Цена империи. На начинающего Бог - Игорь Аркадьевич Черепнев
Еще более интересной выглядела любовная стезя князя из рода Орловых. Он был влюблен в Наталью Александровну Пушкину, дочку того самого… Да! Одну из первых красавиц России, ставшую позже морганатической супругой князя Николая Вильгельма Нассауского.
Потом его пытались женить на Ольге Паниной, дочери министра юстиции. Не сложилось. А вот сложилось жениться на одной из самых красивых женщин Санкт-Петербурга, фрейлине Екатерине Николаевне Трубецкой. В Катюшу Трубецкую был влюблен Лев Николаевич Толстой, тот самый, а не его однофамилец. А шафером на свадьбе со стороны Трубецкой был некто Тургенев, опять тот самый, да уж… Увлечены Екатериной, уже Орловой, были великий Бисмарк и король Бельгии Леопольд II. Более того, ходили слухи, что Алексей Николаевич Орлов, как и Владимир, – сыновья этого самого Леопольда, а не Николая… Но все это слухи, слухи, слухи… Известно, что супруги часто ссорились и жили отдельно друг от друга. Говорили о ранении князя, из-за которого он стал импотентом, намекали на его несколько нетрадиционные вкусы. Опять же, сплетни и слухи – любимое развлечение европейского бомонда. Однако есть и интересный факт: единственным иностранцем, приглашенным на свадьбу Николаши Орлова и разбавившим своим присутствием свет аристократических фамилий старой России, был некто барон Геккерн, более известный у нас как Жорж Дантес. Да, убийца Пушкина! Вот и пойми, было ли это проявлением изысканной аристократической мести дочери поэта, мол, на моей свадьбе будет присутствовать убийца твоего папаши, кто поймет изощренную фантазию молодого князя, либо такой маленький звоночек, ибо известен был Жорж Дантес связью с бароном Геккерном, весьма тесной, настолько тесной, что барон усыновил красавчика, делавшего военную карьеру в презираемой ими обоими (бароном и Дантесом) России. Впрочем, уже четыре года как Екатерина Орлова оставила князя один на один с этим жестоким миром, а посему тайны их будуара оставим ученым-генетикам.
В дверь кабинета аккуратно постучали, секретарь посла вошел и сообщил, что порученец князя только что прибыл.
– Проси! – не самым довольным тоном буркнул Орлов. Это была весьма странная просьба, исходившая от самого Горчакова. Канцлер просил достать ему некое химическое вещество.
– Ваше сиятельство! Нашел! Это все, что удалось приобрести. Лаборатория Лорана, в которой работал Шарль Фредерик Жерар, перешла к Гюставу Шанселю. Он переехал в Монпелье. Я только что оттуда.
– И что?
– Тут тридцать граммов. Обошлись мне в четыре франка. И месье Гюстав готов продать права на сие вещество, будет кто заинтересован в нем. И деньги просит небольшие.
– Благодарю вас, Мишель, вы мне весьма помогли. Я отпишу о предложении Шанселя. Кто знает…
Санкт-Петербург. Большая Конюшенная, дом 9.
5 марта 1880 года
ЕИВ Михаил II
После проведенного совещания и полученных от Сандро вливаний, частично несправедливых, но по большей части заслуженных, я чувствовал определенную вину. Прав был учитель! В отличие от Коняева, нет у меня такой точной и педантичной систематичности, это надо честно признать. Хаотичность— главная черта моего характера. Будем с нею бороться. Но я и не говорил, что совершенен! В любом случае мне необходима была психологическая перезагрузка. И о пяти часах пополудни в обществе дорогой супруги и нашего семейного эскулапа – профессора Манассеина – отправился сделать весьма и весьма важный визит. У меня было еще время. Не знаю, возможно ли это так назвать, но Ольга Федоровна была весьма обеспокоена личностью того, к кому мы направлялись. Ведь это был ее первый официальный визит в роли первой леди государства! И тут такой неожиданный выбор!
Мы отправились на Большую Конюшенную, в дом 9, построенный для госпожи Сильванской. Там, в десятикомнатной квартире проживал человек, известный не только в Санкт-Петербурге, но и далеко за пределами нашей прекрасной Родины. Впрочем, имя его преодолело не только географические границы, но и пределы своего времени: благодарные потомки сохранили память о нем.
Небольшой двухэтажный особняк располагался практически в центре столицы, так что долго ехать не пришлось. Карета охраны, предупрежденной о нашем маршруте, оказалась на месте чуть раньше нас. Выходя, я успел отметить взглядом двух сотрудников Ширинкина в штатском. Подполковник пока что имел весьма ограниченный состав филеров, работающих на моем маршруте. Мне бы хотелось, чтобы визит был келейным, тихим, не переволновать Николая Ивановича никоим образом, но получалось так, как получалось – пренебрегать мерами охраны собственной персоны было бы верхом легкомыслия.
Еще по пути Ольга Федоровна поинтересовалась, почему именно к этому человеку мы едем. Пришлось рассказать в двух словах, причем эти два слова переросли в две фразы, в общем, поговорили.
– Так вот почему с нами Вячеслав Авксентьевич! – подвела итог разговору супруга как раз перед тем, как мы вышли из кареты.
По роскошной парадной лестнице мы поднялись на второй этаж, где нас встречал хозяин квартиры, сам господин Путилов, вместе с женой, Екатериной Ивановной. Выглядел господин предприниматель откровенно плохо. Он был разорен. Его дело шло ко дну, ибо денег не было и не понятно, зачем и почему? Этот человек был гений. Своеобразный гений. Он мог решить любую производственную задачу, делая буквально-таки чудеса. В свое время он был в фаворе у великого князя Константина Николаевича, когда сумел, не построив даже завода, создать для Балтийского флота большой отряд паровых корветов и канонерских лодок. Современники назвали бы это примером «сетевого предприятия», когда заказы на детали распределялись по мелким единицам: фабрикам и мастерским, а потом все собиралось, и вуаля – из плавучего дока выходил новенький корабль, который осталось вооружить и, испытав, отправить в плавание. Но такие предприятия – это практика двадцать первого века, а не девятнадцатого! Проблема в артиллерии – и господа Путилов, Обухов и компания создают завод, который потом назовут Обуховским, что избавит Россию от зависимости в производстве орудий от иностранных держав. Понадобились рельсы для строительства железных дорог – и Путилов с нуля построил свой завод, который полностью покрывает потребность всей империи в этом дефицитном материале, причем его рельсы оказались намного более качественными, нежели английские или немецкие. Его последним проектом стало создание Морского порта в Санкт-Петербурге, который должен был стать своеобразным транспортным хабом: проложив канал из Кронштадта в столицу, Путилов собирался вывести его к железнодорожному узлу и складам, которые позволили бы делать прямую перевалку грузов с различных видов транспорта, ускоряя многократно товарооборот. Канал имел в этом проекте решающее значение – мелкие глубины Маркизовой лужи не позволяли морским судам разгружаться в Санкт-Петербурге. Получив благословение государя Александра II
