Александр Антонов - Звезды против свастики. Часть 1
– И если мы просто усилим её охрану, это их только раззадорит, – добавил Бокий. – Николай Иванович, Коля, нет ни у нас, ни у Жени другого пути, решайся!
Ежов посмотрел на Захарова:
– Ты тоже так думаешь?
– Так точно! – лаконично ответил контрразведчик.
* * *– А ты, я смотрю, ничуть не удивлена, – сказал Ежов, после того, как изложил Евгении суть своего предложения.
– А я ждала чего-то подобного, Коля, – ответила молодая женщина. – Вы поверили в мою искренность (после того, как проверили, конечно), вы освободили меня от наказания как минимум за убийство Ляховицкого, представив это как допустимую самооборону. Но вы не можете убедить германскую разведку оставить меня в покое. Нет, можно, конечно, мне выступить с официальным разоблачением Ляховицкого («А такого варианта мы и не рассматривали», – подумал Ежов), и тогда, скорее всего, они от меня отстанут. Но тогда всё станет известно Мише, а я этого совсем не хочу!
– То есть, ты готова принять наше предложение участвовать в сложной и рискованной операции, и всё ради того, чтобы Михаил ничего не узнал? – спросил Ежов.
– Не упрощай, Коля, – попросила Евгения. – То, что Михаил не должен ничего знать, это условие моего участия в операции, важное, но всего лишь условие – не причина! А причины… – их много. Но главная в том, что я, вновь народившаяся Евгения Жехорская, в своём прежнем существовании смысла не вижу, а то, что предлагаешь мне ты, как раз и наполнит моё теперешнее существование тем самым недостающим смыслом.
– Мудрено, – покачал головой Николай.
– Объяснила, как могла, – пожала плечами Евгения.
– Хорошо, – кивнул Николай, – я тебя услышал, и, считай, мы договорились. Я так понимаю, ты готова к тому, что теперь пойдёт совсем другая жизнь? И для начала мы подберём такую работу, которая будет надёжно прикрывать твою новую деятельность.
– Заранее на всё согласна, – ответила Евгения.
………………………………………………………………….
Сообщение ТАСС. 7 апреля 1940 года германские войска одновременно вторглись в Данию и Норвегию…
………………………………………………………………….
19-май-40. Битва за Британию
Ощущение было неприятным. Впервые хозяин Альпийской крепости, что вознеслась на неприступной скале в сотне километров от Мюнхена, чувствовал себя в горном убежище незащищённым. И, что самое обидное, опасность исходила не от врага. Гитлер смотрел в разгорячённые глаза своего заместителя по партии, слушал безумную речь Гесса, и не понимал, как ему следует поступить? И ведь угораздило его остаться на открытой террасе с этим психом один на один. Ближайший охранник шагах где-то в тридцати, а низкий парапет, за которым пропасть, совсем близко, шагах в пяти. Способен ли этот сумасшедший наброситься на него и утянуть за собой в бездну? Вряд ли. Но рисковать не хотелось.
Гесс истолковал колебания Гитлера по-своему.
– Доверьтесь мне, мой Фюрер! – воскликнул он. – Я сумею убедить англичан, в чьих жилах течёт та же кровь, что и у нас, в целесообразности заключения мирного договора, по которому каждая из великих наций остаётся при своих интересах!
Гитлер поймал себя на мысли, что слова Гесса больше не кажутся ему такими уж безумными.
– А как же Черчилль? Ты ведь понимаешь: пока он у власти, я не могу пойти на переговоры.
Лицо Гесса озарилось надеждой, он уловил перемену в поведении Гитлера и поспешил с заверениями:
– Он подаст в отставку, мой Фюрер! Я сумею убедить англичан, что это тоже в их интересах.
«В конце концов, что я теряю, если разрешу этому самоубийце сунуть голову в пасть британскому льву?» – подумал Гитлер.
– Хорошо, – сказал он. – Коли так уверен в успехе – лети. Но помни: в случае провала миссии я от тебя отрекусь, а в Рейхе ты будешь объявлен сумасшедшим.
– Так вот для чего ему понадобились уроки пилотирования… – задумчиво произнёс Геринг, после того, как Гитлер ознакомил его и Геббельса с замыслами Гесса.
– То есть он действительно может долететь до Англии? – уточнил Гитлер.
– Вполне, – кивнул Геринг.
– Тогда пусть летит, а ты, – обратился Гитлер к Геббельсу, – готовься дискредитировать Гесса, коли в том возникнет необходимость.
