Дмитрий Рыков - Урусут
Фаттах, уперев руки в боки, сверлил мальчишку уничтожающим взглядом.
– Это глупые сказки для таких же несмышленышей, как ты! Каждый человек с рождения мусульманин и лишь потом родители обращают детей в свою заблудшую веру! Ты – слепец, и прозреешь не скоро!
– Кто пророчествовал о Магомете? Никто. А сколько имелось пророчеств о появлении Христа? И вообще – все религии говорят о том, какие жертвы приносят люди богам, и только православие – о том, какую жертву Бог принес человеку. Изыди!
– Ты! – борода проповедника затряслась. – «Ашхаду ан ля иляха илль Аллах ва аашхаду анна Махаммадан абдуху ва расулюх»! – «Нет Бога, кроме Аллаха, и Махаммад – пророк его»! Наглый кяфир! Будет тебе бехешт! Тебя ждет кинжал мести, копье гнева и меч расплаты! Я уже вижу Азраила у тебя над головой! Что вы, христиане, можете вообще понимать! Вы даже думаете, что Земля стоит на слонах, китах и черепахе! А между тем – она круглая и в пути огибает солнце!
– Фаттах, угомонись! – властно осадил его Илыгмыш. – Это самое смешное, что я вообще когда-нибудь слышал. Всем известно, что Тэнгер вбил во Вселенную Алтын Теек – Золотой Кол, соединив тем самым Небо и Землю. Вокруг этой оси кружатся Луна, Солнце и звезды. А на конце этой оси – Полярная звезда, ее всегда можно видеть в небе.
– А этот кяфир родился под Зухрой – планетой дьявола! – указал пальцем на юного ратника факих, раз речь зашла о мироздании.
– Не рождался я под планетой дьявола, – возразил пацан. – И по мне Земля должна плавать в эфире. Но не это суть главное! Пусть каждый верит в то, что ему больше нравится, и не надо другим народам ничего своего навязывать.
– Кроме ясака, – ляпнул Туглай, и все заржали.
– А молитва часто помогает в битве с врагом, – продолжил развивать свою мысль оглан. – Вон, Джучи во время осады Ургенча помолился Дайыку – Воде, и Желу – Ветру, Джейхун вышел из берегов и затопил крепость.
– Вообще-то, Джучи с братьями разрушил плотину, – съязвил араб. – Потому река и ушла на город.
– Вот прикажу тебя на кол посадить, – спокойно парировал повелитель, – и тогда рассказывай, в чьих словах больше правды.
Фаттах покраснел до кончиков ушей и теперь только переводил.
– Кумысу принесите мальчишке!
Вбежала та же девушка, налила огромную чашу из бурдюка и поднесла Олегу.
– Хмельное? – с сомнением спросил юный ратник.
– Конечно, – удивился чингизид.
– Только до дна – в знак уважения к хозяину, – добавил Наиль.
– А я, что – гость? – оскалился мальчуган, но чашу взял и принялся глотать дурно пахнущую жидкость.
Голова чуть закружилась.
Наиль вдруг пожал плечами и сказал:
– Спорьте, не спорьте, а сколько я поклонников богам не видел, все – похоже. Вот у нас есть такие основы:
Три божественные заповеди:
– верь в Бога Небесного, в Тэнгер, ибо других богов нет;
– не придумывай идолов, есть вера одна – в Бога;
– рассчитывай только на себя и на Его помощь.
Шесть человеческих заповедей:
– чти отца и мать, через них Бог дал тебе жизнь;
– не убивай без нужды;
– не блуди;
– не воруй;
– не лги;
– не завидуй.
Девять заповедей блаженства:
– верь в Божий суд;
– не бойся слез, сострадая ближнему;
– чти адаты своего народа;
– ищи правду и не бойся ее;
– храни добрые чувства ко всем людям;
– будь чист сердцем и делом;
– не допускай ссор, стремись к миру;
– помогай страдающим за правду;
– верь душой, а не разумом.
Сильно это от ислама и от христианства отличается?
– Конечно! – взвился Фаттах. – На словах все правильно, но нужно еще видеть истину!
– Истина – все боятся умереть, – сказал Илыгмыш. – А ты, волчонок – боишься смерти?
– Боюсь, – ответил древоделя. – Кто ж ее не боится?
– И ислам под страхом смерти примешь?
– Нет, конечно. Святой Михаил Черниговский при вашем Батые кусту отказался поклониться и сквозь огонь пройти, так чрез то головы лишился, но сразу на небо и вознесся. Кусту, идолу! А ты говоришь – ислам!
– Батый?.. Это Бату-хан? – оглан оглянулся на соратников, Наиль кивнул.
– А что за Михаил такой?
