Михаил Ланцов - Россия Молодая. Том 1
– Отвратительно… – выдавил из себя Франсуа, ознакомившись с ним. – Полагаю, что ты согласился на встречу со мной не для того, чтобы продемонстрировать эти бумаги.
– Ты прав. Я отлично понимаю не только сложность вашего международного положения, но и то, как нелепо вы угодили в эту интригу моей сестрицы. Не хочу вас расстраивать, но, в сущности, просить мне у вас нечего. У меня все есть. А чего не хватает – я беру сам. Но раз уж так получилось, то глупо было бы не воспользоваться ситуацией к обоюдной выгоде.
– И что желает Государь? – Заинтересованно спросил Франсуа.
– Для начала – участия вашего ордена в суде. Хм. Ты любишь театр?
– Все зависит от того, кто ставит пьесу, и кто ее играет, – с вежливой улыбкой ответил иезуит.
– Прекрасный ответ! – Усмехнулся Петр. – Ты догадался о том, что я хочу сделать?
– Вполне, – кивнул Франсуа. – Если судить по этим бумагам о вашем подходе к делам, то я не уверен, что наше участие вообще нужно. Тут ведь вполне достаточно информации для того, чтобы осудить человека. Святая Инквизиция или Королевский суд, что во Франции, что в Испании обычно и на куда меньшем основании выносит суровые приговоры.
– Как ты уже заметил, я работаю иначе. Признание под пытками у человека можно выбить, и несправедливо осудить. Это не самое разумное поведение.
– Но Святая Инквизиция…
– Святая Инквизиция, дорогой мой друг, это обычный террор. С ее мнением соглашаются только потому, что боятся расправы, почитая за чудовище в рясе. Единственный плод ее работы – растущая волна антиклерикализма в Европе. К такому ли должен стремиться мудрый монарх? Я ведь изучал материалы по делам, что вели инквизиторы в германских землях. Из двадцати трех рассмотренных мной инцидентов, только в трех можно было что-то инкриминировать, причем на смертную казнь не тянул ни один. Максимум – выпороть и отпустить. Остальные – это откровенный бред. Если бы в моих землях, кто-то попытался вынести приговор на тех основаниях, то я первым бы вздернул безумца на осинке.
– Хорошего же ты мнения о европейском правосудии…
– У меня есть с чем сравнивать, – усмехнулся Петр.
– Получается, что ты хочешь обставить суд таким образом, чтобы Софья выглядела преступником в глазах всего народа?
– Именно. Мученицей мне она не нужна. Поэтому, если ваш орден даст показания на суде, сославшись на то, что она пыталась нанять вас для убийства собственного брата – этого будет достаточно. Кроме того, вам это тоже сослужит неплохую службу. А то ведь вас за глаза иначе как ростовщиками и интриганами никто и не называет даже в Святом престоле.
– Хм… – задумчиво почесал подбородок Франсуа. – И что ты нам дашь за наше участие?
– Я? Вам? – Засмеялся Петр. – Однако! Это не я вам заплачу, а вы мне. Ведь в противном случае вы вновь потеряете репутацию, не приобретя ничего.
– Россия довольно далекая страна, – осторожно заметил иезуит.
– Все течет, все меняется. Впрочем, я вас не тороплю. Свяжитесь с вашим генералом и все толком обдумайте мое предложение.
– Это замечательно, Государь, что ты не требуешь от нас ответа прямо сейчас. Серьезные дела не терпят спешки. Чем конкретно мы можем тебя заинтересовать? Деньги?
– В конце следующего года я хочу учредить Банк России, который получит монополию на чеканку монет. У меня достаточно средств, чтобы провернуть это дело самостоятельно. Однако если ваш орден согласится выступить соучредителями и внести некоторую сумму, я был бы вам признателен.
– Какие права будут у соучредителей?
– Права совладельцев. Само собой – ваша доля будет не велика, но она будет.
– И сколько нам нужно будет внести денег?
– Один миллион вот таких монет, – с этими словами Петр извлек из ящика серебряный кругляк и кинул его иезуиту. Аккуратная и лаконичная тисненая монета, с хорошо и четко выбитым гуртом вызвала у того особый интерес, так как мало стран в те годы могли подобным похвастаться. Тем более с таким качеством работы и так далеко от Испании и Франции. – Это одна куна. Серебряная монета, содержащая четыре грамма серебра.
– Четыре грамма? Что такое грамм? Мера веса?
– Да. Если наше сотрудничество получит развитие, то я поделюсь с вами некоторыми своими наработками. Кратко же скажу так – на моих предприятиях повсеместно принята в употребление единая и взаимосвязанная система измерения пространства и времени. Грамм – одна из ее составных частей.
