Александр Мазин - Варвары
Фретила с домочадцами внимали речи командира стоя, с такими благоговейными лицами, что подполковнику стало неловко, а Алексей изо всех сил сдерживался, чтобы не ухмыльнуться.
Расстались также крайне торжественно.
Половину пути к «гостинице» Коршунов неоригинально иронизировал над речью командира и его внешним видом. Но потом Черепанов походя заметил, что юморист Коршунов потеет и мучается в «пингвине», а он, Геннадий, чувствует себя вполне комфортно. Коршунов обдумал этот факт и заткнулся.
Глава двадцать первая
Алексей Коршунов. Утонувший кораблик
— М-да, — пробормотал Черепанов. — Надо было вчера прийти.
От спускаемого аппарата осталась только макушка, украшенная шпилем антенны.
— Как же он мог утонуть? — изумился Алексей. — У него же положительная плавучесть.
— Это болото, а не океан, — сказал подполковник. — Ладно, давай стропы резать: парашют вытаскивать будем.
Коршунов поглядел на двухцветное полотно, испещренное грязными пятнами и желтыми лужицами болотной воды. Парашют накрывал маленькое болотце почти целиком: от края до края.
— А смысл? — спросил Алексей, уже представляя, какая это морока: освобождать и вытаскивать тысячи квадратных метров шелка. — Отмахнем кусок этой хреновины — и хорош.
— А такой смысл, что на эту хреновину мы с тобой весь этот поселок с хундсами и хундилами сменять сможем. Давай, не валяй дурака, лезь, а я подстрахую.
Провозились они изрядно, почти до вечера. В грязище перемазались по уши. Ткань пришлось разрезать на десяток кусков, иначе было не управиться. Добычу выполоскали в реке. И сами помылись. Разложились на травке: на просушку.
— Эх, — вздохнул Коршунов, глядя на акры бело-красного шелка. — Какой ориентир с воздуха!
Но командир думал о своем, мечтам не предавался.
— Может, и хорошо, что аппарат затонул, — сказал он. — Целее будет. Местные — народ предприимчивый. Залезут — еще испортят чего-нибудь. Или пустолазные скафандры сопрут, а они — по лимону баксов каждый.
— Брось, Генка, — сказал Коршунов. — Никто тебе счет не предъявит. Некому. Давай лучше о приятном поговорим: о той девчонке, как ее — Рагнасвинте.
— Ага, — ухмыльнулся Черепанов. — Женимся, хозяйство заведем, землю пахать будем… Лепота!
— Да ты что? — испугался Алексей, представив описанную перспективу. — Не хочу я — в фермеры. Ты же говорил, помнишь? Ну, про полководцев?
— Говорил, — согласился подполковник. — Я — в полководцы, а ты — в фермеры. Будешь тут землю пахать, хундсиков с хундилками плодить… А я Рим возьму и императором заделаюсь. Как думаешь, есть тут Рим?
— Понятия не имею, — буркнул Коршунов. — Но землю пахать да блох кормить я точно не буду. Ты что же, бросить меня нацелился? Не выйдет! — Он с опозданием сообразил, что Геннадий шутит.
— Нервы беречь надо, — назидательно произнес Черепанов. — И желания свои — ограничивать возможностями. — Он широко ухмыльнулся. — Или крестьянка Рагнасвинта, или гарем из римских куртизанок. Что предпочитаешь?
— У меня как-то две подружки были, сестренки троюродные, — мечтательно произнес Коршунов. — Татарочки. Так вот однажды…
Глава двадцать вторая
Хундила, Вутерих, Ханала и прочие
Пока «боги» в поте лица отвоевывали у болота движимое, вернее, летающее имущество, в доме старейшины и основателя поселка почтенного Хундилы имела место весьма серьезная беседа, напрямую касавшаяся этих самых «богов».
Участниками беседы были сам старейшина, почтенный старец Ханала и племянник Хундилы Алзис, пришедший к дяде занять мешок зерна — да так и оставшийся до обеда. Присутствовали также заявившиеся с важной информацией Вутерих и Герменгельд.
Вутерих был мрачен, Герменгельд — задумчив. Хотя насчет дум Герменгельда никто в селе давно не обольщался. Невелик умом Герменгельд. Что ему было от богов выделено, все в рост пошло, на ум ничего не осталось.
Как сказано, речь шла о пришлых «богах». Вутерих, уже составивший о них свое мнение, высказался однозначно:
— Чужие это боги — и весь сказ.
От волнения он даже кулаком по столу двинул.
— Чужие это боги. И зло замышляют. — Вутерих угрюмо посмотрел на Хундилу. Старейшина сидел, целиком погруженный в думы.
Алзис вместе с Герменгельдом налегали на пиво, оставшееся после вчерашнего совместного пиршества. Оно, конечно, неважное пиво варят в доме Хундилы, кислое и водянистое. Но коли другого нет…
Вутерих пива почти не пил, ораторствовал.
