Анатолий Лернер - Город двух лун
— Выпей дед, и ложись. Я тебе уже на диване у входа постелил. А в семь часов я тебя разбужу. И поедем. Нож-то из голенища вынь, неровён час, поранишься. А в твоём возрасте это уже недопустимо.
— Чокнемся! — Сказал Греков. — За здоровье внучки твоей! Чтоб не дал Господь ей теперь помереть, лапушке… — Капитан вздохнул.
— Бывало, трясусь на мотоцикле, а она остановится, улыбнётся и взглядом проводит. Добрым-добрым…
Дед заснул на стуле, и скрюченное тело атлета, снова распрямилось во сне. Греков принёс плед и укрыл старика. Взглянув на него, на нож всё так же торчащий за голенищем валенка, он одобрительно кивнул и произнёс:
— Правильный старик. Прямой. Без выкрутасов. Сказочный персонаж. На такого фоторобот составлять — одно удовольствие. А уж протокол, так совсем обхохочешься…
* * *Деревенский участок, где в отдельной камере был заперт Аркадий, находился рядом с Сельсоветом.
Капитан Греков открыл камеру и вошёл к задержанному:
— Гражданин Гольберт, к вам посетители. Беседа в моём присутствии. Пять минут? — Он вопросительно смотрит на вошедшего старика.
Дед и Аркадий глядят пристально в глаза друг друга. Участковый наблюдает, как рука старика медленно потянулась к голенищу. Капитан напрягся. Он смотрит в лицо старого Аникея и видит, как того оставляет решительность. Капитан перебрасывает взгляд на задержанного. Лицо его, как ни странно, выражало удивление и… радость!
— Вы её дёдушка! — Догадался и вскочил со шконки Аркадий. — Она мне говорила о вас!.. Очень приятно, что вы пришли… хотя, что я говорю! Боже мой…
Аркадий замолчал и тогда старик спросил Грекова:
— Может, Лёша, я грех на душу взял? — простонал он. Не могу учинить самосуд! Гложет меня, Лёша что-то изнутри: не поверил я сердцу внучки, а поверил словам механика.
Но Греков не отвечает ему. Он пристально смотрит на Аркадия, который оценил слова старика, и увидел, как пола рясы зацепилась за нож, торчащий из-за голенища валенка.
Старик пристально глянул на Аркадия, медленно достал клинок, и, протянул его капитану, сказав:
— Извините, гражданин начальник, я забыл вам отдать вот это, и в руки капитана передаёт кинжал, красоты невиданной. Он восхищённо рассматривает его, а тем временем стрик спрашивает у Аркадия:
— Это ты звал мою внучку в Иерусалим?
— Я, — отвечает Аркадий, и как школьник, вскакивает перед учителем. — Маша мне сказала, что вы всё знаете, и хотите меня видеть.
— Что ещё говорила она? — спросил старик, опускаясь на нары.
— Что вы назвали меня посланником Иерусалима.
— И что ты ответил?
— Я обещал, что отвезу её в Иерусалим, где она будет ближе к вратам своего Небесного Иерусалима. И что куплю для вашей колокольни колокола.
— Выходит, я ошибся, — горько произнёс в сердцах старик. Он встал, подошел к Аркадию и обнял его.
— Грех-то, какой! — шепнул он на ухо, и, обращаясь к капитану Грекову, спросил:
— Ты можешь его освободить?
— Ты сума сошёл, Евстафьевич! — Простонал капитан, возвращая деду клинок. — Да ты же знаешь, что через полчаса здесь будут городские. Я, конечно, свою картину им опишу в рапорте, только мне самому она не совсем ясна, эта картина. Свидетели появятся после девяти. А его рассказ о своей невиновности не достаточный повод, чтобы освободить его из-под стражи. И, тут ещё обвинение Велимира…
— А разве Велимир не подпадает в число подозреваемых? — Спросил дед.
— Велимир? — Удивился участковый. — Возможно. Но Гольберт задержан людьми на месте преступления. Это факт! Иначе с чего бы его так толпа метелила?
— По навету.
— Ты! — Участковый в недоумении развёл руками, и пробежался по камере. — Ты, дед, соображаешь, что говоришь? Что Велимир, а не этот изнасиловал девку!
— Этот не насиловал.
— Лаборатория даст своё заключение. Как раз больница по дороге, а там уж — и городская прокуратура.
— Какая прокуратура! Какие анализы! Ты сошёл с ума! Лёша.
— Дед, не бузи, ладно? Есть закон. Понимаешь? Закон! А он его нарушил. Трахнул девку имени не спросив. Побаловался и с лестницы колокольни скинул.
