Господин изобретатель. Часть II (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич
– Господин надворный советник, мне нечего с вами обсуждать, я написал положительный отзыв по испытанием снарядов и бомб с ТНТ и был за это сполна вознагражден вашей кляузой.
– Какой кляузой, Семен Васильевич? – удивлению моему не было предела и это не скрылось от капитана, – я никому ничего не писал и не говорил!
– Обычной лживой кляузой, господин надворный советник, – ответил капитан, – после чего у меня изъяли остаток ТНТ и боеприпасов. Больше я вам не советчик и работать с вами не буду.
– Скажите, а кто приказал изъять и доставить ручные бомбы на Ораниенбаумский полигон? – прокричал я вслед удаляющемуся капитану, но ответа, естественно, не получил.
После этого я отправился к начальнику Академии, и, прождав в приемной более двух часов, все же вошел в кабинет Демьяненко.
– Ваше высокопревосходительство! Вчера я был на Ораниенбаумском полигоне и увидел как неподготовленные офицеры, без инструктажа чуть не себе под ноги бросают ручные бомбы. Лишь по счастливой случайности никого не покалечило и не убило.
– Господин надворный советник, – Демьяненко был раздражен, а тон его сух, как пустыня, – я не обязан вам отчитываться за действия лиц, мне не подчиненных. Я получил приказ свыше, которому, как говорят, вы в немалой степени способствовали. А теперь простите, у меня много неотложных дел, поэтому больше вас не задерживаю.
Я вышел из кабинета генерала еще больше озадаченным. Какой приказ свыше, к которому я имею отношение? А, была не была, поеду к Софиано, если уж Демьянеко ничего не объяснил, то не может же не знать генерал-фельдцейхмейстер, что творится у него в ведомстве!
К моему изумлению, генерал Софиано принял меня очень любезно, предложил чаю с лимоном.
– Простите меня, старого дурака, что накричал на вас на полигоне, нервы, понимаете. Не сразу сообразил, что вы мне жизнь спасли. Я так государю о случае на испытаниях и отписал еще месяц назад и Анну 3 степени для вас испросил, получили ли? – спросил Софиано. – А от меня лично вам тоже подарок, надеюсь вам понравится. – и он открыл шкаф и достал ящичек красного дерева. – Можете сразу посмотреть, вижу, вам не терпится. Я открыл и увидел… первый в мире автоматический пистолет Штайр-Шенбергер, который должен был появиться в следующем году. В мое время такая машинка в такой сохранности стоила сумасшедшие деньги, не менее полумиллиона долларов, а то и больше, поскольку их сохранилось около двух десятков, а это – вообще прототип. Разглядел на вороненой стали пистолета гравировку: «А.П.Степанову с глубокой признательностью. Генерал от артиллерии Л.П.Софиано».
– Австрийская игрушка, – сказал генерал, – продавать их будут только в следующем году, но вам одну презентую. Австрийцы, хоть мы с ними не очень дружим, передали нам несколько штук, надеясь на заказ. Знаю, что вы любите технические новинки, может быть, вам какая мысль в голову придет, как улучшить это оружие для нашей армии.
Я от души поблагодарил старого генерала и рассказал ему про случай на полигоне. Но Софиано ничего про это не знал и никаких приказов об изъятии не отдавал.
Дальше я решил поехать к газетчикам и попросить дать в газете предупреждении о поступлении писем известным людям от моего имени, содержащим клеветническую информацию с целью моей дискредитации в глазах общества. Меня принял Гайдебуров, дал почитать верстку статьи, которая выйдет в эту пятницу, я исправил некоторые неточности, а потом рассказал о ничем не обоснованных обвинениях в мой адрес. Редактор высказал мнение о том, что кому-то выгодно очернить меня и выставить в дурном свете. Обещал помочь, а также рассказал о том, что в Петербурге, как выяснилось, предлагают купить мой СЦ по цене 5 рублей за унцию и занимается этим делом не кто иной, как известный мне химик медицинской академии приват-доцент Северцев. Они не стали публиковать эту информацию, все же у них не бульварный листок, но может быть большой скандал.
