Геннадий Ищенко - Коррекция (СИ)
— Доплатите пару тысяч, и ночлег вам обеспечат. Платите или я вас попрошу покинуть мою квартиру и больше в ней не появляться.
На следующий день еще дотемна он уже был в деревне.
— А я так волновалась! — плакала Лида, прижавшись к мужу. — Думаю, если что случится…
— Ну что может случиться с таким, как я? — сказал он, целуя ее заплаканные глаза. — Деньгами разжился, паспорт получил и даже насчет комнаты сговорился и уже оплатил. Так что завтра твоя деревенская жизнь заканчивается. Не надо плакать, лучше примерь туфли. И платье я для тебя купил, так что теперь сильно выделяться не будешь. Как ты здесь отдыхала?
— Вчера с женой Степана бегали на реку купаться! — похвасталась Лида. — И по траве ходила босиком. А еще помогала хозяйке.
— А на реку тоже бегала босиком или на каблуках?
— Нет, хозяйка взяла туфли у кого‑то из соседей. Сказала, что их дочь погибла в войну, а обувь осталась. Немного великоваты, но ноги не натерла.
— А как вообще впечатление от сельской жизни?
— Молоко вкусное, курочек жалко, а местный туалет поразил до глубины души.
— А что еще поразило, кроме туалета?
— Люди мне здесь понравились, Леша, не все, но большинство. О природе я не говорю: сам должен понимать.
— Ладно, хозяева не будут до ночи сидеть во дворе, дожидаясь, пока мы с тобой наговоримся. Поэтому о важном поговорим, когда завтра пойдем к шоссе.
— Леш! — она прижалась к нему. — Я по тебе, знаешь, как соскучилась?
— И как ты себе это представляешь? Ты это не можешь делать тихо, а через двери все слышно. Сеновал у них есть?
— Я не знаю, но корове сено давали.
— Давай потерпим до завтра? Хозяева снятой квартиры работают, поэтому нам никто мешать не будет.
— Ладно, — нехотя согласилась Лида. — Я тебя тогда отправлю спать на печь, а то рядом не усну. Только на ней сохнут вишни, надо будет убрать.
Утром позавтракали, тепло попрощались со стариками и ушли из деревни. Перед уходом Алексей положил им на стол пятьсот рублей.
— Мог бы дать и больше, — выразила недовольство жена. — Вон у тебя сколько денег!
— Мне не жалко, но этого и так много за те несколько дней, которые ты у них была. Разболтают, что я сорю деньгами, а наш Степан возьмет на карандаш. И на будущее запомни, что нам с тобой не стоит сильно выделяться.
Новые туфли оказались впору, а платье на Лиде смотрелось хорошо и не бросалось в глаза. Ее вещи Алексей завернул в куртки и нес в руке, держа за ремень.
— Теперь можно и поговорить, — сказал он, когда перевалили холм, и деревня скрылась из виду. — Сейчас поймаем попутку и доберемся до Москвы. Первым делом веду тебя делать паспорт. Вот, можешь посмотреть мой. Делают очень прилично, при простом осмотре не придерешься.
— Вербицкий Алексей Николаевич, — прочитала она. — А фотография паршивая.
— Их такие и делают на паспорта, — пояснил муж. — Я в паспорте поменял только фамилию. Тебе сделаем так же, чтобы не путалась. Потом отведу тебя на квартиру, и вместе подумаем, что нам нужно купить из вещей в расчете на пару месяцев.
— А почему только на пару? Это ничего, что я все время задаю вопросы? А то ты сам ничего не объясняешь.
— Сейчас объясню. Москва — город особенный, а время, в которое мы попали, делает его для нас еще более неудобным. Просто так мы сюда можем приехать только в гости и очень ненадолго.
— А чем неудобно время?
— Тем, что сейчас очень жесткий контроль населения. А я еще плохо знаю его особенности и не имею никаких связей. Читал книги, смотрел несколько кинофильмов, да кое‑что изучал, а этого мало. Если мы будем долго жить на одном месте, быстро привлечем внимание. Выяснить после этого, что мы не прописаны и нигде не работаем, будет несложно. И за незаконное проживание, и за тунеядство с нами разберутся быстро и жестко. Если неплохо живешь и при этом нигде не работаешь — значит вор. Почти всегда так и есть. Я думаю, что месяца через два мы с тобой вообще уедем из столицы. Нетрудно найти много мест, где можно неплохо устроиться. Но все это только тогда, когда сделаем дело.
— Хочешь кому‑нибудь передать микрофиши?
— Только один комплект, — ответил Алексей. — А кому… Ты не задумывалась, почему мы попали именно сюда? Лида, ты ведь читала все книги Валентина, неужели так сложно сделать вывод?
