Владимир Свержин - Личный враг императора
– Уходите, генерал! Уходите, тут партизаны! Много!
Дождавшись заветного слова «партизаны», из лесу на рысях вылетел эскадрон ротмистра Чуева. Вернее, не весь эскадрон, а лишь полусотня. Но вполне достаточно при больших от страха глазах.
– Уходите! – кричал лейтенант. – Я задержу их.
Заняв кромку берега, солдаты итальянского корпуса вели беглый огонь по наступающим гусарам. Лейтенант, обнажив саблю, бросился навстречу командовавшему партизанами ротмистру, и клинки их зазвенели похоронным звоном для одного из бойцов.
– Ради бога, не частите, Сергей Петрович! – Ротмистр Чуев взял защиту и оттолкнул меня свободной рукой. – И без того едва поспеваю.
– А я вам говорил, тренироваться больше надо.
– В бою нареканий не было, – прокомментировал Чуев, рубя наотмашь. – Да в бою это ваше фехтование и не нужно. Когда лава сквозь лаву проходит, этак не порубишься.
– Пустые отговорки. – Мой клинок со свистом пронесся перед носом гусара. – Скажи-ка лучше, они отходят?
– Генерал не хочет, адъютанты его оттаскивают. Кажется, он посылает улан нам на помощь.
– Дай знак фланкёрам, пусть отстрелят этих молодцов.
Чуев отпрянул, взмахнул рукой, резко опустил ее. Лучшие стрелки эскадрона грянули залпом по переправлявшимся через речушку уланам. Двое из них, ломая хрупкий лед, упали в воду, еще один, запутавшись в стремени, волочился за конем воистину мертвым грузом. Мои люди один за другим картинно рушились в снег, расплескивая вокруг нацеженную у коней алую кровь.
– Все, уходят, – сообщил Чуев. – Улепетывают.
Он рубанул. Я, раскинув руки, уселся в сугроб.
– Ну что, достоверно получилось?
– Да вроде так достоверно, – возвращая клинок в ножны, кивнул ротмистр. – Вон бегут, аж пятки сверкают.
– Вот и отлично, значит, будет с чем потом завернуть в гости к барону Жомини.
– Как же ты завернешь, если геройски погиб, спасая его?!
– Вот еще! Я не весь погиб, так, частично: пуля угодила в талисман у меня на груди и ушла рикошетом в сторону.
– Ну да, от головы, вон, ужо уходила, – насмешливо припомнил гусар.
– Ай-ай-ай, грешно смеяться над чужими ранами!
– Да разве ж я смеюсь?
Чуев скомандовал своим людям возвращаться в лес.
– А если, скажем, Жомини спросит, что за такой разэтакий амулет жизнь вам спас?
– Придумаю что-нибудь. – Моя мысль заработала, прикидывая, что из подручных средств можно использовать в этаком качестве. И вдруг в памяти моей всплыл лежащий среди моих вещей серебряный перстень с таинственной масонской эмблемой – подарок от лейтенанта Сореля, угостившего меня затем пулей в Москве. Быть может, именно он остановил неминуемую смерть? Всякие там значки и закорючки? Нет, насколько я помню, Жомини не любитель мистической белиберды. Но вот, кстати, Богарне, тот и сам масон высокого градуса посвящения и весьма падок на всякие таинственные кунштюки. Этакая диковинка может и пригодиться. – Придумаю что-нибудь, Алексей Платонович, вы уж не сомневайтесь. А сейчас самое время уходить. А то пришлет месье губернатор сюда войск, а мы здесь прохлаждаемся без толку. Так что в седла!
Я прошелся мимо строя своей «интербригады», на этот раз маскарад был излишен. Вернее, почти излишен. Ехать в гости к принцу Богарне в мундире подпоручика лейб-гвардии Преображенского полка было бы весьма странно. Полагаю, его высочество не понял бы моей искренности. А потому лейтенанту Пшимановскому вновь суждено было возродиться из небытия и занять свое место во главе сводного отряда всех родов войск, различных армий и стран. Ротмистр Чуев задумчиво оглядел мой разношерстный отряд.
– Все хотел спросить тебя, – наконец выдал он. – Ты им что же, до конца веришь?
– Чего вдруг тебя это заинтересовало? Мы были вместе с ними в стольких переделках.
– Это да. Но вот, скажем, теперь Маркетти, Бьяджи, Поли окажутся среди своих, быть может, недавних друзей, кто знает, может, даже и родичей, неужели ты думаешь, они станут палить по ним?
– Честно сказать, я надеюсь обойтись без стрельбы. Однако, если придется, вероятно, будут.
– Ишь ты! – Ротмистр покачал головой. – Почему же, позволь узнать?
– Понимаешь, друг мой, у нас, русских, с ними разные представления о том, что правильно и что неправильно. Для наших свои – превыше всего. Как говаривал Суворов, земля ему пухом: «Сам погибай, а товарища выручай!» Для всех их, – я кивнул в сторону готового к выступлению отряда, – их собственное «я» превыше всего остального. Если говорить языком науки, это называется индивидуализм.