– Сколько это будет в талерах?
– Талеры бывают разные, – пожал плечами Петр. – От двадцати пяти до тридцати грамм. Поэтому если равняться на их самые полновесные варианты, то примерно сто тридцать пять тысяч.
– Солидно, – хмыкнул Франсуа. – Кстати, почему на монете стоит год от Рождества Христова и не нынешний, а тот, что наступит через две зимы?
– Денежные реформы нужно готовить заранее. Вот я и готовлюсь, планируя упорядочить денежное обращение в России, заменив всю ту пеструю свору монет новым лаконичным трио – медной, серебряной и золотой. Вы ведь, наверное, уже в курсе, сколько проблем в ныне действующей денежной системе Российского царства.
– Отчасти, – кивнул иезуит. – Крошечные копейки, деньга и полушки разных размеров и массы довольно неудобны. Ладно, что они маленькие и сложно разобрать, какая конкретно монета попала тебе в руки, так ведь они еще и сильно отличаются по весу.
– В два с половиной раза, – подтвердил Петр. – Сейчас в ходу копейки как введенные в свое время еще Еленой Глинской полтора века назад, так и те, что недавно стала чеканить Софья. Кроме них еще два основных вида и бесчисленное множество истертых и обрезанных вариантов[27].
– Вот–вот. А ведь прочая мелочь так же пестра и я в этом с вами полностью согласен.
– Причем, что любопытно, даже эта серебряная мелочь не удовлетворяет нужд торговли с простым людом. И это только одна проблема…
– Да уж, – вздохнул Овен. – Совершенный беспорядок в финансах. Однако, – Франсуа продолжал крутить в пальцах серебряную куну, – я не уверен, что мы сможем начеканить миллион таких монет за полтора года. Слишком высокое качество. Что-то подобное можно заказать в Испании, но там монетные дворы загружены и не смогут в указанный срок выполнить наш заказ.
– Это не проблема. Можете хоть слитками внести. Или золотом по номиналу один к пятнадцати.
– Государь, – медленно, будто прозревая, произнес Франсуа Овен, – ты так говоришь, словно чеканка не представляет для тебя особой сложности.
– Так и есть, – кивнул Петр Алексеевич. – Как я понимаю, тебя заинтересовало мое предложение?
– Весьма, Государь, – кивнул иезуит. – Однако давайте подождем ответа генерала. Но не думаю, что он будет против сотрудничества. Тем более что Софья в свете открывшихся подробностей более нас не интересует.
– Отменно, – кивнул Петр. – Тогда, чтобы не быть голословным, я хочу тебе кое-что показать…
Монетный двор, выстроенный в прошлом, восемьдесят седьмом году, стоял несколько особняком и находился под особой охраной. Впрочем, по документам он шел как чеканная мастерская. Двести шагов в длину, семьдесят в ширину. Могучая кирпичная кладка. Черепичная крыша. Небольшие вентиляционные окна на высоте трех метров и круглосуточное искусственное освещение. Здесь, вот уже полгода трудились без устали две малые горизонтальные паровые машины, мощностью по десять лошадей каждая, и пять десятков мастеровых.
Когда Франсуа Овен зашел в помещение, то ахнул. Чистота. Порядок. Люди в опрятной рабочей одежде. А главное – неплохое освещение ацетиленовыми светильниками. Плавильные тигли. Прокатные валы, превращающие металл в тонкие узкие полосы строго определенной толщины. Кривошипный вырубной пресс, приводящийся в движение паровой машиной и дающий по шестьдесят очень аккуратных круглых заготовок в минуту, выбивая за одни подход по две штуки. Чаны с полировальными шариками из закаленной стали, приводимые в движение паровиком. Печь для отжига. И целый ряд кривошипных прессов для тиснения. Ну и так далее.
Хотя, конечно, иезуит вообще ничего толком не понял в устройстве полумеханизированной линии, развернутой на монетном дворе. В его несколько символичном представлении там все шевелилось по неясному ему порядку. Как в муравейнике. Только царствовала тут – какая сложная и непонятная механика – чуть ли не ожившие станки, делающие сами то, что обычно полагалось выполнять десяткам, а то и сотням людей.
– За сутки три смены выпускают около пятидесяти тысяч монет, – пояснил Государь. – Иногда больше, иногда меньше. Это пока опытная линия, поэтому случаются простои в несколько дней. Ее основное слабое место – ручная установка заготовок на пресс для тиснения и нажатие педали. Мы сейчас работаем над механизацией этой процедуры и подключения к паровой машине. Это позволит значительно ускорить качество и скорость работы, да и уменьшить количество станков. Но это дело будущего.
