Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 6 - Артём Март
По-хорошему отправить бы его в больницу, подлечиться. Да только я понимал, что он не захочет. Что решит отправиться со мной, чтобы вызволить жену, которую только недавно снова обрел. Я понимал Степаныча и поступил бы на его месте точно так же: отправился вызволять близких, несмотря ни на какие раны.
Лицо старика приобрело решительное выражение. Было видно, что он силой воли отбросил мысли о боли, которой ныло сейчас все его тело. Потом проговорил:
— С тобой. Я еду с тобой, Витя.
— Хорошо, — я кивнул.
— А я? А меня? — Вклинился Нойзман. — Меня надо в больницу… Мне плохо…
Я опустился. Схватил американца за одежду.
— Вставай, — приказал я и потянул его подняться.
Тот торопливо встал на ноги, испуганно уставился на меня.
— У меня серьезные травмы… Мне нужна медицинская помощь… — запричитал он.
— Ничего, падла. Потерпишь.
Испуг, бившийся в глазах американца, смешался с настоящим удивлением.
— Но… Ты ведь обещал, что отвезешь меня в больницу!
Я глянул на него исподлобья.
— Ну вот и ощути на своей шкуре, каково это, когда тебя бьют твоим же оружием — ложью.
Просто так американца отпускать было нельзя. Отдам его в больницу сегодня, а утром меня просто возьмут менты. Я почти уверен, что он побежит в милицию писать заявление. А с его связями и деньгами мне сложно будет отбрехаться.
Нойзман просто наплетет в три короба что-нибудь о том, что я хотел похитить его ради денег. Что вся Оборона — это не что иное, как ОПГ, кошмарящяя его комбинат. Можно было отдать амера черемушкинским, но это значило сразу подписать ему смертный приговор. Я не думал, что это разумно, учитывая его высокий пост на комбинате. У руководства холдинга точно будут вопросы по этому поводу. Так что, что делать с амером мне еще предстояло придумать.
Пацаны Кулыма докинули нас до конторы, и я, попросив у Жижи ствол, пересел в Пассат.
— На вот, — бандит протянул мне свою Биретту и два полных магазина патронов. — Только не потеряй, Витя. Штука дорогая, я такую давно хотел и еле нашел. Со штатов мне привезли.
После, мы отчалили за город. Раненного Нойзмана я затолкал в багажник. Степаныч же сел на соседнее пассажирское.
— Хреново выглядишь, — сказал я старику, когда мы покинули Армавир. — Как себя чувствуешь?
— Так как будто в меня двухтонный джип въехал, — проговорил он в ответ.
Степаныч постоянно кривился от боли и ерзал на сидении, пытаясь найти удобное для болевшей спины положение.
К тому же его рассеченный лоб кровоточил. Раны никак не унимались, кровь продолжала бежать по лицу и почти не останавливалась. Даже когда я дал ему какую-то тряпку из салона, это не помогло. Старик был бледен.
— Сука, да что ж оно не прекращается? — Спросил он, утирая лоб в очередной раз.
Я глянул на старика. Заметил, что его волосы на лбу сильно пропитались кровью. Свернув на обочину, я сказал ему:
— А ну-ка, дай гляну голову.
Степаныч подставил мне темечко, и я включил в салоне свет.
— Мля… Аккуратно… ты чем там с меня скальп снимаешь? — Спросил он, когда я тронул большую рану, скрытую в волосах.
— Степаныч, ты себе башку рассадил, — проговорил я. — Рана в волосах и кровит.
Значит, вот в чем было дело. Степаныч поранил голову. Если сначала крови было немного, и в уличной полутьме казалось, что он просто промок от пота, то теперь стало видно, что волосы напитались ею, превратились из просто темных в темно-красные.
— Сука, — искривившись от боли, старик откинулся на кресло. — Дай мне что-нибудь. Эта дрянь, — он показал тряпку, — уже вся кровшой пропиталась. Сука… голова болит так, что непонятно, где рана.
— У меня в багажнике есть аптечка. Сейчас принесу.
Я покинул машину, открыл багажник. Оттуда полными ужаса глазами на меня посмотрел скрючившийся в позе эмбриона Нойзман.
— Аптечку дай, — грубо бросил я.
Нойзман засуетился, стал копошиться и вертеть головой. Видимо, в багажнике он вертелся, как мог. Американец просто запутался в буксированном тросе и разворошил все содержимое багажника.
— Она там, у задней стенки.
Американец потянулся за аптечкой, взяв, сунул ее мне.
— Угу. — Буркнул я и хотел уже захлопнуть багажник.
— Стой-стой! — Крикнул он, замахав руками. — Что ты со мной сделаешь? Убьешь?
— Заткни хайло, — Проговорил я.
— Меня тошнит… Выпусти… Ни то меня вырвет прямо сюда!
— Ну, значит, будешь сам свою блевотину отсюда вычерпывать.
— Можно хоть попить воды? Я просто…
Внезапно я услышал, как Степаныч блюет с переднего сидения. Торопливо закрыв багажник, я бросился к нему.
— Сука… Видать, сотряс… — Пробурчал старик, сплевывая вязкую слюну.
— У тебя может быть открытая черепно-мозговая, — сказал я.
— Я должен выручить Тамару, — глянул на меня старик, утирая губы. — Меня совесть заест, что я буду сидеть в больнице, пока а она черт знает где, в плену, находится.
— Понимаю. Возьми, — протянул я ему аптечку.
— Щас, погоди, — старик снова отмахнулся. — Опять блевать буду.
Он с трудом выбрался из Пассата, неловко отошел к краю обочины, и старика снова вырвало в придорожную яму.
— Эй! — Крикнул вдруг Нойзман сзади. Мы со Степанычем обернулись.
Нойзамн стоял с водительской стороны и целился в нас из Биретты поверх крыши.
— Зря ты это затеял, — угрожающие сказал я.
— Давай! — Он протянул вторую руку над крышей. — Давай сюда ключи!
— Вот эти? — сказал я, вытащив из кармана ключ от Пассата.
— Меньше разговоров, больше дела! Давай! Ни то я пристрелю вас прямо тут, как бешеных собак!
Степаныч с трудом выпрямился, пытаясь отдышаться.
— Как эта падла выбралась? — Спросил он хрипловато.
Я промолчал, а Нойзман показал мне петлю старого советского буксированного троса, в котором запутался в багажнике.
— Не закрылся, — рассмеялся он как-то истерически. — Не закрылся замок! Только и надо было подсунуть канат куда надо!
— Ты не солдат, Нойзман, — проговорил я, шагнув к американцу. — Не солдат и не стрелок.
— В молодости я провел
