Нерушимый 7 - Денис Ратманов
— Ты будешь слушать меня. — Щелчок пальцами. — Сейчас войдет товарищ, ты пропустишь его и ничего не спросишь, потому что он со мной, а я, ты помнишь, — важный человек. У тебя тут монитор, куда идет трансляция с камер? — Она кивнула. — Сейчас ты выключишь их и перезагрузишь систему, потому что тебе показалось, что она подвисла. А включишь, когда мы уйдем. Поняла?
— Да.
— Вот и славно.
Я вышел из отделения на улицу и принялся лихорадочно думать. Заведующий настроен решительно, уговорить его вряд ли получится, загипнотизировать — тоже. Значит, надо дождаться Дарину и думать вместе. Например, я отвлеку Кисиля, она поработает с Семеркой.
Но, если не скрываться, то ее вычислит Семерка! Юлия-то, в отличие от остальных, догадается, кто к ней приходил и зачем. В общем, мой план сыплется: если привести человека в маскировке, начнут копать, кто это, и откопают, если не маскироваться, Дарину узнает Семерка. Как я сразу об этом не подумал?
Черт! Вот он, спасательный круг, в моих руках, а я ничего не могу сделать! Что ж, буду трубить отбой. Но прежде хоть загляну к Юле, обещал ведь.
Пройти к ней не составило труда: загипнотизированный охранник меня пропустил. Я шагнул к кровати, позвал:
— Юль?
Девушка не ответила. Она была без сознания, металась, стонала, звала какого-то Алекса. Н-да, дела действительно плохи. Зато она не в состоянии кого бы то ни было запомнить! Дарине можно заходить и не бояться быть узнанной.
Пиликнул телефон. «Здесь», — писала Дарина. Я отправился ее встречать. За две минуты она преодолела больничный парк, потому немного запыхалась. Остановилась, завидев меня, опустила кепку на глаза. Я кивнул, и мы один за другим вошли в отделение. Я взял халат с вешалки, а она оделась в то, что принесла из дома.
— Ну, с богом! — сказал я сам себе и открыл дверь в гнойную хирургию.
К счастью, медсестра куда-то отлучилась с поста, по отделению шастали студенты, потому на нас никто внимания не обратил, и мы направились к милиционеру, с кроссвордом грустящему под дверью. При виде нас он встрепенулся, я протянул ему руку и сказал:
— Ты нас пропустишь. Потом скажешь, что идет дача свидетельских показаний, и туда нельзя.
Охранник кивнул на дверь — идите, мол. Я вошел первым, убедился, что Семерка по-прежнему без сознания, позвал Дарину. В палате она пошатнулась, схватилась за мое плечо. Все так же держась за меня, приблизилась к проблемной ноге Семерки. Судорожно вдохнула, качнула головой, положила обе руки на раздувшуюся голень, принялась ее гладить, то и дело прерываясь и передергивая плечами.
Семерка сперва лежала безучастно, потом задергалась сильнее, и я прижал ее к кровати, чтобы она не причинила себе вред. Но вскоре она утихла и мерно засопела — провалилась в сон.
Дарине было тяжело, дыхание ее участилось, на лбу заблестел пот. Так хотелось передать ей хоть немного своей силы, но я не знал, как это сделать.
Семерке, похоже, становилось лучше: красные пятна сошли с щек, дыхание выровнялось. Или мне показалось, или и правда отекшая и покрасневшая голень Семерки побледнела, и отек немного спал.
И в этот момент за дверью заговорили. Громыхнул стул, на котором сидел охранник, и он слово в слово повторил то, что я просил.
— Я запретил визиты! — воскликнул Кисиль. — Немедленно пропустите!
Охранник что-то прогудел в ответ. Взвизгнула женщина, выругалась. Похоже, охранник применил физическое воздействие. Дверь распахнулась, и в палату ввалились две женщины, Кисиль и охранник, который пытался его остановить.
— Что тут происходит? — заорал заведующий.
— Я пригласил независимого специалиста, чтобы он осмотрел больную, — с вызовом сказал я.
Кисиль покраснел, глаза его вылезли из орбит, он уставился на Рину и заорал:
— И что? Как осмотр? Ты кто вообще такая? Как можно что-либо сказать без рентгена и анализов?!
Дарина стянула маску, захлопала ресницами. Да, мы выглядели идиотами, но так было нужно.
— Состояние больной стабильное, — отчеканила Дарина. — Пульс ровный. По-моему, кризис миновал. Вы когда ее осматривали в последний раз?
— Ты еще указывать мне вздумала? Вон отсюда, придурки малолетние! — заорал заведующий. — Ходите тут, заразу разносите!
— Если есть хоть крошечная надежда, — огрызнулся я в коридоре, играя роль идиота: — почему не…
— Вон!!!
Мы вышли на улицу с превеликим удовольствием, уже не скрываясь. Версия с малолетними идиотами меня более чем устраивала.
— Пять минут позора, и дело в шляпе, — прошептала Дарина и сладко зевнула.
Машина такси подъехала через пять минут, я усадил Рину на заднее сиденье, сам устроился рядом и назвал ее адрес.
Такси тронулось, и голова Рины легла на мое плечо. Потратив силы, девушка уснула мертвецким сном, и теперь непонятно, когда она проснется и как себя почувствует, потому нужно быть рядом с ней.
Когда приехали, я попытался разбудить Дарину — она застонала, открыла глаза, тряхнула головой.
— Пойдем, — сказал я и подал ей руку.
Я мог бы нести ее на руках, но уж больно настороженно смотрел таксист — еще подумает, что она под веществами, или что я ее опоил и похитил. Тем более в такой одежде неясно, она это или он.
— Да, — шепнула Дарина и вышла из машины, обернулась к таксисту: — Спасибо.
Настороженность стерлась с его лица, и он укатил восвояси.
Лифта в пятиэтажке не было, потому я подхватил девушку на руки — она инстинктивно обхватила меня — и отнес наверх. Рина отперла квартиру, вошла, привалилась к стене и сползла по ней, притянула колени к животу.
Я протянул руку.
— Понимаю, тяжело, но поднимайся. Тебе надо поспать.
Придерживаясь за меня, она прошла в спальню, упала на кровать не разуваясь и сразу же мерно засопела, а я глянул на часы: начало четвертого. К шести-семи, не раньше, она проснется от голода.
Интересно, как там Семерка? Что дал осмотр? Надеюсь, все получилось, и достаточно компетентная комиссия отложила ампутацию. На всякий случай я написал Юле: «Ты как? Отзовись».
Два часа я смотрел футбол, изучал тактику «Торпедо», а к шести сбегал в столовую, что была неподалеку, взял четыре стейка, гору овощного салата, картошку по-домашнему и целый творожный торт. Только накрыл на стол и включил чайник, как Рина завозилась в спальне, протирая глаза, вышла — заспанная и встрепанная, жадно уставилась на еду, но заставила себя прошаркать в ванную, чтобы умыться.
— Я тебя обожаю! — воскликнула она, набрасываясь на ужин.
Ела она жадно, но изящно, совершенно не стыдясь голода. Приговорила два стейка, весь гарнир, половину салата, литр томатного сока. Жадно
