Мой адрес – Советский Союз! Тетралогия (СИ) - Геннадий Борисович Марченко
— Дану-Дана, ай да-ну, да-ну, да-най…
В зал ввалились цыгане — усатый мужик в красной рубахе и расписной гитарой в руках, и парочка молодых цыганок в ярких нарядах. Женщины пели и плясали, взмётывая подолы своих многочисленных юбок, цыган аккомпанировал на гитаре. Тарковский неожиданно вскочил и принялся приплясывать, лупя себя ладонями по ляжкам. Пытался поднять ногу, согнув в колене. И ударить, видимо, по щиколотке, но подвело равновесие, и он едва не свалился — я успел его поддержать под локоть и усадил обратно на стул-кресло.
— Держите, чавелы!
Он вытащил из кармана несколько десятирублёвых купюр, которые моментально исчезли в лифах цыганок.
— А ну-ка, ромалэ, одолжи инструмент на пару минут!
На меня накатило какое-то пьяное веселье. Я выхватил у цыгана гитару. Семиструнная… Ну да ничего страшного, из чистого интереса освоил когда-то и такой инструмент.
— Исполню кое-что свежее, — заявил я присутствующим. — Евгений Покровский умеет не только патриотические песни сочинять.
Двойной проигрыш, и я запел:
Я не ною о судьбе,
Лучшее храня в себе
И признанием тебе
Досаждая.
Привыкая к боли ран,
Я прощу тебе обман,
Ты ж, как в песне у цыган,
Молодая.
Э-э-эх, молодая.
Ну да, песня Ефрема Амирамова «Молодая». Этакая ресторанная цыганщина, в самый раз. Пока пел, цыгане начали прихлопывать в такт, а за ним и Тарковский. Кончаловский наблюдал за всем этим со снисходительной ухмылкой.
Закончив исполнение, вернул гитару законному владельцу.
— Ай молодца! — хлопнул меня по плечу Тарковский. — Да ты правда талант!
— Такие песни сочинять много ума не надо, — скромно улыбнулся я.
— Э-э, не скажи…
Но его прервал цыган:
— Дорогой, что за песня? Почему раньше не слышал?
— Да я недавно её сочинил, вот и не слышал, — нагло заявил я.
— Разреши, буду её исполнять! Богом молю!
Казалось, цыган сейчас рухнет на колени. А мне что, жалко? Понятно, с его исполнения я вряд ли дождусь авторских, ну и хрен с ним. А по возвращении в Свердловск загляну к дружку своему Серёге Зинченко, презентую новую вещь, а потом сразу запатентую. Пусть потом во всех ресторанах страны звучит.
Быстро накидал слова в блокноте на паре листов, вырвал и отдал цыгану. Уж музыку он, по его словам, запомнил, похвалился, что слух и память на музыку идеальные. А когда троица исчезла, Кончаловский спросил друга:
— Андрюша, у тебя на такси хоть осталось?
Тот зашарил по карманам, нашёл немного мелочи. Пьяно мотнул головой.
— А у меня…
Кончаловский тоже пошарил по карманам, выудив из них в общей сложности десятку и три рублёвых купюры, да, как и у Тарковского, нашлось мелочи, как выяснилось, почти на рубль. Озадаченно крякнул, посмотрел на товарища.
— Андрюша, нам даже не хватит расплатиться за ужин. Мы сожрали и выпили рублей на двадцать точно.
— В долг простят.
— Неудобно как-то…
Похоже, Тарковского как-то резко накрыло. Не то что он вдруг оказался, как говорится, в зюзю, но взгляд его стал мутным, а движения раскоординированными. Кончаловский выглядел получше, и в принципе, мог помочь другу добраться до дома. Я так его и спросил, на что получил утвердительный ответ.
— Свои деньги оставьте, ещё пригодятся, а за ужин я заплачу, — сказал я, доставая кошелёк и отыскивая взглядом официанта Жору.
— Нет, нет, — замотал головой Тарковский. — Я не позволю…
— Андрюша, так будет лучше. А этому молодому человеку мы долг вернём. Я сейчас запишу номер его телефона… Евгений, как с тобой созвониться? — перешёл ан «ты» Кончаловский.
— Да не стоит…
— Нет, напиши свой номер!
Пришлось второй раз за вечер использовать салфетку вместо бумаги. Тут как раз Жора нарисовался. Выяснилось, что режиссёры поужинали на 17 рублей 40 копеек. Я дал официанту двадцать, включая чаевые.
— Обязательно верну, — пообещал Кончаловский.
— Я верну! — заявил покачнувшийся Тарковский.
Я же придержал донельзя довольного чаевыми официанта:
— Жора. Такси можно как-то организовать для товарищей?
— Без проблем, — улыбнулся тот.
Через пять минут Тарковский с Кончаловским усаживались на заднее сиденье бежевой «Волги». Андрей Арсеньевич на прощанье лез целоваться, но я пресёк эти поползновения. Затем поймал такси для себя, договорившись с водителем, чтобы подкинул меня в «Домодедово». Заплатил ему даже за обратную дорогу, а сам переночевал в зале ожидания. В 6.50 садился на рейс до «Кольцово», а ровно в 10.00 был дома. Душ, поздний завтрак или ранний обед — это как посмотреть — после чего звонок Мешавкину с отчётом о проделанной работе.
— То есть ждём звонка, — констатировал главред «Уральского следопыта». — Честно говоря, не ожидал от тебя такой прыти. Молодец, Женя! Если Стругацкие согласятся опубликовать у нас свою повесть… Да мы сразу прогремим на весь Союз!
— Надеюсь, их решение будет положительным. А пока предлагаю уже сейчас начать готовить материал для первого номера. И если вы не против, я готов принять в этом самое непосредственное участие.
— Хочешь присоединиться к редколлегии на внештатных началах? Отбирать рукописи для первого номера?
— Почему бы и нет? Или вы сомневаетесь в моём художественном вкусе?
— Хм, не то чтобы сомневаюсь… Ладно, завтра подходи, я дам тебе несколько рассказов и одну повесть. Недели тебе хватит их прочитать, я думаю, а потом выскажешь своё мнение.
Так вот и пришлось мне отсматривать повести и рассказы как начинающих, так и уже публиковавшихся в периодике и даже книжных сборниках авторов. На это я угробил первый вечер, решив начать с рассказов, и признаюсь, несколько из них произвели на меня самое благотворное впечатление. Я их отложил в отдельную папку. Пришлось даже интимом пожертвовать, тем более что Полина после репетиции и сама выглядела достаточно уставшей.
Следующим утром по пути в институт я решил сделать небольшой крюк, навестив новую студию, узнать, как там всё обустроилось. И обнаружил возле здания милицейскую машину. Внутри меня что-то неприятно ёкнуло. Я невольно обратил внимание на одно из окон, в котором отсутствовали стёкла. Млять, что ж они до сих пор решётки-то не поставили! Уже неделя, наверное, прошла, как мерки снимали.
Я двинулся ко входу, в этот момент дверь распахнулась, и
