Владимир Контровский - Мы вращаем Землю! Остановившие Зло
Образовав способную перемещаться конструкцию о двух головах, трех ногах и трех руках (считая только здоровые конечности), они двинулись прямиком к большой армейской палатке с надписью «Операционная». Павлу опять повезло: операционный стол только что освободился — Дементьев не успел и ахнуть, как оказался на нем, причем уже без сапог. Ему разрезали ножницами штанину, и женщина-военврач без всякого наркоза принялась копаться в его ране, пытаясь отыскать злополучный осколок. Капитан стиснул зубами угол простыни, сунутый ему в рот санитаром, изо всех сил стараясь не орать от боли.
Это ему удалось, а вот поиски осколка успехом не увенчались — он глубоко засел где-то в мышцах бедра.
— В эвакогоспиталь, — распорядилась врач, обработав рану йодом. — Следующий!
И через несколько дней Дементьев оказался в лесу под Воронежем, в эвакогоспитале номер девятнадцать-четырнадцать. Но и тут ему не стали резать рану, заключив, что нога — не сердце, и что с осколком в бедре вполне можно жить. Павел не настаивал: рана понемногу затягивалась, и хотя первое время в перевязочную ему приходилось ходить на костылях, врачи уверяли, что скоро он обойдется без них.
— Танцевать будешь, капитан, — сказал ему хирург, — и по девкам бегать, рысью.
…Осколок немецкого железа спал тридцать лет, а потом ожил и, как показал рентген, начал путешествовать по мышцам бедра. В больнице хирург разрезал подкожный бугорок, и острый обломок металла размером чуть больше ногтя сам выпал наружу. «Тигриный зуб» — подумал Павел Михайлович, трогая его пальцем и вспоминая военный госпиталь N 1914.
* * *В офицерской палате госпиталя их было четверо — Дементьев и три танкиста, тоже раненых на Курской дуге. Узнав об обстоятельствах ранения Павла, они дали ему прозвище «укушенный «тигром», хотя и сами танкисты пострадали от зубов тех же «хищников». После ада «огненной дуги» госпиталь казался раем — чистое белье, сытная еда, спокойный сон без тревог, улыбчивые девушки в белых халатах. Все четыре офицера были молодыми парнями в расцвете юности, двадцатого-двадцать первого года рождения, и молодость, быстро забывая грязь и кровь страшной войны, брала свое. Энергия била через край — «четыре мушкетера», как их называли, шутили, смеялись, пели, гуляли в лесу, слегка безобразничали, заигрывали с медсестрами и даже организовали самодеятельный театр, давший всего один спектакль, но зато с бешеным успехом.
Месяц лечения прошел незаметно, и Павел затосковал. Осколок немецкого снаряда сидел у него в бедре, а в голове неотвязно крутилась одна и та же мысль: «Пора на фронт, в свой родной четыреста шестьдесят первый особый артиллерийский дивизион!». Дементьев донимал главврача, пока не услышал от медицинской комиссии заветное «Здоров!».
Его направили в резерв фронта, находившийся в Курске, но Павел решил, что делать ему там абсолютно нечего. По сводкам он знал, что армия Катукова сражается где-то под Харьковом, значит, туда ему и дорога. Строго говоря, это было нарушением предписания, но выписавшиеся из госпиталя солдаты и офицеры сплошь и рядом возвращались в свои части самостоятельно, своим ходом, не тратя времени на сидения и ожидания, и на это нарушение смотрели сквозь пальцы.
В Курск он все-таки поехал, но только для того, чтобы разузнать поточнее, где искать свою Первую танковую. Сначала Дементьеву не повезло — там толком никто ничего не знал, — но вскоре удача ему улыбнулась: ловя попутку на Харьков, Павел увидел «студебеккер» со значком армии Катукова — белым ромбом — на кабине.
Словоохотливый шофер сообщил ему, что он из армейского автобата, возит солярку и бензин (в кузове тесно стояли железные бочки) с фронтовых складов на армейские, что армия ведет бой в районе Богодухова, и согласился подбросить Павла до Харькова. Харьков числился в «путевом листе» Дементьева — пожилой железнодорожник, попавший в госпиталь со случайным ранением ноги (решил почистить наган, не удосужившись его разрядить, и в результате прострелил себе ногу), попросил передать письмо своей харьковской сестре.
За стеклами кабины потянулись знакомые равнины, и Павел, сориентировавшись, сказал водителю:
— Слушай, браток, тут по пути одно село будет, Вознесеновка. От шоссе километров пять, не больше, — крюк невелик. Стояли мы тут перед Курской битвой, народ нас принимал как родных. Надо бы заскочить, спасибо сказать. Забрось меня туда, а до Харькова я уж как-нибудь сам доберусь.