– Слово-то какое! – хмыкнул мой собеседник. – Это они что, Индию все видели?
– Это вряд ли. Но здесь девиз: «Каждый сам за себя. Один Бог за всех!» У каждого из них свой враг. И этот враг, на нашу удачу, – император французов. Во мне они видят возможность сражаться с Бонапартом не только с пользой для дела, но и с выгодой для себя. И потому готовы рисковать головой и держаться единым кулаком, невзирая на отношения между собой.
– Ну что ж, тебе видней, – недоверчиво покачал головой Чуев. – Однако я бы поостерегся.
– Так я и поостерегусь. Кашка в деревню сам пойдет, может, еще с кем, вдруг что не так – подаст знак. А ты завтра подходи к Засижью, я тебе его на карте показывал.
– На карте, на карте, – буркнул гусар, – не мастак я по карте читать. Вот приедет твой Жомини, научит.
– Хорошо. Если что спросишь, там подскажут. – Я пожал руку боевому товарищу. – Ты прости, если что, Алексей Платонович, а ежели вдруг не вернусь, мало ли какая напасть может случиться, найди Александру. И сделай, чтоб она ни в чем не нуждалась.
Чуев вздохнул.
– Ты уж лучше возвращайся жив-здоров. Давай, с богом!
Сани легко скользили по рыхлому снегу, кони недовольно фыркали, стараясь увернуться от густо падавших на морды снежинок. Я оглянулся на Ротбауэра. Как водится, немногословного, исподлобья наблюдающего за округой.
– Волнуешься?
– Да, экселенц, – тихо ответил мой помощник.
– Что именно тебя тревожит?
– А вдруг тот самый полковник Карбон где-нибудь здесь и опознает вас?
– Не опознает. Полковник Карбон погиб через день после нашей встречи.
– Откуда вам это известно? – удивился Рольф, но лишь махнул рукой. – О чем это я в самом деле?
– Передай всем нашим, что из этого улова каждый из них получит пятьдесят тысяч серебром.
– Сколько?! – ошарашенно переспросил Ротбауэр.
– Ты не ослышался – пятьдесят тысяч. Единственное условие – вы начинаете их использовать по окончании войны и вкладывать деньги так, как я вам скажу.
– И через год у нас уже будет сто тысяч? – насмешливо проговорил сержант.
– Вероятно, больше, – честно ответил я. – Но говорю сразу: если вы со мной, то после окончания боев, после капитуляции Наполеона война не заканчивается. Обсуди это с парнями.
– Будет сделано, экселенц. На меня всегда можете положиться.
– Я верил, что услышу это.
– О, а вон, кстати, и дозор, – мой помощник ткнул пальцем в темные фигуры всадников, движущиеся к нам от маячившей вдали деревни.
– Останавливаемся, ждем, – скомандовал я. – Без суеты.
– Кто такие? – Один из всадников приблизился ко мне, остальные, рассыпавшись широкой дугой, держались в стороне.
– Лейтенант Зигмунд Пшимановский, – назвался я. – А это мои люди.
– Пароль!
– Откуда мне знать пароль, сам подумай. Мне нужно в штаб принца Богарне, у меня к нему пакет. – Я вытащил наследие лейтенанта Буланже и помахал им перед лицом неведомого сержанта.
– Откуда я знаю, что ты лейтенант и что пакет не подложный?
– Все так и есть. Каких доказательств ты ждешь от меня? Проводи нас в штаб, там разберутся.
– Вот еще!
– Гвидо Манчини, проводи лейтенанта в штаб! – раздалось из саней.
– Это кто мне приказывает?! – Всадник повернул коня. – Пресвятая Дева! Гастоне Маркетти, ты ли это? Но ты же мертв! Мы и матери твоей уже написали.
– Я это, я. Со мною Бьяджи и Поли. Если хочешь, можешь меня ущипнуть. Или же сознайся, что ты уже и сам помер.
Радостный голос сержанта мигом потерял суровость.
– Проводите лейтенанта в штаб. И впрямь, там разберутся. А от тебя, морда кудлатая, жду подробного рассказа, что с тобой приключилось.
Глава 5
Смотреть на Маркетти одно удовольствие, все же артистизм у итальянцев в крови, – он так убедителен в роли солдата, чудом нагнавшего свой полк, что невольно закрадывается подозрение, а не решит ли этот макаронник попросту уйти к своим? А заодно и преподнеся им в качестве дорогого сувенира голову неуловимого князя Трубецкого. Сомневаться – это правильно, это хорошо. В военное время это продлевает жизнь. Главное, не сомневаться, принимая решение, – так и помрешь, раздумывая, быть или не быть? А до того – сколько угодно. Вот и сейчас весь прошлый опыт общения с беглым рядовым полка велитов Гастоне Маркетти встает перед глазами. Что привело его в мой отряд? Намерение сражаться с «корсиканским чудовищем», убившим его старшего брата в битве при Маренго? Или же просто страстное желание выжить? А при случае еще и с полной мошной вернуться в родной Милан? Полноте! Был ли тот брат или все это лишь выдумка, чтобы придать своему дезертирству видимость доблести? Сейчас тот самый момент истины.
