Дмитрий Зурков - Бешеный прапощимк части 1-9
Но когда речь идет о людях, потерявших здоровье на честной ратной или иной государевой службе, то мы работаем бесплатно. А то ведь в нашем царстве — государстве зачастую, как в Испанском королевстве: «Шустрый, да быстрый — выйдешь в министры. С честью, с отвагой — станешь бродягой». — И, Павлов, желая поставить точку, хлопнул ладонью по столешнице и заявил: — Да — с, и это не обсуждается!!! — И далее, уже спокойнее. — Давайте, лучше оговорим наши дальнейшие планы. Если не возражаете, поднимемся ко мне в кабинет, тем более, что (Павлов посмотрел на наручные часы) — нас уже ждет доктор Голубев, который назначен Вашим лечащим врачом.
Увидев доктора и пожав после представления руку, генерал отметил, что Зиночка весьма точно обрисовала его внешность: худая фигура испанского идальго из романа Сервантеса с бородкой и лишь, отсутствие длинных усов отличала его от легендарного Дон Кихота. В отличие от героя романа, он был облачен в военный френч без погон, бриджи и сапоги. Келлер повторил свою историю, о таинственном «голосе» и ведениях, которую уже рассказывал Павлову.
С первых же слов, которые произнес в ответ Михаил Николаевич, Келлер понял, почему об этом враче он слышал много хорошего. Это был настоящий Врач, Эскулап, который способен помочь и исцелить. Они вселяли покой и уверенность в том, что все будет хорошо.
И так, Федор Артурович, ознакомьтесь вот с этой бумаженцией, — доктор протянул генералу бланк, на котором ряд кружочков с цифрами были соединены стрелками, — это, в некотором роде порядок прохождения Вами медосмотра. Начнете со сдачи анализов, затем кабинет антропометрии и далее т.с. по маршруту. Кстати, Вас в этом году просвечивали рентгеном? Нет? Отлично. В таком случае мы сможем безбоязненно просмотреть, как сказались ранения и травмы на организм. Проверим сердечко и прочее. А закончим в моем кабинете, где мы под руководством Ивана Петровича и с Божьей помощью постараемся разобраться с голосами.
Тут в разговор вступил Павлов:
— Федор Артурович, опыт врача говорит о том, что контузия может повлиять на органы чувств и, в частности на обоняние. Давайте прямо сейчас это и проверим. Михаил Николаевич, передайте, пожалуйста, генералу вот эти две пробирки.
Через мгновение, перед Келлером оказался штатив с двумя небольшими стеклянными сосудами помеченными литерами Х и У.
— Федор Артурович, одна из этих пробирок стерильно чистая, а в другой когда — то был налит керосин. Попробуйте по запаху выявить именно её. На эксперимент отводим минуту. Время пошло.
Со стороны картина выглядела несколько комично. Мужчина гренадерского роста в генеральском мундире подобно профессиональному сомелье тщательно обнюхивал пробирки и даже, чего греха таить, попытался лизнуть одну из них.
Наконец, Павлов скомандовал: Время!
Келлер, еще раз втянул носом воздух и сказал: Скорее всего, керосин был в пробирке «Х».
— Ну что же, ответил Иван Петрович, хочу Вас обрадовать — с обонянием всё в порядке. Я предлагаю Вам хорошенько отдохнуть, если появится желание до ужина прогуляться по территории, то дежурный получил необходимые инструкции. Завтра, с 9.00 начнем наш марафон по кабинетам и эскулапам, не забудьте, кстати переодеться. А заодно Ваш мундир вычистят и выгладят.
Через несколько минут, когда генерал ушел в свой номер, Павлов и Голубев обменялись мнениями по поводу эксперимента:
— А Вы оказались абсолютно правы, Иван Петрович. Келлер таки выявил пробирку с «керосином», хотя они были обе одинаково стерильны. Следовательно, у него высокая степень внушаемости. Я, признаться, думал, что генерал с привычкой командовать тысячами людей, посылать их в бой, подчиняя своей железной воле, окажется более твердым орешком.
— Видите ли, Михаил Николаевич, — ответил Павлов, который, не подымал глаз на собеседника и что — то записывал в блокнот, — Дело в том, что мы, военные боимся, тут он несколько запнулся и поправился: — то есть, я имел в виду, просто военные, при выполнении поставленной задачи, больше всего бояться показать немогузнайство. И они отчаянно пытаются найти решение там, где его нет. Значит завтра после всех осмотров и анализов, заручившись согласием Федора Артуровича, попробуем провести гипнотический сеанс, и, надеюсь, получим ответы на все наши вопросы. Хотя, я подозреваю, что с этим «ефрейтором» в сознании, не все так просто. Кстати, Михаил Николаевич, у Вас не появилось новых данных об этом оракуле с погонами прапорщика, благодаря которому мы познакомились?
