Евгений Таганов - Морской князь
К нему бросились сыновья:
– Тятя! Тятя!
Тур прижался к отцу, Смуга по-мужски сдержанно стоял рядом и недовольно дергал слишком «нежного» младшего брата за одежду. Оттеснив Милиду, они пошли рядом с князем. У Дарника на глаза навернулись непривычные слезы, он как бы случайным движением руки смахнул их.
На ржание варагесских лошадей ответило ржание утесских коней.
– Значит, не всех лошадей съели? – спросил-похвалил князь Гриву.
– Не, только двух, и тех хромых, – отозвался тот.
За истекший месяц в пещерном селище, по крайней мере сверху, мало что изменилось. Снег все накрыл гладким одеялом, наполнив все вокруг особой зимней пустотой. В дальнем конце селища Дарник отметил скопление повозок и двуколок, похоже, там все тоже было цело.
Хазары и тервиги получили хороший урок гостеприимства у ромеев, поэтому держались настороженно, сбившись в одну кучу. Только Милида отважно следовала за мужем. Квино держалась возле Янара.
Вместе с хозяевами они все спустились во двор-яму и чуть приостановились.
– Твои ополченцы с нами пойдут, или их отдельно кормить будем? – захотел уточнить Грива.
– Все со мной.
Воевода отдал распоряжение женщинам готовить пир в трапезной, а сам повел гостей в гридницкую. Внутри изменений действительно было больше, чем снаружи: целая цепочка новых камор, да еще большая трапезная и гридницкая. Но все было пропитано невыносимым запахом копоти, свежевыделанных кож и сырости. Корней по-прежнему держался позади всех, не стремясь подойди к князю. Что-то тут было не совсем в порядке, только нельзя было понять, что именно. Это вызывало легкое беспокойство.
Князь занял главное место, находящееся в глухом торце гридницкой, слева пристроились сыновья. Дарник знаком указал Милиде и остальному отряду сесть сразу за ними. Все остальные места на широких деревянных лежанках вдоль стены напротив гостей заняли гриди. Как отметил князь, другие смольцы, кроме Виданы, в гридскую не пришли. Стало понятно: гриди за время его отсутствия взяли власть в свои руки.
Когда все расселись, возникло неловкое молчание.
– Есть ли потери?
– Умер от горячки Твердята, – доложил Грива. – Остальные все живы.
Для Дарника это была приятная новость – не надо будет сталкиваться больше с открытой враждебностью покалеченного воина.
– Надия родила девочку, назвали Первуной, – вставила про свою женскую ватагу Видана.
Вдова полусотского села рядом с Гривой, причем очень сильно к нему придвинувшись, стало быть, теперь он ее муж. Ну что ж, тем лучше.
– Это твоя жена или наложница? – кивнул на Милиду гридь Радим самый известный ходок по женской части.
– Жена. – Дарник счел нужным дальше не распространяться.
– А эта? – хищно глянул на Квино Радим.
Князь не ответил, только строго посмотрел на него, и сообразительный Радим тут же выразительно замахал руками, мол, я все понял, прости дерзкого. По шеренге гридей пробежал легкий смешок.
– А это все твои новые родственники? – чтобы что-то сказать, спросил про спутников князя Грива.
– Я же говорил: это мои новые ополченцы.
Снова повисло молчание.
– Почему вы не спрашиваете: где я был, что делал? – нетерпеливо заметил Рыбья Кровь.
– Так ты ж сам говорил: пойдешь расширять наше княжество, – напомнил воевода. – Вот и сходил, привел новых ополченцев. Чего тут спрашивать?
Корней по-прежнему находился в дальнем углу и молчал.
– Хорошо, тогда давайте все к трапезе. – Князь решительно встал.
В трапезную пошли подземным проходом через несколько жилых камор, едва освещенных тонкими лучинами, воткнутыми в стены. Уже входя в трапезную, Дарник позади себя услышал тонкий мужской вскрик.
– Что там? – сердито спросил Дарник у Свиря. Тот метнулся по проходу назад.
Все уже расселись за столом, а оруженосца все не было. Наконец он появился, но сообщил новость не князю, а Гриве.
– Корнея подкололи, – сообщил воевода, склонившись к уху князя.
– За что?
– Видно, за то, чтобы ты его снова главным доносчиком не поставил.
Рыбья Кровь принял этот вызов всегда послушного воеводы, даже не поморщившись.
– Насмерть?
– Да нет пока. В лекарню унесли.
Самым лучшим было делать вид, что все идет как надо.
– Весело тут у вас. Кто подколол, знаешь?
– Кто ж так просто признается, – со вздохом, но прямо глядя в глаза князю, произнес Грива.
