Поправка курса - Василий Павлович Щепетнёв
Или уж «Броненосец Потемкин»? Создать провидческий сон, сразу двух зайцев одним выстрелом уложить?
Что показывать — у меня есть, чем показывать — тоже есть. Главное — подпоить. Много-то и не нужно, добавлю в бокал каплю-другую хитрого снадобья, и дело в шляпе.
Но не сейчас. Не сразу. Выжду два, а лучше три дня.
А пока — неспешные разговоры.
И уже вечером, перед сном, я завел разговор о цели поездки.
— Нет, я не везу препарат Аф в Италию. Не за этим прислал король за мной яхту, хоть Альтшуллер и считает иначе. Не за этим. Итальянский король — нумизмат.
— Кто? — удивился Чехов.
— Собиратель древних монет. А у меня есть редкая монета. Очень редкая. Ради того, чтобы заполучить её в свою коллекцию, он готов на многое. Например, выкупить эту яхту у владельца, графа Берголо, и подарить её мне. Только не возьму, к чему мне яхта? Одного экипажа тридцать человек. Нет. Но что-нибудь на эту монету я выменяю, непременно.
— Что за монета, за которую готовы отдать яхту? — Суворин играл роль скептика-резонёра.
— Сребреник, точнее, тетрадрахм. Один из тех, который получил Иуда.
— И как можно удостовериться, что он — подлинный?
— Легко. Желаете посмотреть?
— Желаем, — ответил Чехов.
И мы прошли в мою каюту. Вернее, мои покои.
В кабинете я достал из стола хрустальный ларец.
— Раскрывать нельзя, но и так хорошо видно.
И в самом деле — видно. Афина Паллада аверс и реверс. В обличии людском и совином.
— Монету вижу, но это ничего не доказывает, — продолжал упорствовать Суворин.
— А вы положите руку на ларец, Алексей Сергеевич.
Он, криво усмехаясь, прикоснулся к ларцу.
И улыбка сползла, её заменило изумление, понимание, благоговение.
Истина, данная в непосредственном ощущении.
Следом к ларцу прикоснулся и Чехов.
— Но как? Как можно с этим расстаться? — спустя час, уже в кают-компании воскликнул он.
— Нужно, Антон Павлович. Король — Хранитель Плащаницы. Сребреник — для равновесия.
О том, что этих сребреников еще двадцать девять, я умолчал.
Авторское отступление Европа в средние века была наводнена реликвиями. Так, щепочек креста, на котором распяли Иисуса, хватило бы на Ноев Ковчег. Как отличить подлинную реликвию от подделки?«Реликвия говорит за себя сама, не оставляя ни малейших сомнений» — из трудов Сильвестра Второго, знаменитого учёного и Римского Папы.
Глава 9
9
17 мая (30 мая) 1904 года
Средиземное Море
— Порт-Артур отрезан и блокирован, — сказал я, откладывая «Фигаро». Газеты нам передали со встречного судна, есть такая практика у иностранцев.
— Мдя… — протянул Чехов. Человек сугубо мирный, он особенно интересовался ходом военных действий, и, напрягая память, пытался читать «Corriere della Sera». Получалось не очень, итальянский язык в гимназиях не преподают. — И что же теперь будет?
— Осада будет, Антон Павлович. Серьёзная и суровая осада. Массовый героизм русских воинов. Японских тоже. Наша доблестная армия будет осаду прорывать. В общем, долгая история.
Газета с военными новостями (моя)
Чехов отложил газету и подошел к глобусу, большому, метровому. Нашел корейский полуостров. Япония рядышком.
— Владивосток тоже близко, — радостно сказал он.
— Ну, до Владивостока японцы не доберутся. Вряд ли, — ответил я.
— Нет, наоборот. Нашим войскам близко. До Порт-Артура.
— Сначала нашим войскам нужно добраться до Владивостока, а путь неблизкий. Уж кому, как не вам знать, — Суворин тоже встал у глобуса.
— Теперь есть железная дорога, — возразил Чехов.
— Один вагон — сорок человек или восемь лошадей, — согласился я.
— Вы думаете, до осени не управятся? — не прекращал попыток Чехов.
— В смысле? Возьмут ли японцы Порт-Артур до осени? Уверен, что нет.
— Нет, наоборот. Удастся ли разбить японцев?
— Отсюда, из Средиземного моря не видно, — дипломатично ответил я. — Но я бы хотел обратить ваше внимание на другой аспект проблемы. Двадцатый век. Мы в Средиземном море обсуждаем происходящее на другом конце света. Вчерашняя битва — в сегодняшних газетах. При Петре Алексеевиче новость шла бы месяц, обошлась бы в сотню загнанных лошадей, а тут — купил за пятачок газету, и читай.
— Телеграф, — коротко сказал Суворин.
— И это только начало, — согласился я. — Уже сейчас опыты господина Маркони показывают, что даже океан не является неодолимой преградой для беспроводного телеграфа. Через самое непродолжительное время беспроводной телеграф сумеет передавать не только особые телеграфные знаки, а слова, музыку и даже изображение.
— Через самое непродолжительное — это через какое?
— Не успеет стриженая девка косу заплести. Лет через пятнадцать, через двадцать. И что важнее, затратив умеренную сумму, всякий сможет установить дома приемный аппарат и слушать дальние и ближние города.
— Это всё жюльверщина, уж извините, Петр Александрович. Люди читали, читают и будут читать газеты — заявил Суворин.
— Будут, да. Газеты удобнее. В газете не только сообщат новость, но и истолкуют её. Наконец, газету можно сохранить и перечесть через неделю, через месяц, через год. А жюльверщина — это вовсе не порок. То, о чем сочинял господин Верн, уже сбылось. Уже есть летательные аппараты тяжелее воздуха, уже есть военные подводные суда, уже вокруг света можно объехать не за восемьдесят дней, а много быстрее. И это тоже только начало. И, что немаловажно, Жюля Верна читал, читает и будет читать весь мир. А следом и других. Герберт Уэллс очень интересно пишет. О машине времени особенно рекомендую. Кстати, книжка есть в судовой библиотеки.
— Английскому не обучен, — вздохнул Чехов.
— Есть переводы на русский.
— Знаю одну переводчицу, — Чехов вздохнул повторно, но продолжать не стал.
— О машине времени я читал. Любопытно, но не очень, — заметил Суворин. — Серенький волчок, что кусает за бочок. Только вместо волчка — мастеровые, загнанные под землю. Безлунными ночами выбираются на поверхность и кусают. На революцию намекает господин Уэллс, не иначе.
— Революция ближе, чем принято думать, — ответил я, но тему развивать не стал. Умные люди, своим умом дойдут.
Я за время плавания присмотрелся и к Чехову, и к Суворину. Присмотрелся, подумал, ещё раз подумал — и решил не обижать ни их, ни и себя глупостями. Глупостями — вроде показа кинофильма, а потом говорить, что это им приснилось, да ещё в пьяном виде.
И вечером, когда бонна ушла с девочкой готовиться ко сну, а мы в курительной пили вечерний чай.