Доктор покраснел и отрицательно покачал головой, опасаясь, что голос невольно выдаст обман и одновременно незаметно, скрестил пальцы, отчаянно надеясь, что академик всего этого не заметил.
— Значит ничего нового, — подытожил Павлов, — жаль, но время ПОКА терпит. Придется видимо обратиться за содействием к принцу Ольденбургскому. Уверен, что ответ на запрос, подписанный его Императорским Высочеством, получим незамедлительно.
Но наш разговор, Михаил Николаевич, натолкнул меня на одну идею. Скажите, Вы знакомы с научными работами итальянцев Анджело Моссо, Чезаре Ломброзо и Виторио Бенусси доказывающими возможность инструментального выявления лжи?
— Иван Петрович, но все это попахивает средневековьем, шаманство какое — то: измерять пульс, обнюхивать потовые железы. Так может, в качестве эксперта пригласим осла с измазанной в краске хвостом, хе — хе — хе?
— Не скажите, коллега, не скажите. Наш с Вами великий предшественник Авиценна по пульсу не только ставил диагноз, но и если верить легенде, спас от смерти несчастную девушку, вычислив адрес и имя её возлюбленного. А если обратиться к современности, то еще в 1895 году для выявления лжи применили — гидросфигомометр, а совсем недавно и пневмограф. И эти доказательства приняли даже в суде!!!! А по данным, которые мы получили, благодаря нашей разведке за океаном американский психолог Уильям Мартсон активно работает в этом направлении.
А посему, Михаил Николаевич, формируем группу: я осуществляю общее руководство, Павел Иванович Ижевский используя свои старые связи с учениками Попова — курирует техническую часть исследований, а за Вами — выдвижение кандидатур психологов и невропатологов. Тему назовём — «Локки». Задание — до конца 1915 года создать действующий образец прибора, и подготовить его к производству хотя бы в виде опытной партии. Сам аппарат пусть именуется «полиграф». Звучит академически, а суть скрыта.
Но на сегодня — всё, отдыхаем. Завтра нам предстоит серьезная работа.
С предложение «прерваться» Голубев, согласился с энтузиазмом, правда он предполагал срочно поставить в известность капитана Бойко о том интересе, который проявляет академик Павлов к Гурову и о возможном запросе от имени принца Ольденбургского. Задача была не из легких, ибо военная цензура и перлюстрация почтовой корреспонденции стала притчей в языцех и модной темой страшных историй о «черных кабинетах», рассказываемых во время интеллигентских посиделок с проклятиями в адрес «царских сатрапов и душителей свободы». В действительности все обстояло одновременно значительно проще и сложнее. Существовала сиќстема осмотра почтовых отправлений. Вся корреспонденция, постуќпающая в военную цензуру, подразделялась на категории:
1) письма, отправленные за границу (заказные, простые, страхоќвые, посылочные);
2) письма, прибывшие из-за границы (заказные, простые, страхоќвые, посылочные);
3) корреспонденция в действующую армию и из неё;
4) внутренняя переписка по специальным секретным предписаниќям, шифрованная, условная и непонятная по своќему содержанию.
Штат военных цензоров был не велик, но зато среди работников попадались настоящие уникумы. И именно такой специалист благодаря стараниям ротмистра Воронцова работал на филиале почтового отделения на территории Института. По иронии судьбы его имя и отчество, да и внешность совпадала с известным персонажем Гоголя — Акакием Акакиевичем. Но стоило поближе познакомиться с этим скромным разборщиком писем, как эта ассоциация таяла как туман. Знание нескольких европейских (и не только) языков, навыки химика, фотографическая память, педантизм в работе, и, способность быть совершенно незаметным делали его незаменимым.
У Акакия Акакиевича выработался удивительный «нюх»: он мог определять содержание письма по его наружному виду или по почерку адресата. Однажды эту способность проверил лично академик Павлов, который заключил с ротмистром Воронцовым пари и, с треском его проиграл. Ему предъявили несколько почтовых конвертов из личного архива Ивана Петровича, и без малейшей ошибки Акакий Акакиевич отделил послание аристократа, от коммерсанта, чиновника от литератора. Впрочем, Павлов абсолютно не огорчился, а наоборот обрадовался своему проигрышу и приказал удвоить жалование столь ценного работника.