Капитан подошёл вплотную к Аркадию:
— Ты ведь даже имени её не знал, ведь так? Аркадий молчал. А капитан сжал кулаки:
— Били тебя, говоришь? Ни за что, говоришь, били? По-моему, мало били. — И повернувшись к старику, сказал:
— У него сейчас один выход: спасать свой блудливый хрен от мести народа. И лучше, где-нибудь за решёткой…
— Выйди, — попросил старик капитана. — Дай мне минуту с ним…
И когда Греков вышел, старик произнёс.
— Ради внучки своей я здесь. Не знаю, простите ли вы меня с ней, когда… Но это ты должен знать. Сегодня ночью я благословил Велимира на брак с Марией. Я назначил его хранителем несметного богатства: сокровищницы, составляющей собрание Храма…
Пауза длилась вечно. Они смотрели в глаза друг другу, и каждый переживал это по-своему.
— Я показал Велимиру… подробный перечень сокровищницы, и место, где хранится список. — Нарушил паузу дед Аникей. — Но я не передал списка схронов. Я хочу, чтобы ты изменил ситуацию.
— Как я могу изменить ситуацию? — не понял огорошенный Аркадий.
— Поскорей освобождайся, чтобы прийти за этим кинжалом. Он будет ждать тебя здесь.
* * *Ночью, тридцатого апреля Антон Левин, студент выпускного курса Медицинской Академии складывал дорожную сумку, то и дело, припадая к новенькому ноутбуку.
В поисковую систему Гугля он вписал слово: «Кумран», и тут же получил целую страницу ссылок на турагентства.
Поверх спортивного костюма Антон кладёт пару белых футболок, а на них — цифровую камеру и какой-то небольшой аппарат.
— Кумран, — произнес Антон вслух, точно смакуя и перекатывая слово во рту. Он снова вернулся к поисковику, и сделал пометку «Искать в найденном».
«КУМРА́Н, — читал он, — (по-арабски — две Луны), район вдоль одноименного ущелья на северо-западном побережье Мертвого моря. К северу от ущелья, на возвышенности в 1,5 км к западу от Мертвого моря расположены развалины Хирбат-Кумран. Здесь, в 11 пещерах обрывистого русла, начиная с 1947 года были обнаружены рукописи II в. до н. э. — I в. н. э.»
Читать было скучно.
— Антоша, — сказала вошедшая в комнату молодая жена доктора, Женька, — я хочу спать. Ты ещё посидишь?
— Да, если ты не против.
— Ну что, снова ничего? — Спросила Женька, и Антон качнул головой.
— Как звали твоего учителя литературы?
— Менич Игорь Брониславович, — удивленно ответил Антон. — А что?
— Может, твой Игорь Брониславович покуривал травку?
— Что? Ты сумасшедшая!
— А ты нет? Ты восхищался этим человеком. Увлекся его идеями и даже посещал зал медитации. Вы называли его «учитель»! И его эго разрасталось. А он вам просто вешал лапшу на уши, и купался в своей славе и власти над вами. А сейчас ты устраиваешь каникулы в конце семестра, и тащишь меня в Израиль, чтобы я лазала козьими тропами по горам. Ты видел эти места? Я глянула в Интернете и офонарела! Туда нужно альпинистское снаряжение.
— Ты не хочешь ехать? — Жестко произнёс Антон, и так глянул на Женьку, что та немного пообмякла.
— Я не об этом. — Миролюбиво продолжила она. — Просто столько усилий, и вдруг всё зря? Вдруг твой учитель всё наврал. Не обижайся. Я с тобой. Но хочется тебя предостеречь от разочарований.
— Послушай, Женька. — Антон отвернулся от компьютера, поймал невесту, и посадил себе на колени. Однажды после занятий динамической медитацией, в спортзале школы, куда приходили не только школьники, но и родители, Игорь Брониславович отвечал на чей-то вопрос. Вопрос был с подтекстом. Дело в том, что в раздевалке произошел спор между пацанами. Они хотели показать, что знают об учителе нечто такое, что ставит их над ним.
— Он еврей, — говорил рыжий.
— И что? — спросил Антон.
— А то, что еврей не может верить в Христа.
— Это почему?
— Потому что у них мстительный бог Иегова.
— Яхве у них бог. — Подсказал кто-то.
— Я и говорю — Иегова. Да они потому и выжили, что все время тайно поклонялись своему Иегове! — назидательно произнёс рыжий.
— Если бы он был настоящим евреем, он не стал бы нам пудрить мозги индусскими техниками. — Подал голос ещё один подросток, похожий на студень, снискавший прозвище Холодец.
— Он уже не еврей, — ухмылялся Холодец. — Он боится им быть. Он стесняется, что он еврей. Ему проще быть индусом, — закончил он под хохот собравшихся мальчишек.
— Слышьте, умники, — звонко прозвучал голос Антона, — а вы сами у него обо всём спросите!
— И спросим, — недовольно буркнул Холодец, несколько испуганно пятясь. Антон изредка поколачивал его.
В спортзале, во время построения, когда учитель делал перекличку, кто-то спросил:
