Честность свободна от страха - Саша Фишер
— «Ваша дочь у нас. Если хотите заполучить ее живой и здоровой, потрудитесь собрать пять тысяч марок. Место и время сообщим дополнительно», — прочитал Крамм. — Так ее похитили?
— Не думаю. Это почерк Сигилд. Она старалась его поменять, но у нее никогда это хорошо не получалось. Маленькая мерзавка сама написала это письмо.
Крамм закрыл за посетителями дверь только часа через два. Отогнув край занавески, он проследил, как Клаус втискивается в блестящий черный мобиль, не обращая внимания на супругу, нервно пытавшуюся открыть свою дверь.
— Презабавное зрелище, — Крамм отогнул занавеску побольше, чтобы Шпатцу тоже были видны мучения несчастной фрау. — Перед такой изумительно красивой женщиной этот боров должен ползать на коленях…
— Может быть, он зол на нее за что-то? — фрау Фриг наконец справилась с дверью мобиля и забралась внутрь. Мобиль тронулся с места еще до того, как она успела удобно устроиться и захлопнуть дверь. — Она не сказала почти ни слова за всю встречу.
— Ты все слышал Шпатц?
— Почти, кажется был момент, когда пакт Пфордтен говорил шепотом.
— Давай подытожим, что за дело мы имеем. Дочь этих двоих сбежала. На нее саму родителям наплевать, но она — гарант какого-то договора. Не будет брака — не будет сделки. Отец считает, что искать надо в публичных домах и кабаре, потому что маленькая дрянь не просто хотела убежать, она хотела его опозорить. Самомнение у этого Пфаль… Пафель… — Крамм заглянул в свой блокнот. — Пфордена такое же раздутое, как и его брюхо. А ты что думаешь?
— Я бы хотел поговорить с ее матерью. Она только плакала, но ничего не сказала.
— Эх, я бы с ней тоже поговорил, — Крамм мечтательно причмокнул и улыбнулся. Штамму она не показалась какой-то особенно красивой. — Но говорить придется не только с ней. И начнем мы с того, что составим подробнейший список.
Шпатц извлек из своего стола пустую папку и несколько листов бумаги. Крамм ему уже объяснял в теории, как именно он ведет расследование. Получалось что-то вроде «сначала я записываю все известные факты, потом переставляю их местами, потом добавляю свои домыслы, потом спрашиваю себя, чего здесь не хватает. Выбираю те пункты, добыть которые легче всего и заполняю пробелы. Если чего-то все еще не хватает, то перехожу к пунктам сложным. Потом переписываю список фактов и жду озарения». Даже незнакомому с криминалистикой Шпатцу, такие инструкции казались дилетантскими. На что Крамм легкомысленно возразил, что «полицаи — это ремесленники, а он, Крамм, настоящий художник». Впрочем, если Шпатцу угодно, то через некоторое время он может купить курс ортодоксальной криминалистики. Но это когда-нибудь потом. А сейчас Шпатц взял наизготовку ручку и приготовился записывать.
— Сигилд пакт Пфордтен, девятнадцати лет, на портрете выглядит младше. До шестнадцати лет училась в частной гимназии для девочек Блуменгартн, — Крамм уселся прямо на стол Шпатца. — Пыталась работать на отца, но показала себя необязательной и невнимательной. Проработала год, после чего отец выгнал ее из машинисток и отправил заниматься тем, что у нее получается лучше всего — ничем.
Крамм извлек из блокнота фотопортрет и показал Шпатцу. Девочка была некрасивая. Она была похожа на неудачную версию матери. Но тяжелая нижняя челюсть, слишком длинный капризный рот и взгляд исподлобья делали ее лицо отталкивающим.
— Неприятное лицо, — Шпатц положил фотопортрет в папку. — Ее отец упоминал о каком-то театре…
— И очень зло упоминал! — Крамм перелистнул страницу своего блокнота. — Последние полгода она перестала сидеть дома. И перестала клянчить деньги у папочки. Театр Хаффенхоффа и Смирненхоффа. Никогда о таком не слышал. Даже не представляю, где он. Характеристика от толстяка — «вульгарное и безвкусное место».
— И это все?
— Не так уж мало для начала! — Крамм спрыгнул со стола, быстро ушел в свою комнату и загремел чайником. — Из-за этого Пфордтена я не допил свой чай! На вопрос о ее друзьях и подругах он заявил, что у мерзавки их не было. А свои отношения с девочкой обсуждать отказался, показательно фыркнув, — Крамм выглянул из двери. — Как видишь, пробелов предостаточно. Впрочем, мы забыли еще кое-что. Ее жениха и его семью.
Крамм сжал пальцами подбородок и нахмурил брови.
— Гейнц штамм Крессенштейн — самый бедный из всех вервантов. Его отец когда-то повздорил с юным тогда еще кайзером, за что был повешен. И Гейнц принес присягу прямо рядом с виселицей. Кто-то говорил, что он краснел и заикался, а кто-то рассказывает про бравый вид и собачью преданность. Но так или иначе, род потерял массу привилегий и земель. Осталось только поместье в пригороде Билегебена. И вроде какая-то шахта на севере. Но это не значит, что он и правда беден. Он командовал люфтшиффом во время войны. Жена не так давно умерла. Его сыну Гоззо восемнадцать, и кроме того, что он толстый, я о нем ничего не знаю.
— Сигилд не захотела за него замуж, потому что он похож на отца? — Шпатц поднял голову от записей. Крамм засмеялся, запрокинув голову.
— Герр Шпатц, я нисколько не удивлюсь, что так оно и есть. Дело за малым. Нам надо найти, где прячется наша принцесса-лягушка Пфордтен, сбежавшая от участи выйти замуж за порося Крессенштейна.
Шпатц еще раз посмотрел на портрет Сигилд. Да, сходство с лягушкой определенно имелось.
— Мне кажется, для продолжения нам следует осмотреть комнаты Сигилд, наведаться в ее гимназию и найти этот театр…
— Не спеши, герр Шпатц… — Крамм выключил примус под закипевшим чайником и загремел кружками. — Прежде чем мы выйдем отсюда и сядем в мобиль, нам нужно решить, какие вопросы нас интересуют. И допить чай. Итак, давай представим, что ее комната — это допрашиваемый человек. Какие вопросы мы должны ему задать?
Шпатц выжидающе занес ручку над листом бумаги.
— Герр Шпатц?
— Вы хотите, чтобы я задал вопрос, герр Крамм?
— Разумеется, хочу! Раз уж я обязан был нанять сотрудника, то хочу воспользоваться его свежим взглядом. То есть, твоим. Итак?
Шпатц задумался. Что можно сказать о человеке, разглядывая место, в котором он живет? Его любимый цвет? И что это даст? Есть ли у него кошка? Допустим, есть, и что? Сколько пар туфель он носит? Но как это поможет в поиске? Наконец бег мысли остановился, и Шпатц произнес:
— Какие вещи она взяла с собой?
— Умно, герр Шпатц. Записывай же!
Дождь не прекращался.