* * *В конце весны 1940 года Уинстон Леонард Спенсер Черчилль (пока не сэр, но калач в политике уже весьма и весьма тёртый) сменил проворонившего Гитлера Чемберлена на посту премьер-министра Великобритании.
* * *9 мая 1940 года на квартире Жехорских собрались одни попаданцы. Исключение сделали только для Евгении, которая, став женой Михаила, была посвящена в их историю.
Взглянув на накрытый стол, Глеб с беспокойством обратился к Ольге:
– Как у нас дома с продуктами?
– Да вроде нормально… – осторожно ответила введённая в недоумение женщина. – А что?
– А то, что ежели чего не хватает, то в нашем гастрономе не купишь, – назидательно произнёс Глеб. – Видишь, Шеф все продукты скупил.
– Васич! – шумно выдохнула Ольга. – Ёшкин каравай! Иди ты со своими шуточками, напугал!
– Ага, тебя напугаешь, – загоготал Глеб, – так я и поверил!
«Эк их отпустило-то, – подумал Николай, который наблюдал за друзьями с добродушной улыбкой. – А, с другой стороны, где ещё расслабляться, как не в кампании старинных друзей?»
– И что тут происходит? – раздался за спиной любопытный голос. Михаил, закончив инспектировать кухню, появился на пороге залы.
– Да вот Васич сетует, что ты весь гастроном скупил, – пояснил Николай.
– Завидует? Это нормально! Гости дорогие, прошу к столу!
Наблюдая за тем, как разливается по хрусталю коньяк и раскладываются по фарфору закуски, Михаил крикнул в сторону кухни:
– Женечка, тебя ждём!
– Иду! – откликнулась Евгения, и через несколько секунд действительно предстала перед гостями, гордо внеся в залу огромный живот. – Гуся в духовку заряжала, – пояснила она, занимая место за столом, – прислуга ведь на сегодня отпущена. – Евгения взяла в руку фужер с лимонадом: – Я готова!
Михаил поднялся с места.
– Други мои! Традицию собираться в этот день за праздничным столом мы перенесли из того, теперь уже очень далёкого от нас мира. За Победу!
Евгения отметила, с каким особым чувством произнёс муж слово «Победа», как просветлели лица друзей, в едином порыве сдвинувших над столом рюмки в торжественном и – или ей это показалось? – печальном звоне. Жене нравилась эта компания, когда собиралась именно в таком составе. Тогда над столом постоянно витал ореол какой-то таинственности, а её саму не покидало чувство сладкого страха (Евгения сама придумала такое определение, не уверена, что сделала это верно, но ничего другого на ум не шло). Вот и теперь Мишук провозгласил тост за какую-то таинственную победу, и все, кроме неё, его поняли.
– А что за победа? – не утерпевши, шёпотом спросила Евгения у Ольги.
У той в глазах появилась столь несвойственная крайне решительной женщине растерянность, Ольга напряглась, подбирая слова, но в дело вмешался Михаил.
– Позже, Женечка, чуть позже, – тихо, только для неё и Ольги произнёс он, и тут же провозгласил очередной тост:
– А теперь, уже по здешней традиции, давайте выпьем за то, чтобы никто, кроме нас, во всей великой и необъятной стране никогда не отмечал этот праздник!
В голове у Евгении, казалось, лопнул пузырёк от шампанского, хотя пила она по-прежнему лимонад. Милый Мишук! Он принял посылаемый её сознанием сигнал SOS и тут же поспешил на помощь. Приобнял за плечи и обратился к почтенному собранию:
– Други мои! Женечка первый раз отмечает с нами этот день. И хотя она посвящена в обстоятельства нашего появления в этом мире, про День Победы я ей пока не рассказывал. Так что вы ешьте и, не побоюсь этого слова, пейте, а я тем временем кратко введу жену в курс дела.
Такой страшной сказки Евгения в своей жизни ещё не слышала. А ей-то, самонадеянной дурёхе, казалось: после того, что произошло с Юлией, она не понаслышке знает, что такое настоящий ужас. Но оказалось, когда нечто подобное творят с целой страной – это во сто крат страшнее.
Евгения не заметила, что постепенно в рассказ Михаила свою лепту стали вносить и все сидящие за столом. Честно говоря, Женя с удовольствием утопила бы обуревавшие её чувства в коньяке, но поздний срок беременности исключал алкоголь. К своему огорчению, она оставалась трезвой. Чего нельзя сказать о сказителях. Когда Михаил водрузил флаг Победы над поверженным Рейхстагом, заметно осоловевшая Ольга предложила:
– А давайте «нашу»!