Гриди, сидящие напротив, старались избегать смотреть на Дарника. Искренне радовавшийся возвращению князя Свирь, и тот несколько раз опускал глаза вниз. Дарник не мог понять, что происходит. Но особой тревоги не было. Успокаивал досмотренный вид княжичей – значит, с ними здесь обращались должным образом.
Трапеза была отнюдь не праздничная: овсяная каша и рыба. Из напитков: квас да горячий травяной отвар. Когда варагесцы по знаку князя вытащили из своих переметных сум съестные гостинцы, а особенно бурдюки с ячменным вином, это резко поменяло общее настроение. Теперь пришлые ополченцы были самыми желанными гостями. И общее слегка пьяное веселье постепенно захватило как хозяев, так и гостей. Хмель, казалось, не брал только одного князя. Дождавшись подходящего момента, он встал из-за стола.
– Куда ты? – забеспокоился Грива, он тоже был как будто совсем не пьян.
– Сиди здесь, – успокоил его Дарник. – Пойду смольцев проведаю… Сиди, я сказал! – повторил князь, видя, что воевода все же собирается его провожать. Жестом он остановил и Милиду, она тоже хотела последовать за ним. Не мог помешать только княжичам, те уже вперед отца выбрались из трапезной.
Предчувствие его не обмануло: каморы, в которых ютились смольцы, представляли жалкое зрелище. Какие-то замусоренные норы, а не человеческое жилье.
– Чего ж ваши мамки не подметают здесь? – было первое, что он спросил, войдя в одну из них.
– Так ведь нет мамок, – отвечал молодой смолец по имени Витко, один из немногих ополченцев, кто умел читать и писать по-словенски. – Гриди их всех забрали к себе. Князь, ты вернешь нам наших жен?
Три его сожителя с тем же ожиданием смотрели на Дарника.
– Сначала я должен выслушать, что скажут гриди и жены, – князь не готов был сразу что-то обещать.
Дальше – больше! Выбравшись из вонючих нор к коновязям, где хрумкали сено варагесские кони, Рыбья Кровь был окружен всей смольской ватагой, вернее, ее мужской половиной. Жалобы на самоуправство гридей посыпались со всех сторон, мол, сами ничего не желают делать, а к нам относятся как к последним рабам. Помалкивал только Дулей, вожак смольцев. К нему Дарник и обратил свой главный вопрос:
– За что подкололи Корнея?
– Он был не согласен… – начал Дулей и не закончил.
– Не согласен с чем?
Дулей неопределенно оглядел своих смольцев, словно спрашивая у них поддержки.
– Ну чтобы тебя освобождать… Корней хотел это, требовал, а они нет…
– Так вы знали, что я в плену? – поразился князь.
– Ну да. Радим с напарником нашли место, где тебя схватили. Потом к стану ромеев по следам вышли, тебя там издали увидели…
– А потом что?
– Потом все спорили: освобождать или как? Грива с Виданой сказали: он сам колдун, он нам велел не мешать ему одному в поход идти. Если бы хотел, чтобы его освободили, сказал бы ромеям, кто он, и они обязательно за выкупом пришли бы. А Корней ни в какую, говорит: у нас кони, луки и камнеметы. Мы сами потребуем: отдавайте князя или всех издали перебьем…
– Ну?! – Дарник едва мог подавить свой гнев.
– Ну его гриди малость поколотили даже.
В эту минуту из ямы-двора показался один из пирующих гридей, посмотрел в сторону коновязи и спустился назад в трапезную.
– Нам гриди тоже велели тебе об этом не говорить, – уныло промолвил один из смольцев.
Князя так и подмывало узнать, почему они не пытались сопротивляться, но он сдержал себя. И так было ясно, что гриди и по силе, и по организованности намного крепче ополченцев, а бунтовать всей ватагой значило, самое меньшее, быть изгнанными посреди зимы в открытую степь без съестных припасов и коней.
– Хорошо, я сделаю все по справедливости, – пообещал он, желая поскорее остаться один, чтобы лучше обо всем подумать.
Возвращаясь в пещеры, он зашел навестить еще и Корнея, посмотреть, как он там. Лекарней эту камору называли разве что за более опрятный вид, здесь обитала роженица Надия со своей двухнедельной дочкой и еще одна смолька, которая должна была вот-вот родить. Ну и хватило места, чтобы положить подколотого хорунжего. Раненный в спину, он лежал на животе и был без сознания. Пятно крови, проступавшее сквозь обвивавшую торс Корнея материю, указывало место предательского удара.
– Выживет? – только и спросил у беременной Рыбья Кровь.
– Обычно от таких ран не выживают, – прямо ответила она.
