Революция (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович

– В ближайшие дни начнется конференция РСДРП, – просветил ее любимый. – Это шанс для нас с тобой. Где еще найти идейных революционеров, куда более деятельных и решительных, чем Роза Люксембург или Клара Цеткин. О черт! Твою мать… Прости.

Она подобрала брошенный им на кресло выпуск «Бернер Пост». В международных новостях сообщалось о пышных похоронах в Москве князя Юсупова. Фото запечатлело российского государя, склонившегося над гробом. Текст гласил, что его светлость, не оставивший прямых наследников, все свое состояние завещал казне.

Федор принялся раздеваться, нимало не смущаясь Юлии. Можно было радоваться некому новому пункту во взаимных отношениях, но она, конечно, предпочла бы снять дорожный костюм за ширмой. Но его глаза… Он смотрел перед собой невидящим взглядом. Машинально нацепив на себя пижаму, вымолвил:

– Все! Теперь мне окончательно запрещено воскреснуть.

– Почему же, милый? – удивилась Юлия.

– Потому что возникнет дело о наследстве. Я смогу оспорить завещание приемного отца, так как он не знал, что я жив. А еще изрядный капитал принадлежит мне лично – в недвижимости, банках и в бумагах коммерческого общества. А теперь представь: найдется ли судья в России, который вынесет решение против славного героя, личность легендарную и, как ты сказала, подлежащую причислению к лику святых. Будь я жив, то не удостоился бы и доли этих почестей. Стоит приехать, и начнется… Меня обвинят в самозванстве, наверняка создадут кучу других проблем. Слишком многим помешаю.

Услыхав такое, Юлия предпочла присесть. Ну, не то, чтоб ноги задрожали, так ей лучше думалось. Тем более кресла в отеле Швейцерхоф удобные – массивные, с высокими спинками и подлокотниками.

– Наши планы поменялись?

– Да, в какой-то части, – подтвердил ей Федор. Он, похоже, уже все решил. – Твой отъезд во Францию придется задержать – нужно кое-что обдумать. Да, порядок действий усложнится, только мы добьемся своего.

Твоему мужчине трудно? Самое время поддержать!

Порывисто вскочив из кресла, Юля метнулась к Федору и обняла его за шею.

– Я не сомневаюсь: ты, конечно, справишься. Мы с тобой…

А уж как радовалось она возникшей паузе в делах!

Как представлялось из романов, рассказов замужних дам из гимназии, воспоминаний покойной матушки об ухаживаниях отца, соединение двух любящих происходило не спеша. Сначала издали оказывались знаки внимания. Потом мужчина допускался к совместному чаепитию под надзором родни. Через месяц – робкое прикосновение через перчатку. От него долгий путь до страстных объяснений, объятий, поцелуев… Но никаких альковных дел до свадьбы! Сначала обручение, венчание, и лишь тогда – соединение не только душ, но и тел.

Юлия Сергеевна по собственной воле перепрыгнула к главному, пропустив все промежуточное – важное, деликатное, весьма приятное, на что, к сожалению, сейчас не было времени. Поставила на карту главный девичий капитал. Причем в ситуации, когда Федор не смог бы отказать…

Хотя отказал же ее сопернице? Пожалуй – да, ему нет смысла лгать. И вообще он ведет себя честно до неловкости.

Принял. Приласкал. Но не сказал «люблю». Конечно, чувствовалось – теперь они близки. Такого не забудешь, не отнимешь и не перечеркнешь.

Тем не менее, первая близость принесла скорее разочарование, чем триумф. Она не испытала наслаждения – почти. Федор прилежно и ответственно сделал свое дело. Обещал, что сладкое ей будет, но не с первого раза.

Наверное, прав. Но хоть бы раз сказал: «любовь моя», «душа моя» и «мое сердце». Отношения у них скорее дружеские, чем страстные.

Не имея опыта в делах постельных, Юлия не догадалась: ее смелым предложением в вагоне Федор был ошеломлен. Он хотел возобновления отношений, но не столь стремительно и радикально.

Ужасным было то, что не предпринял ничего в первую ночь в отеле. Был сильно удручен смертью Юсупова? Вряд ли. Он – натура сильная. Стойко воспринял удар и наметил, как действовать. Но на ночь только лишь обнял и поцеловал. Сказал: не сегодня, тебе еще будет больно.

Ну почему же так?!

