Среди легенд - Андрей Готлибович Шопперт
Второй плюс. Это тот же Гольдин. Он может и прислушаться к мнению Фомина, особенно если ему Вася Сталин это посоветует. Можно начинать собирать и, правда, команду будущего.
Еще ведь и лейтенанта может Сталин дать, офицер летчик явно получает денег больше, чем ефрейтор милиционер.
Стоп. Так ведь можно договориться до того, что надо идти и самому проситься в ВВС.
Ага, забыл один плюсик за «Динамо» поставить – это Наталья Аркадьевна Аполлонова. Школьница с золотыми волосами, зелеными (прямо как вымытая дождем трава) глазами и маленькой родинкой над губой.
Опять замолчали трибуны, и Вовка поперся в раздевалку, предварительно листок с плюсами и минусами уничтожив. Тупо сжег в пепельнице и пепел, перемешав, вытряхнув в урну.
Сидели, развалившись, в благодушном настроении динамовцы. Закатили летунам еще две, и только одну Третьяков пропустил, да и то автогол. Не ожидал. Была толкучка у ворот, и шайба от конька Бориса Бочарникова залетела в угол. Интересно. Прямо мистика. Именно Бочарников в следующем году станет ренегатом и будет играть за ВВС, вот раньше стал за них голы забивать. Оговорочка по Фрейду. Н-да. И погибнет.
– Фомин. Ты переодевайся и дуй домой, я скажу, что ты плохо себя почувствовал, – отведя его к двери, приказал Чернышев.
– Аркадий Иванович, давайте подождем. Нельзя проигрывать, даже ничья нас от второго места отделит. Нужна обязательно победа.
– А Сталин Василий Иосифович?
– Скажу, что не пойду. Мне ведь только шестнадцать.
– Ладно. Сиди.
Зря сидел. Еще раз обменялись голами в третьем тайме и всё.
Все интересное случилось после игры. Ожидаемо. Первым в раздевалку, практически вместе с командой, завалился тоже далеко не трезвый генерал-полковник Аполлонов с адъютантом.
– Молодцы! Орлы! Тезка, дай тебя обниму, – и повис на Чернышеве, тот на коньках, да и так выше ростом. Немного шкодная картина.
– Спасибо, товарищ генерал, – тренер даже назад прогнулся, чтобы не упасть, на бетоне ведь стоял и на коньках.
– Васька, – Аполлонов повернулся к адъютанту, – выдавай премию. По сто рублей вам выпишу. Классно об…
Тут в раздевалку и товарищ младший Сталин зашел. Оглядел всех. Зам министра МВД не вытянулся по струнке, но подобрался. Остальные точно вытянулись. Вовка попытался бочком протиснуться за спину Бочарникова, рядом с которым стоял.
– Этот? – Василий Иосифович ткнул пальцем в Фомина и повернулся к пришедшему с ним полковнику.
– Так точно, товарищ генерал! – и пьяно покачнулся, расплылся в улыбке.
– Хорошо играл, жаль, не за мою команду. Хочешь летчиком стать? – пьяный, а речь вполне связная и взгляд осмысленный.
– Мне всего шестнадцать лет, – помотал головой Вовка.
– Ух ты?! Правда, что ли? – повернулся к Чернышеву.
– Так точно, товарищ генерал.
– Подождем. Андрей, запиши его данные, как восемнадцать исполнится, в армию заберем, – ткнул пальцем в адъютанта и вышел, не прощаясь, из раздевалки.
Тишина еще долго стояла, даже после ухода полковника Андрея.
Протрезвевший почти Аполлонов прокхекался, наконец, и, пожав руку Чернышеву, повернулся к Вовке.
– Выйдем.
Вышли. Генерал вдруг финт ушами изобразил. Подошел и обнял Фомина по-отечески, к груди прижимая.
– Молодец! И за игру, и за ответ… летчику. Только вот что теперь с документами делать? – Аполлонов отстранился и вопросительно посмотрел на пацана шестнадцатилетнего. Совета от него дожидаясь.
– Придется оставить мои документы в прежнем виде. Третьяков пусть милиционером будет, а я пока стипендию от общества получать буду.
– Сдохнешь с голоду на той стипендии. Ну, не сдохнешь, но тебе расти ведь надо. Мясо там жевать – пережевывать. Н-да. Задача. Ладно, Фомин. Я подумаю. Ты сейчас со мной поедешь. Давай переодевайся, я тебе тогда твои документы верну и Третьякова новые. С Натальей еще позанимаешься, она сегодня пятерку по английскому получила. Скоро придет из музыкальной школы. Как раз поужинаешь у нас. Давай быстро переодевайся, я тебя в машине жду.
Как люди, причем всякие ведь шишки, ездят в «Победах» зимой? Холодина страшная. Дует из всех щелей, бензином воняет и страшная холодина… говорил уже. Печки ведь нет, как и подогрева сидений. У Федора Челенкова «мерин» был в той жизни. МЛ-350. Умная, заботящаяся о хозяине машина. И вот это. Еще ведь и роскошь «Победа» на сегодняшний день. Простой человек и не купит. Стахановым нужно стать.
Так, под стариковское брюзжание комсомольца, и доехали. Ничем ужин от прошлого не отличался, только вместо антрекотов была печень говяжья по-строгановски (почти), а вместо картошки гречка. Очень вкусно и порцию специально для Вовки огромную подали.
Наталья была в платье фланелевом и кофте. В доме было холодновато, на улице похолодало и в квартире тоже. Нет автоматики, поддерживающей одну температуру. На диване в гостиной, куда отправились пить чай, и где Вовка еще не был, сразу бросались в глаза три вещи. Дорогое немецкое пианино. Черное, с золотом надписи и отражениями света от лака, без единого пятнышка. Еще был саксофон, лежащий на диване. Маленький. Они ведь как-то разделяются, насколько Федор помнил? Это альт, должно быть? И на стене висела точно такая же гитара, что подарил военный Вовке в первый день его пребывания в этом мире, в больнице. Рука сама потянулась.
– Ты, Володя, играешь на гитаре? – заметила его жест мама Тоня, как про себя ее обозвал Вовка.
– Немного.
– Сыграй! – Наталья вскочила на кресло и потянулась за гитарой.
Ох, блин. Ослепнуть, что ли? Умеет создатель красивые ножки создавать.
Гитара была настроена. Кто-то играет? Чуть все равно поправив, Вовка перебрал струны, думая, что бы спеть. И тут хулиганская мысль пришла в его бестолковку. Он тронул струны и начал:
Лишь позавчера нас судьба свела,
А до этих пор где же ты была?
Разве ты прийти раньше не могла?
Где же ты была, ну где же ты была?
Сколько раз цвела летняя заря,
Сколько раз весна приходила зря!
В звездах за окном плыли вечера.
Где же ты была, ну где же ты была?!
Может, и не Дима Билан с «Лейся песнями», но ведь вещь-то для сорок восьмого года убойная.
Сколько дней потеряно!
