Защитник. Второй пояс - Михаил Павлович Игнатов
Помнится, раньше я использовал совсем другое. Рисую.
Всегда я рисовал невидимым духом эти печати, оставляя после мазком им алые линии.
А если...
Опустив руки, я в очередной раз впился взглядом в Орию.
Представил, как мазок оставляет после себя синюю линию.
Она упрямо, словно насмехаясь надо мной, тут же исчезла, оставляя лишь тяжесть на плечах.
Ладно.
Я скрипнул зубами.
Представил, что Орию от меня отделяет синяя пелена. И сквозь эту пелену я и отправил к ней дух, одним усилием рисуя печать.
Ничего.
Ладно-ладно.
Сжал синюю пелену в один комок, представил, что передо мной бездонная чернильница, наполненная моей стихией, и мазок духа, проходя сквозь неё, пропитывается, окрашивается стихией.
Одним росчерком очертил печать и едва сдержал радостный крик, когда над Орией повис синий круг Указа. Моего Указа.
Но вот улыбку сдержать не смог.
— Старший?
Я лишь отмахнулся от Ории, сдвинул в сторону пелену и заключил синий круг в алый. Мысленно отпрянул в сторону, словно убирая руки от того, что создал. Но печать Указа продолжала висеть. Двухцветная печать. Одна из тех, что я с такой лёгкостью раньше лишь разрушал, не в силах создать сам. Печать Указа над Мастером, что лишь немногим слабее меня. Какой там звезды Ория? Второй или третьей? Неважно.
Как там было в записях старого мастера Указов Ордена?
Два круга печати разделяют большие и малые условия, позволяя экономить вложенный дух.
То, что я знал ещё со Школы Гряды, но никогда не использовал сам, предпочитая решать проблемы силой. В точности так, как это привык делать и с лечебными техниками. Лишь раз я использовал свою силу правильно. Перед переходом во Второй. Когда создал печать, позволяющую мне врать. И печать, которая позволяла мне определять, говорит ли мой собеседник правду.
За прошедшие дни, ещё в тренировках с Милаем, я исправился, десятки раз испытав все те простые рецепты Указов, что нашлись в записях.
Но теперь... Теперь я сделал ещё два огромных шага. Мало того что теперь мои Указы сразу показывают — наложил их один из мастеров Указов крупной и сильной фракции, так теперь с ними и справиться стало в разы сложней. Теперь я...
— Старший, мне не очень нравится ваша улыбка.
Я чуть пришёл в себя, на миг опустил глаза на Орию и успокаивающе махнул ей рукой:
— Погоди-погоди.
Но оскал всё же согнал с лица.
Во внутренний круг большим условием — Верность, Орден.
Во внешний, алый круг малым условием — Служение, Мужество, Отвага, Правда...
Символы языка Древних наливались цветом, едва я этого желал. Красуясь перед самим собой, каждый второй символ я рисовал через пелену стихии, создавая двухцветную вязь условий. Пусть это и было лишним.
Замкнув цепочку символов, я отпрянул духом от Указа. Оглядел его. Он висел, мягко, едва заметно мерцая. И даже не думая исчезать или расплываться.
Я глядел на него пять вдохов, а затем стёр. Одним движением.
Ни к чему он Ории. У неё уже есть свой двухцветный Указ Верности Ордену.
К тому же я даже не уверен, как на неё повлияет такое число малых условий, которые я добавил. Ведь я вписывал вообще всё, что только приходило мне в голову. С таким набором она бы превратилась в не знающего сомнений, не могущего сказать и слова против фанатика Ордена.
Или сошла бы с ума от боли, пытаясь противостоять моей воле.
На моих губах вновь появилась улыбка. Зеркала у меня в комнате нет, но, надеюсь, она сейчас вполне обычная, не такая, как предыдущая, напугавшая Орию. Не поднимаясь, я сложил руки в приветствии идущих:
— Спасибо за помощь, Ория. Твой приход принёс мне удачу. Я наконец справился с преградой в таланте, которую не мог преодолеть, — опустив руки, я одной рукой коснулся кисета, другой указал на стол. — Не желаешь приготовленного уже мной чая? Думаю, мою победу нужно отметить чашкой ароматного отвара. Говорят, мне неплохо удаются смеси.
Ория несколько мгновений молчала, а затем тоже изогнула губы в красивой улыбке:
— С удовольствием, старший.
Через миг улыбка исчезла с её лица, она впилась взглядом куда-то позади меня, черты лица её заострились.
Спустя вдох я уже стоял рядом с ней, Поступью уйдя из-за стола и развернувшись. Стоял, касаясь кисета и готовый сражаться.
Но этого не было нужно.
Верный и Пронзатель оказались охвачены разноцветным сиянием. Алым, синим, зелёным. Цвета словно боролись с друг другом, перетекали из одного в другой, вспыхивали и угасали, бросая отсветы на полотно с Файварой и Толой.
А затем сияние погасло.
Пронзатель хрустнул. Древко его почернело и рассыпалось мелким крошевом, истлевая и осыпаясь на кровать чёрным песком. Повисло, зацепившись боковым шипом за крюк подставки само лезвие Пронзателя. Потерявшее блеск и покрывшееся чёрными символами языка Древних.
Верный остался цел, но тоже потускнел и покрылся чёрной вязью символов. Спустя миг раздался звон и по его лезвию пробежала трещина.
Ория перевела на меня взгляд:
—
