Принцип Новикова. Вот это я попал (СИ) - "shellina"

— О каком деле идет речь, государь?

— Тут намедни несчастный случай произошел, со мной. Взаправду несчастный, лично я ничего криминального ни с одной стороны не нахожу. Всякое в жизни может случиться. Но привело сие недоразумение к дуэли между двумя славными офицерами. И в ходе этой дуэли много они лишнего друг про друга наговорили. Офицеры эти лишены оружия и ждут, когда их рассудит кто-то опытный в этих делах.

— Хм, — Ушаков потер подбородок. — Могу я узнать имена этих офицеров?

— Репнин-Оболенский и Трубецкой, — охотно ответил я.

— И что же за неприятность произошла с тобой, государь?

— А вот это выяснишь сам, Андрей Иванович. Надо же мне увидеть насколько ты хорош в своем деле.

Он задумался. Думал Ушаков красиво, я даже залюбовался. Но он быстро стряхнул с себя напуск задумчивости и снова поднял взгляд на меня.

— Дозволено мне приступать, государь, Петр Алексеевич, к исполнению твоего веления?

— Приступай. Результат доложишь мне лично. Заодно про свои задумки насчет Тайной канцелярии расскажешь.

Ушаков вышел из кабинета довольно окрыленный. Я посмотрел на свои руки, они слегка подрагивали. Правильно ли я поступил? Я не знаю. Поживем, как говориться...

— Государь, Петр Алексеевич, к тебе посланник гишпанский, — Митька снова не вошел как следует, а просунул голову в щель приоткрытой двери.

— Сколько тебе раз еще надо сказать, чтобы ты запомнил: когда что-то говоришь, заходишь, а не кричишь из-под двери, — нахмурившись, я пригрозил ему кулаком. Митька кивнул с серьезным видом и просочился в кабинет. — Что там у тебя?

— Посланник, говорю, гишпанский Лирия пришел.

— Один? — почему-то я ждал, что он придет со священником.

— Один. А что, еще кто-то с ним прийти должен? Ну так я его сейчас отправлю, чтобы больше один не шастал здесь.

— Нет. Не надо никого отправлять. Один, значит, один. Так даже лучше. Пускай заходит, тем более, я его звал, — я со смешком наблюдал, как Митька скорчил рожу.

— И стоило заради этого в комнату заходить? — пробурчал мой личный слуга. — Можно было и так сказать, — он высказался и пошел звать де Лириа, который мариновался в коридоре, пока я беседовал с Ушаковым.

Я едва не расхохотался. Вот ведь шельмец какой. Ведь все прекрасно знает, и почти всему обучен. Да еще и учение все схватывает на лету, это почти все признают.

Де Лириа с порога отвесил изящный поклон с расшаркиванием, подметая пол перьями своей шляпы. Меня так и подымало сказать, что не нужно так сильно стараться, ведь мои покои убирают очень хорошо, но вовремя прикусил язык, чтобы не сболтнуть лишнего. Вместо этого я вскочил со своего места и поспешил к испанскому посланнику, который представлял интересы и английской короны, и частично французской, в общем был для многих совершенно незаменимым человеком.

— Господин де Лириа, проходите, присаживайтесь прямо к столу, я велю горячий сбитень подать, — я распахнул дверь, возле которой тут же материализовался Митька. — Сбитень принеси, господин посол замерз, не видишь, что ли?

— О, не стоит утруждать ваше величество, — я поздравил себя с тем, что все еще стоял лицом к уже закрывающейся двери, потому что убедительно изобразить то, что отвисшая челюсть — это такой русский прием выражения доброжелательности у меня вряд ли получилось. А челюсть у меня едва ли не на пол упала, от того, что говорил посол совершенно без акцента. Мне еще больше не хотелось оставаться с ним наедине, и я мысленно просил Митьку поторопиться, потому что пока я не готов правильно составить беседу с этим монстром мировой дипломатии.

— Конечно же надо, — отмахнулся я от его неловких попыток не дать напоить себя сбитнем, который все иностранцы считали слишком сладким и насыщенным напитком. Но я чай не особо любил, и, судя по моим ощущениям, Петр также не был от этой все еще диковинки на столах русских в большом восторге. Пока Митька тащил чайник со сбитнем, который повар всегда держал наготове, зная мое пристрастие к этому напитку, я немного успокоился и повернулся к де Лириа. — Знаете ли, господин посол, я предпочитаю более всего сбитень с мятой. Просто неповторимое послевкусие, — я даже глаза закатил, изображая восторг. Потом сел за стол и пристально смотрел, как де Лириа усаживается в предложенное кресло.