Ей полагается благодарить судьбу? В поезде Федор не хотел причинить ей лишнюю боль. И сейчас заботится…

К черту! К черту эту всю заботу! Ей хочется страсти! Чтоб ее мужчина сгорал от вожделения! Чтоб срывал с нее одежду и белье! Чтоб врывался как варвар в захваченный город и умирал в ожидании следующего раза…

У Юлии хватило выдержки не выказать недовольства. По дороге в Париж она немного успокоилась. Тем более наступили дни, перед которыми чувствовала раздражительность. Быть может, накинься на нее Федор с необузданной похотью, она бы перебудила криком весь вагон и позже пеняла бы ему за это? Скорее всего – да. Так что все что ни делается – оно и к лучшему. За неуклюжесть во время первой близости прощен. А вот за то, что не сказал «люблю» потом… Такое разве извинительно?

На ступенях парижского почтамта Юлия сказала себе: хватит! Не нужно вспоминать о неудаче в Берне. И без того мысли бегают по кругу как цирковые лошади по манежу. Мужчина ее жизни с нею близок. А что ведет себя не так, как ей хотелось, так это дело поправимое. Не стоит ей накручивать себя без толку. Вокруг нее – Париж, город удовольствий. У нее есть свободные дни и деньги – тоже. Не то чтоб слишком много, но достаточно, чтобы не чувствовать себя стесненной. Жизнь на ближайшее время расписана и ясна, перспективы вроде бы тоже радостные… К чему грустить?

И она отправилась по магазинам женской одежды, обуви, косметики, не подозревая, что повторила маршрут Варвары Оболенской. Только, в отличие от княжеской дочки, тоже стесненной губернскими провинциальными предрассудками, вела себя более решительно, с порога объясняя продавцам: помогите выбрать нечто такое, чтоб мой избранник набросился на меня с львиным рыком!

Наверно, парижанки знали это и без всяких приключений с воскресшим бывшим (хочется надеяться, что и с будущим тоже) женихом. Юбки, о боже, стали коротки, открывая стройные лодыжки и икры. А когда парижанки садились за столик или на скамейку у набережной Сены, лихо перебрасывая ногу за ногу, то были видны коленки! Это ведь с ума сойти. И так вели себя вполне порядочные девушки, не особы легкого поведения! Те встречались тоже, но они выглядели совершенно вызывающе, чтоб клиент не сомневался, кто они и чего хотят.

Оказавшись как-то в ресторане рядом с парочкой молодых мадемуазелей – дело было вечернее, и официант усадил их вместе, потому что не хватало мест – она завела с ними разговор и между делом сообщила, что восхищена раскрепощенностью парижской моды.

– О-ла-ла, в России не так? – ответила одна из собеседниц. – Хотя понимаю вас, мадмуазель. Россия не воюет с кайзером. Наши же мужчины сражаются за Францию всего лишь в двухстах километрах от Парижа. И если приезжают на побывку, то должны видеть все красивое!

Ее, полноватую брюнетку, представившуюся как Мари, сопровождала хрупкая блондинка Зизи. Имена, подобранные с умыслом, наверняка были ненастоящими. Внешне девицы явно играли на контрасте. Они же пригласили русскую в варьете, и та с радостью согласилась. В российской глубинке, конечно же, ничего подобного не увидишь…

В зале присутствовали парочки, стайки молодых девушек и одинокие мужчины. Те, распаленные фривольными и зажигательными танцами на сцене, буквально набросились на барышень с предложением продолжить вечер в кафе-шантане. Как раз подобралась троица кавалеров, Мари и Зизи уговаривали присоединиться.

Юлия отказалась. Не то, чтобы опасалась, что тем самым изменит Федору. Вряд ли времяпровождение вылились бы во что-то неприличное. Но она чувствовала себя уставшей. В голове крутились мысли: вот бы он был рядом! С распаленным воображением от увиденных высоко-высоко поднятых голых женских ног… Он отбросил бы всякую сдержанность.

Юлия вернулась в отель, чтобы принять в ванну, выспаться, а на следующий день отправиться за покупками. В первый больше присматривалась и приценивалась. Ей хотелось обновить весь гардероб и одеться по последней моде. Здесь не только женщины, но и мужчины предпочитали легкие, не стесняющие фигуру наряды. По бульварам вышагивали молодые люди с приличными барышнями под руку, обряженные в цветные трикотажные свитера, без шляп и трости. Те явно стали ненужным атрибутом. Конечно, мужчины пожилые по-прежнему носили костюмы-тройки, трость либо зонтик. Но и они вели себя раскованнее любого из губернских знакомых Юлии. Улыбались, радовались жизни, ведь вокруг – весна! В Париже – городе красоты и любви.