Это же неслыханное дело, чтоб боги к чужим племенам приходили. Это же нарушение всех обычаев, что земных, что небесных! У каждого народа — свои боги, коим и следует жертвы приносить и у коих помощь испрашивать. А чужие боги — что? Даже и захотят помочь чем, так откуда им ведомо, что чужому народу требуется? И опять же, свои боги обидятся. Уж своих-то богов мы знаем. Если обидятся — беда. А эти? Что у них на уме?
— М-м-м… — протянул Хундила, вроде бы и соглашаясь и вроде — с сомнением. — Так говоришь, единоборствовали на берегу?
— Единоборствовали, — Вутерих нахмурился. — А прежде с божеством реки общались. Только я вот что думаю. Не воинские это боги. И Герменгельд так считает.
Герменгельд хрюкнул, соглашаясь.
— Может, это скотские боги, — подал голос Алзис, племянник, тощий, рыжий, с оттопыренными ушами. — Пригнать к ним скотину и посмотреть. Если это боги скотские, то благословят скот.
— Ага, они благословят! — насмешливо сказал Вутерих. — А через седмицу твой скот и падет. А богов — поминай, как звали.
Вутерих повернулся к Хундиле.
— Вот и Травстила-кузнец тоже сомневается, — сказал он.
— Что говорит кузнец? — Хундила помрачнел. Одно дело — Вутерих, другое — Травстила. У кузнеца глаз верный.
— Сам же слышал, — напомнил Вутерих. — Сомневается он. Кузнец, он как обычно — себе на уме. Только, заметь, от богов он стороной держится.
— Он от всех — в стороне, — буркнул Хундила. — А ты почему думаешь, что чужие боги зло замышляют? — Старейшина зыркнул на Вутериха из-под кустистых бровей.
— А как мне еще думать? Что хорошего от них? А дурного — пожалуйста. Вот Герменгельду руку повредили. Скажи, Герменгельд.
Дюжий верзила Герменгельд поддакнул:
— Ага! — и потряс рукой.
Правду сказать, рука его уже забыла, что ее «повредили».
— Ты, Хундила, сам подумай. — Вутерих наклонился сначала к старейшине, потом быстро повернулся к Ханале: — И ты, Ханала, подумай. Ты же мудр, все повидал. Как было? Злые квеманские духи сперва в Нидаду вселились. Нидаду мы очистили, ладно. И что же дальше?
— Во-во, — поддакнул Герменгельд. — Что дальше? — и шумно отхлебнул из чашки.
— А дальше — ОНИ! — Вутерих поднял палец. — Они! Неведомые боги. Тут как тут. И что они делают?
— Что? — спросил Герменгельд с важностью.
— А они Книву привечают! — с торжеством воскликнул Вутерих. — Нечистого Книву, который с Нидадой был. Книва-то, мало что нечист, так еще и глуп, молоко на губах не обсохло. Рад стараться! — Вутерих сжал кулаки. — Вот ты, старейшина, сам посуди: если бы наши боги пришли, нешто они бы так с нечистым поступили?
— Это точно! — насмешливо сказал Алзис. — Наши боги не только из Книвы кровь бы выпустили, но и из Герменгельда. Да и из тебя, Вутерих, тоже. Головы бы вам поотрывали за непочтение. А от этих я что-то зла пока не видал, так что в этом с тобой, Вутерих, согласен: не наши они боги. Да это и сразу ясно было, коли они языка нашего не ведают.
— Вот я к тому и клоню, — гнул свое Вутерих. — Хитрят они. Под себя нас гнут. Смотрите, что выходит. Сперва Книва. Теперь уже и Сигисбарн. Да что Сигисбарн. Вон и сам Фретила, на что муж уважаемый, а перед чужими богами стелется.
— И мне вон руку попортили, — напомнил Герменгельд и шумно отпил пива.
— Молчи, Герменгельд, — оборвал Вутерих. — Надоел со своей рукой. А ты, старейшина, думай. Вот и еще: сегодня Брунегильда на подворье у себя причитала. Чего блажишь-то, спрашиваю. А она в ответ: Фретила с чужими богами родниться хочет, Рагнасвинту к ним посылает.
Тут Вутерих метнул взгляд на Алзиса: как, понравилось, защитничек?
Алзис враз помрачнел, а Хундила аж подскочил:
— Что-о?! Этот? Фретила? С богами породниться? Пришлец бурговский! Да кто его в селе приветил? Я! Стало быть, и мне…
— Сжечь их — и всех делов! — рявкнул Алзис.
Все посмотрели на него.
— А что, — заговорил Алзис. Его узкое, вытянутое, будто у хоря, лицо дернулось. — Пойти всем миром да в богатырской избе их и сжечь. Ясно уж — это квеманские боги обличье чужих богов приняли. Ну так и что ж, что боги? Сжечь их вместе с богатырской избой! Не устоять болотным исчадиям против огня!
