заключённых. Это что за цирк, когда откровенные враги России в тюрьме пишут прокламации и даже книги? Более того, цензура умудряется пропустить произведение, которое тут же становится библией нигилистов, социалистов и прочей публики, считающей себя прогрессивной.
— Это вы про роман господина Чернышевского? Но ведь