Пришлось мне вернуться на Выборгскую сторону и пройти в ВМА, к начальнику Академии действительному статскому советнику Пашутину. Пустили меня без проблем, что уже порадовало, а то что-то последнее время мне везде вход закрыт. Виктор Васильевич принял меня хорошо, сказал, что статья уже в журнале и в ближайшем выпуске ее напечатают. Результаты очень впечатляющие, к ним направляют больных из других лечебных учреждений, осложнений пока нет.
– Ваше превосходительство, а откуда вы получаете препарат СЦ, – спросил я, – ведь для такого потока больных его не фунты, а пуды потребуются.
– Пока наши химики справляются, – простодушно ответил Пашутин.
– Виктор Васильевич, но ведь мы договаривались только на синтез препарата для испытаний, – напомнил я, – для широкого использования СЦ вашей лаборатории не хватит, если вы здесь филиал завода не откроете, но тогда вы нарушите авторские права, так как я передал права на производство своему деду и его завод уже произвел десятки пудов СЦ. Вы можете заказывать необходимое количество через представительство моего деда в Петербурге, оно располагается в Гостином двор. Если вам потребуется пуд и более препарата, то вам его доставят прямо в Академию – прикажите аптеке и она закупит установленным порядком.
Тем более, в Петербурге уже продают препарат СЦ, синтезированный приват-доцентом Северцевым, и продают по астрономической цене – 5 рублей за унцию! Ни я, ни Иван Петрович Степанов такого не разрешали и не одобряли – это прямой грабеж пациентов, цена должна быть в пять раз меньше. Кроме того, на отдельных (то есть индивидуальных – так правильнее, но название это пока не прижилось в аптечном деле) упаковках препарата должно быть указание – «только по рецепту врача, для наружного применения, если врач письменно не указал иного». Иначе, в ближайшее время могут быть и смертельные случаи от передозировки препарата при приеме внутрь. Как и каким образом отпускает пациентам за приличные деньги химик Северцев небезразличный для организма сильнодействующий препарат, мне не известно. О таких фактах мне сегодня сообщил главный редактор газеты «Неделя» господин Гайдебуров. Они не будут публиковать этого, но может найтись бульварный листок, который раздует скандал.
Пашутин поблагодарил меня за то, что я не стал публиковать информацию об этом факте в газете и обещал разобраться.
– Уважаемый Виктор Васильевич! – продолжил я продвигать свои препараты, – Химики фармацевтического завода моего деда синтезировали два новых препарата: ацетилсалициловую кислоту – препарат АСЦК, который должен обладать противовоспалительным, жаропонижающим и обезболивающим эффектом и второй – парааминосалициловую кислоту – ПАСК, который должен убивать микобактерию туберкулеза[58], то есть станет первым в мире реально действующим противотуберкулезным препаратом. Синтез этих препаратов сложный, он идет при высокой температуре и давлении, поэтому в вашей лаборатории на кафедре химии невозможен – вы же не хотите притащить в стены Академии готовый взорваться паровозный котел?
Препарата пока будет немного (из-за сложности синтеза), но потом мы увеличим выпуск путем увеличения количества реакторов или их емкости. Сложность в том, что сначала хотелось бы проверить действие противотуберкулезного препарата в пробирке на чистой культуре бактерий туберкулеза, что может сделать только доктор Кох, но я помню, какую отрицательную реакцию вызвало одно лишь упоминание его имени. Мне бы хотелось услышать мнение ваших фтизиатров, как они представляют апробацию препарата.
Выслушав меня, Пашутин ответил:
– Уважаемый Александр Павлович, весьма польщен, что для апробации препаратов вы опять выбрали Академию. Я уточню мнение наших специалистов и дам вам знать.
После этого я поехал в Главный Штаб и сообщил Агееву об «испытаниях» бомб на полигоне, неизвестно по чьему приказу, без инструктажа и обучения метанию ручных бомб, что могло привести к жертвам среди офицеров. Полковник обещал доложить об этом случае генералу Обручеву. Потом я поделился в Агеевым информацией о странных кляузах, якобы от моего имени, о том, что меня выставили от Менделеева и что-то нашептали Панпушко, так что он меня теперь на дух не переносит.