Павел слегка лукавил. Благодарность к жителям Вознесеновки жила в его сердце, но прежде всего он хотел увидеть Марию. От нее не было никаких вестей, и Павел беспокоился за ее судьбу. Немцы до Вознесеновки вроде бы не дошли, но шальная бомба может ведь упасть куда угодно. Однако солдат не стал ничего уточнять.
— О чем речь, капитан, — сказал он и нажал на газ.
Распрощавшись с добродушным водителем на окраине Вознесеновки, Павел закинул за плечи вещевой мешок и зашагал к центру села. Сердце его учащенно билось — жива ли Мария, и ждет ли она его? Хозяйка дома, где он жил, сразу его узнала, всплеснула руками и обрадовано засуетилась, собирая на стол. Вскоре на огонек зашла ее соседка; обе женщины вспоминали сослуживцев Дементьева и расспрашивали об их судьбе. А Павел сидел как на иголках и наконец, не вытерпев, спросил про Марию — как она, что с ней?
— Жива она, жива, — успокоила его хозяйка. — В Курск она поехала, к отцу, завтра должна вернуться.
— Ну, до завтра-то я подожду, а потом должен буду уехать. Я ведь не в отпуске — мне в бригаду надо. В Харьков поеду, а там буду искать свое начальство.
— А чего его искать? — искренне удивилась соседка. — Какой-то ваш начальник у нас обретается, у фельдшерицы лечится, дом ее на том берегу, недалече. Мы его еще до боев тут видели — маленький такой, чернявый. Кажется, подполковник.
Дементьев задумался, мысленно сопоставляя краткий «словесный портрет» с лицами бригадного начальства.
«Маленький? Чернявый? Подполковник? Да это же наверняка Драгунский — больше некому!».
— А фамилию его узнать можете?
— Отчего ж не узнать? — соседка пожала плечами. — Тоже мне, военная тайна! Сейчас и узнаю.
Через час она вернулась и сообщила, что подполковника зовут Давид Драгунский. По позднему времени Дементьев решил подождать до утра, от души выспался на сеновале, а утром привел себя в порядок и зашагал к мостику через Курасовку — докладывать начальству о своем появлении.
Давид Абрамович Драгунский был личностью весьма колоритной — живой как ртуть, с бешеной работоспособностью, неиссякаемой энергией и выдающимися организаторскими способностями. Он закончил военную академию, воевал с японцами на Халхин-Голе, за что получил орден Красного Знамени. У Катукова Драгунский занимал должность начальника разведки корпуса и со своими обязанностями справлялся превосходно. Как он оказался на излечении не в госпитале, а у сельской фельдшерицы-сударушки, оставалось только гадать, но наверняка при разносторонних талантах «ДД» это не составило для него особого труда.
Дементьев познакомился с ним накоротке при своеобразных обстоятельствах. Еще до боев на Курской дуге, во время полевых учений, Павел тайком отлучился к Марии, прогулял с ней до первых петухов, а утром побежал обратно, торопясь успеть в часть до подъема. На полдороге он услышал за спиной шум мотора, увидел начальственный «виллис» и, избегая ненужных осложнений, быстренько замаскировался в придорожных кустах. Павел надеялся, что машина пройдет мимо, но не тут-то было. «Виллис» затормозил, и Дементьев услышал голос Драгунского:
— А ну-ка, вылезай! Покажись, страна должна знать своих героев!
Дементьеву пришлось сдаться на милость победителя и признаться, зачем он ходил в Вознесеновку. Подполковник сначала насупился, а потом вдруг весело рассмеялся.
— Надо же, какое совпадение! Я ведь тоже еду от своей дамы сердца. Ладно, капитан, садись — подвезу тебя, как собрата по приключениям.
Все обернулось наилучшим образом: Драгунский довез Дементьева прямо до штаба дивизиона, обеспечив ему тем самым полное алиби. Где был? А в штабе бригады, начальство вызывало!
И вот их пути снова пересеклись.
«ДД» искренне обрадовался, долго жал Дементьеву руку, потом организовал завтрак, сказав: «Хозяйка моя на работе, но мы и без нее подсуетимся». Драгунский был в курсе всех дел и знал больше, чем вся фронтовая разведка. Он сообщил, что первая мехбригада ведет бои юго-восточнее Богодухова, и даже показал на карте ее примерное расположение. Теперь Павел был уверен, что наверняка найдет свой дивизион, и откланялся, пожелав Драгунскому скорейшего выздоровления и торопясь повидать Марию.
Но Мария не приехала, и Дементьев, прождав ее несколько часов, отправился на шоссе — искать оказию до Харькова.