— И все же, ваше величество, я не думаю, что нужно было отдавать распоряжение в приготовление этого... — он немного притормозил, и я, улыбнувшись, поспешил ему на выручку.

— Сбитня, господин де Лириа. Ну, не обижайте меня, я же от всей души, меня так редко в этом имение навещают, что я уже скоро совсем отвыкну от законов гостеприимства. Глядя же на вас, я прямо-таки почувствовал, как меня озноб пробирает. Холод-то какой на улице, а у вас даже уши не закрыты, — де Лириа закашлялся в ответ на мою тираду. Я сразу же участливо поинтересовался. — Что с вами, господин посол? Уж не простудились ли? Так я мигом прикажу позвать Бидлоо, а то Николай Альбертович уже со скуки на стены лезть скоро изволит. Он от скуки уже даже всех слуг вылечил, а уж от кухарки просто не вылазит, и днем и ночью при ней находится, особенно ночью, наверное, захворала сильно.

— Нет, ваше величество, — де Лириа наконец-то прокашлялся, и сумел выдавить из себя что-то более-менее вразумительное. — Я не болен. И вас я очень рад видеть в полном здравии. Вести о вашей болезни чрезвычайно меня огорчили, а ваше беспокойство о моем здоровье чрезвычайно лестна для вашего покорного слуги, — он просто весь выражал собой доброжелательность и искреннее беспокойство за меня. Я даже почти ему поверил. Уж кому, а де Лириа совершенно невыгодно терять такого молодого и неопытного императора, на которого всегда можно повлиять, как например сейчас, когда он практически изолирован от своих главных советников — семейства Долгоруких, да и остальных членов Верховного тайного совета. — Прошу принять ваше величество от меня небольшой презент, предназначенный исключительно для поправки пошатнувшегося здоровья. — И он жестом фокусника извлек из кармана своего камзола золотую коробочку, инкрустированную драгоценными камнями. Я благосклонно принял подношение — смотри взятку, и приоткрыл коробочку. Она оказалась наполненной коричневатой массой, издающей весьма характерный запах. Табак. Судя по мелкому помолу — нюхательный. А коробочка — табакерка. Забавная вещица. Имеющая огромное значение для российских императоров, я бы даже сказал мистическое и практически кармическое. Интересно, это намек, или я зациклился на табакерках и теперь просто параною?

— Какая красота, — наконец сказал я, закрывая крышку и ставя табакерку на стол. В это время Митька занес чайник, оставил его на специальную подставку на стол, затем налил сбитня в два кубка и ушел. Все это он проделал очень ловко, практически бесшумно, быстро, и удалился так, что я заметил, что его нет в комнате только, когда чуть слышно хлопнула дверь. Может же, когда хочет. Просто знает, скотина, что передо мной можно и повыделоваться, в меру, конечно. А при важных посетителях — ни-ни. — Вы пейте, господин де Лириа, сбитень особенно хорош, когда горяч.

Дальше я десять минут смотрел, как посол исправно давится напитком, который, мягко говоря, недолюбливал. Сам я тянул сбитень с истинным наслаждением, ощущая каждую нотку вкуса и аромата. Когда мой кубок опустел я поставил его на стол, и де Лириа, который успел выхлебать едва ли треть, с облегчением отставил свой кубок в сторону, потому что, как бы это не слишком вежливо, продолжать жрать и пить после того, как император насытился.

— Так что вас привело сюда, господин посол? — наконец задал я главный на сегодняшнее утро вопрос.

— Я уже сказал, ваше величество, искренняя забота о вашем драгоценном здоровье...

— Вы меня неправильно поняли, господин де Лириа, — перебил я посланника. — Я имел в виду, что привело вас в Царское село, а не конкретно в этот дворец.

— Царское село? — де Лириа очень удивлённо посмотрел на меня.

— Это я придумал название, вам нравится? — я не отводил от него пристального взгляда, и в какой-то момент мне даже показалось, что ему не по себе. — По-моему она отражает весь смысл данного поместья — его замкнутость, его закрытость, и в то же время его уже сейчас пробивающуюся роскошь.