Александр Больных - Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин!
Как только Петенька вернулся к себе в спальню, тотчас туда же впорхнули две давешние нимфы, и все дневные проблемы как-то сами собой вылетели из головы, ведь началось самое волнующее зрелище – раздевание. Петенька глубоко задышал, наблюдая за хорошо знакомым, но всегда волнующим зрелищем. Идеальные формы груди Катеньки (которая чернявая) заставили его нервно сглотнуть, а когда Машенька (которая блондинка) начала расстегивать его камзол, он буквально впился поцелуем в ее сладкие губки, пахнущие малиной. Мерцающий свет настенного канделябра придавал обнаженным девичьим телам какой-то странный волшебный ореол. Через пару минут его возбуждение настолько возросло, что он сам сорвал рубашку и панталоны и, плохо понимая, что делает, опрокинул девушку на диван. Какую? Он и сам в этот момент не смог бы ответить. Да и так ли это важно?
Утром наяды столь же бесшумно ускользнули. Петеньке полагалось бы задаться размышлениями: а не приснилась ли ему волшебная ночь, однако ж утомленность и некоторая натруженность совершенно четко напоминали – нет, не приснилась. Впрочем, дело молодое, утомленность и усталость – понятия различные, а он даже успел вздремнуть еще часик, поэтому, когда в дверь осторожно поскребся лакей, Петенька поднялся без особого труда. Он легко отбил попытки лакея одеть его, заметив, что офицер на походе все должен делать сам. Слуге оставалось лишь подчиниться и с почтительнейшим поклоном сообщить, что Никита Акинфич уже встали и изволят ожидать господина поручика в кабинете. Оставалось только гадать, что именно подготовил хлебосольный хозяин.
Никита Акинфич сидел чернее тучи, круги под глазами, лицо помятое. Похоже, ночь у него была тяжелой, но Петенька даже не сомневался – не постельные утехи тому причиной, Демидов явно пытался решить тяжелую задачу – к какому лагерю примкнуть. Кроме него в кабинете находился постного вида мужичок – ни ростом не вышел, ни обличьем. Редкие серые волосы, изрядные залысины, даже и борода хоть была густой, но тоже какой-то серой и невидной. Но когда Петенька перехватил взгляд мужичка, ему стало не по себе – глаза черные и пустые, как два колодца ночью. Вот у Демидова они еще вспыхивали красным огнем, а у этого нет, ровно два провала бездонных. И еще он заметил витую плеть за поясом у мужичка.
– Знакомься, поручик, это мой приказчик, Северьян Кондратьич. – Мужичок сдержанно кивнул. – Он тебе поможет дальше. Голштинцы на мои тагильские заводы отправились, вот там их и ищи. И поторопись вернуться, поручик, потому что у нас другой разговор будет, и там уже на Тайную канцелярию не уповай.
Поручик щелкнул каблуками и вышел, мужичок двинулся следом. Петенька успел заметить, что при виде Северьяна Кондратьича домашняя челядь шарахалась в стороны, словно им навстречу шествовало привидение. Петенька приказал ему седлать лошадей и вызвать сержантов, а сам заскочил ненадолго в комнату, чтобы собрать вещи. Услышав неясный шорох, он резко обернулся, непроизвольно хватаясь за пистолет, лежавший на столе, но это оказалась всего лишь Машенька.
Она вдруг с плачем бросилась на грудь поручику, Петенька не успел отстраниться.
– Ой, ба-арин… – захлебывалась девушка.
– Э-э… – ни на что более осмысленное Петеньки пока не хватило.
– Погубят тебя! Не ездий…
Он встряхнул девушку за плечи, но та продолжала рыдать.
– Прекрати! Говори, в чем дело.
– Знаешь, кого к тебе хозяин приставил?
– Приказчика какого-то.
– Да какой он приказчик. Это же главный кат демидовский, Северьян-убойца прозванием. Он из бар, свои деревни имел, да всего решился. А все из-за лютости своей. Сколько-то человек до смерти забил, да еще которых из чужого владенья. Ну, огласка и вышла, прикрыть никак не возможно. Суд да дело – Северьяна и присудили в Сибирь либо на здешние заводы. Ничего не умеет, ничего не знает, а только могет человека бить. Северьян себе подручных набрал, один другого страшнее. Если кто Демидову не по нутру, он только Северьяну мигнет – и нет человека. Берегись, барин. Ты такой молодой, такой красивый, такой сильный… Береги-ись… А ежели Никита Акинфич узнает, что я тебя упредила, так он и меня убьет.
– Ладно, успокойся, – отстранил ее поручик. – Разберемся мы с твоим убойцей.