– Князь. Его Батый призвал и заставлял обряд пройти, прежде чем до себя допустить. Все русские князья и бояре прошли, а он отказался, ответив им словами Христа: «Какая польза человеку, если он приобретет царство мира всего, а душу свою погубит? И какой выкуп даст человек за душу свою? Кто будет чтить меня и слова мои в роде сем и признает меня пред людьми, того признаю и я пред отцом моим небесным. От того же, кто отречется от меня пред людьми, отрекусь и я пред отцом моим небесным». Ну, и разгневался хан, и велел Михаила убить. И теперь сидит князь, – Олежка почувствовал опьянение, – одесную… или ошую… не помню… Господа, в радости бесконечной, в свете неизреченном, и подавая дары исцеления русской земле, и всех приходящих с верою из иных стран исцеляя: хромым давая ходить, слепым давая прозрение, болящим выздоровление, закованным освобождение, темницам отверзение, печальным утешение, гонимым избавление…
Когда факих переводил это, то, казалось, вот-вот расхохочется – но на кол не хотелось, и сопровождать собственными замечаниями услышанное он не посмел.
– Упрямый вы народ, – утвердительно произнес повелитель, сделал знак, и плотницкому сыну принесли сладости.
Тот, не стесняясь, принялся есть.
– Пойдешь ко мне служить? – после короткой паузы спросил оглан.
Олег чуть не подавился.
– Как это? – еще не прожевав как следует, спросил он с полным ртом.
– Ну как – гулямом в мое войско. Женим тебя на красавице, скот дадим, а остальное ты сам в походах завоюешь.
– А вдруг обману?
– А ты крест целуй.
– А не соглашусь?
– Тогда к четырем коням привяжем и пустим их во все стороны. Но учти, если дашь обещание служить, веру менять принуждать не станем.
– А как же я на язычнице женюсь?
– А в Сарае есть ваш этот…
– Архиепископ, – подсказал Наиль.
– Ну, вот. Окрестит как-нибудь.
– Рано мне еще жениться.
– Ну, жену найдем сейчас, а жить вместе станете, как время подойдет. Будешь десятником, затем сотником, а если сможешь всегда сражаться храбро и умело – кто знает, до кого дослужишься?
– И что это – на всю жизнь?
– Ну да.
– Десять лет, – выставил Олег вперед ладони с растопыренными грязными пальцами. – Десять лет, а потом – вольную. И служу я только тебе. Нет тебя – нет и хозяина. И того хитроглазого, – кивнул он на Туглая, – ко мне не подпускайте. Зарежу ненароком.
Ордынцы захохотали, и юз-баши – пуще всех.
– Через десять лет, если доживешь, сам уходить не захочешь. Такой баатур завоюет и славу, и богатство. По рукам?
– Большой камень, – без перевода для мальчишки, зло зашептал повелителю Фаттах, – ты хочешь положить в свой ичиг…
Тот только отмахнулся.
Язык у мальчугана стал вязким, голова помутнела. Вот и побратался с татарами, или как там правильно – монголами… ну их… Убийцами отца и матери… И нерожденного брата… И Андрюхи… И Митрохи, и Колюни, и Васятки… Разбойниками, насильниками… Но хоть отречься не заставляют… А и к черту! Десять лет – не вся жизнь! А там и на родину…
– По рукам, – ответил.
– Еще кумысу! – скомандовал Илыгмыш…
Проснулся Олег на земле в потемках. Через круглое отверстие над головой виднелись звезды. Вокруг, лежа вповалку, сопели люди. В животе урчало, бурчало и шумело. Голова казалась куском чугуна. Хорошим таким, большим куском. Пошатываясь и наступая на руки и на ноги возмущавшихся сквозь сон ордынцев, он пробрался к выходу, откинул полог и отбежал от него как можно дальше. Нашел мелкую канавку и наклонился. Его вывернуло. Раз, другой. Старательно вдохнул в себя как можно больше воздуху. Воды! Сейчас бы воды! А где ее ночью взять? Схватишь чей-нибудь бурдюк – еще руку отрубят, как вору. Или откроешь, а там опять – фу, даже думать противно! – кумыс.
Направился обратно. Еще бы юрту не перепутать. Нет, своя. Свыкшиеся с темнотой глаза углядели, что дрыхнут одни коротышки. Посмотрел внимательней – так и есть, детвора! Дом такой у них, што ль, для сироток?
Решил не думать ни о чем, постарался заснуть.
Утром всех разбудил грозный окрик. Толкаясь, начали выбегать наружу. Олег держался последним – чего торопиться? На него с удивлением косились, но никто ничего не сказал. Немолодой ордынец в меховой шапке и с кнутом покрикивал на ребят, подгоняя. Пошли гуртом в сторону. У одного из костров с котлом дети уселись в отдельный кружок, получили по миске, в которые две женщины в платьях до пят принялись наливать какое-то варево. Белый Лоб в замешательстве остался стоять.
Монгол ткнул его кнутовищем и сказал:
– Я – Дэлгэр. Твой учитель. Ты – ученик. Или меня слушаешь, или не ешь. Все они, – показал он на мальцов, – мои. Отцов нет, матерей нет. Самые злые воины будут. Ты тоже.