— Сталин? — предположила она.
— Не только. Давай положим куртки в траву и немного посидим, а то уже скоро дойдем и не успеем поговорить. Что ты можешь сказать обо всей верхушке государства в первые годы после смерти Сталина?
— Пододвинься, а то жене и присесть негде. Вела себя твоя верхушка, как пауки в банке, причем начали грызть друг друга еще при жизни вождя, а после его смерти там вообще никого порядочного не осталось.
— Вот ты и ответила, — довольно сказал Алексей. — Приятно, когда у тебя такая умная жена. Действительно, они все перегрызлись, а уцелевший Хрущев такого натворил, что остается только удивляться тому, что при Брежневе еще так много успели сделать, прежде чем все начало валиться. Денежная реформа и эти нефтепроводы, через которые мы качали нефть себе в убыток, целина и идиотские новшества в сельском хозяйстве, разложение советской номенклатуры и конфронтация с Западом.
— И ты его хочешь утопить?
— Его утопить несложно, — вздохнул Алексей. — Главный вопрос в том, кто будет вместо этого утопленника. Какая у нас была раскладка по силам?
— Сейчас скажу, — задумалась жена. — Если по книге, то были три группы. Первая — это экономисты, управленцы и хозяйственники, лидером которых был Жданов. Вторая — это партийные бюрократы во главе с Маленковым и Хрущевым. А между ними была еще группа оборонной промышленности и спецслужб. Ее представлял Берия.
— И кто из них тебе больше нравится? — спросил Алексей.
— Никто не нравится, мерзавец на мерзавце, и у всех руки по локоть в крови!
— У тебя очень поверхностный подход, — улыбнулся Алексей. — Я бы сказал, что чисто женский. Понимаешь, в то время находиться у власти и не запачкаться было нельзя. Кто‑то этим грешил больше, кто‑то меньше, но чистых рядом со Сталиным не было. Хрущев потом кричал, что он не подписывал расстрельные списки, а на поверку выяснилось, что по его распоряжению хорошо почистили архивы. Такое время и такие люди. И не все те, кого расстреливали и высылали, этого не заслуживали. Политических лидеров нельзя оценивать так же, как соседей по лестничной площадке. Вот взять Берию…
Глава 7
— А что Берия? — спросила Лида. — Он же один из главных организаторов репрессий. Неужели ты хочешь его использовать?
— Пока я его хочу использовать как пример того, что политических деятелей нельзя рассматривать только с точки зрения человеческой морали, а потом, может быть, попробую использовать против Хрущева. Но это только в том случае, если не выгорит основной план.
— Когда только успеваешь, — покачала головой жена. — Еще только прибыли, а у тебя уже готовы планы. Ладно, не буду перебивать. Так что там по Берии?
— После смерти Сталина Берия, наряду с Хрущёвым и Маленковым, стал одним из главных претендентов на лидерство в стране. Его первого и вывели из игры. В том прошлом, которое нам известно, все организовали Булганин и Хрущев. Потом, как водится, на него навешали всех собак.
— При чем собаки? — не поняла Лида. — Ты можешь выражаться проще?
— Если проще, ему припомнили все его грехи и приписали кучу чужих. Берия после этого стал чуть ли не символом зла.
— Если вспомнить все, что за ним числится…
— А теперь посмотри на все это немного иначе, — перебил ее Алексей. — Да, он мерзавец, и никто этого не отрицает. Только при Сталине система выстроена так, что, кроме него самого, самостоятельных игроков быть не может. Есть только воля вождя и его установки, которые становятся линией партии. Все окружение Сталина выполняло то, что он желал, различия могли быть только в мере энтузиазма. Если кто‑то начинал действовать излишне самостоятельно, таких предупреждали, а потом вычищали, невзирая на чины и прошлые заслуги. Не был самостоятельным игроком и Лаврентий Павлович. Его самостоятельность проявилась только после смерти Сталина. Именно по его инициативе были освобождены больше миллиона заключенных, и отпущено еще четыреста тысяч, находящихся под следствием. Он так же выступил с инициативой значительного расширения полномочий государственных органов власти за счет партийных. Предложение не прошло из‑за Хрущева. И раньше у него не все было однозначно плохо. С его приходом на пост наркома внутренних дел масштабы репрессий резко сократились, а по амнистии освободили триста тысяч человек, хотя аресты все равно продолжались. Берия в кратчайший срок прекратил беззаконие и террор, царившие в НКВД и в армии. Под его руководством была создана мощная агентурная сеть советской внешней разведки в Европе и других странах. И он немало сделал для создания ядерного оружия.