* * *Копыта коней цокали по слегка раскисшей дороге, местами еще подернутой ледком. В другое время Петенька наверняка залюбовался бы картиной весеннего леса, но сейчас он нервно крутил головой, стараясь уловить лишь одно: из-за какого дерева высунется ствол фузеи? Предупрежденные сержанты также нервничали, то и дело хватаясь за пистолеты. В общем, достаточно быстро все это поручику надоело, и он тронул лошадь шпорами, подъехав вплотную к Северьяну Кондратьичу, а затем, ласково улыбнувшись, выхватил из-за пояса пистолет и упер дуло в горло демидовскому приказчику.
– А ну, братцы, хватай его, потолкуем по душам! – скомандовал он сержантам.
Те не заставили себя долго ждать и тотчас сдернули приказчика с седла. Северьяна прислонили к стволу трухлявой березы, и Петенька демонстративно проверил пистолет и убедительно покачал им. Приказчик побледнел и срывающимся голосом спросил:
– За что, поручик?
– Дай-ка ему для вразумления, Иван, – кивнул Петенька одному из сержантов. Тот, коротко размахнувшись, так врезал приказчику, что зубы хрустнули. Однако бил Иван умело – ни одного выбитого.
– За что?! – петухом возопил приказчик.
– А чтобы понял, с кем ты дело имеешь, – наставительно произнес Петенька. – А то вы тут с Никишкой совсем забылись, царями вообразили себя! Власть же в России едина: государыня-матушка и ея верные слуги. То есть мы, Тайная канцелярия. И кто на нас умышляет, тот умышляет на самое государыню. Злодейство непростительное, кнут и плаха. Вот и думай, как тебе сейчас быть.
– Да разве я… – захлебнулся Северьян. – Да никогда… Да ни за что…
– Значит, так, Северьян, докладывай без утайки: что тебе Никита Акинфич приказал? Способствовать нам аль, наоборот, названным голштинцам головой выдать. Или еще что такое?
– Батюшка… Барин… Ваше высокородие… – захлебнулся Северьян слезами и пал на колени. – Да ни в жисть!.. Всей душой… Живота не щадя… Па-амилуй!
– То-то же, – наставительно произнес Петенька. – Докладывай, не мешкая.
– Изволил Никита Акинфич приказать отвести вас в Нижнетагильский завод, куда фон Заукен и Эрхард отбыли как бы для инспекции литья пушечного. И там совместно с заводской стражей оных голштинцев имать и в железа ковать. Ну а после на все уже ваша воля, мы люди маленькие, в дела государственные нам не след входить. Как Тайная канцелярия порешит, так оно и будет.
– Когда мы там будем?
– Если немедля дальше скакать, то ввечеру должны.
– Хорошо, – кивнул Петенька. – Давай, братец, снова садись на коня и веди. Но помни – мы не верим никому и никогда, и в случае чего первая пуля твоя. Но ежели поспособствуешь, все может статься. Тайная канцелярия сурова, но справедлива и верных слуг вознаграждает соразмерно заслугам. Может, ты и вернешься еще в прежнее состояние из нынешнего подлого, это как их высокографское сиятельство Александр Иванович указать соизволит.
Северьян лишь угрюмо глянул через плечо да шапку поглубже натянул, но не сказал ни слова. Однако в глазах его мелькнул злой зеленый огонек, точно рысь на мгновение из лесной чащи выглянула.
Заводской поселок завиднелся уже в сумерках – низенькие черные избенки, низенькие гнилые изгороди, низенькие чахлые елки кругом. Северьян, не говоря ни слова, сразу направил своего жеребца к большому каменному дому со стоящей рядом вышкой, как понял Петенька – заводскому управлению, где размещалась и заводская стража. И действительно, они еще не успели подъехать, как от стены отделилась черная фигура и, угрожающе поднимая фузею, хрипло спросила:
– Кто такие?
– Не узнал, что ли, болван? – раздраженно ответил Северьян. – Это я, а со мной господа из Петербурга.
– Ах, не признал, Северьян Кондратьич, не признал, прости за ради бога, – зачастил караульщик, срывая шапку и кланяясь. – А гостей-то понаехало, раньше за год столько не было.
– Так, где голштинцы остановились?
– Так их управляющий определили к вдове Маньке, – угодливо сообщил караульщик. – Там им удобно будет и приятственно.
– Это уж точно, – хмыкнул Северьян. – Значит, так, поднимай стражников, пять человек при оружии, – он оглянулся на Петеньку, тот молча кивнул. – Чтоб сей момент здесь были.
– Не извольте беспокоиться, Северьян Кондратьич, не извольте.
К указанной избушке подобрались молчком, вообще в заводе очень тихо, разве что какая собака спросонья гавкнет – и снова тишина. Петенька поставил двоих стражников у окон, хотя это была лишняя предосторожность, вряд ли кто оттуда выпрыгнет, но и лишним такое не будет. После этого вместе с остальными стражниками и своими сержантами подошел к двери, посмотрел на нее, усмехнулся – удержит только петуха, не больше, кивнул Ивану:
