Прости меня луна (СИ) - Абалова Татьяна Геннадьевна "taty ana"

— Спросишь, как мы догадались, что Зло вернулось? Нечисть, веками дремавшая в глубинах леса, в одночасье полезла наружу. Сначала появились неупокоенные золотодобытчики и охотники. Ну, из тех, что браконьерствовали и сгинули без следа. Потом начали оживать недавно захороненные. Но тут мы быстро нашли управу — читали над могилами заговоры да на саванах рисовали тайные знаки. Потом больше — всплыли со дна Лебяжьего озера утопленницы.

— Русалки?

— Почему русалки? — монахиня подняла брови, не догадываясь, что Мякиня когда-то и такие байки царевне рассказывала. — Обыкновенные девочки, которые разуверились в любви или не получили должного догляда от родителей.

Речь Добри была тихой и плавной. И хоть говорила она о страшном, Луна понемногу приходила в себя. Будто очередную нянюшкину сказку слушала, на этот раз об утопленницах.

— Уже лет пять как среди девушек из селений князя Серябкина повелось с горя топиться в Лебяжьем озере. Примером тому послужила его дочь, которая слыла дивной красавицей. Жениха подобрали ей под стать. Полюбили молодые друг друга всем сердцем, осенью свадьбу собирались справить, а он возьми да помри по неизвестной причине. Утром еще на коне гарцевал, а к вечеру уже в гробу лежал, — монахиня помолчала немного. — Калинушка, так звали княжескую дочку, в ту же ночь руки на себя наложила. Бросилась с камнем на шее в озеро. Хоронили Калину в девичьем венце и красных свадебных одеждах. Так и осталась, бедняжка, навечно в невестах.

Луна, слушая Добрю, сунула руку под подушку, где хранила листок с портретом Генриха. Погладила рисунок одним пальцем.

Нет, она ни за что не побежала бы топиться. Даже ради свадебных нарядов.

«Выходит, не любила?» — царевна, вздохнув, убрав ладонь под щеку. Некстати вспомнилось, что в кармане плаща лежит носовой платок, который дал ей в оружейной зале Ветер.

«Надо бы постирать и вернуть».

Закрыла глаза, боясь, что Добря по блеску поймет, что вот-вот прольются непрошенные слезы.

«Надо же, как опозорилась! А все этот Лоза. Не мог голову из мешка не вываливать. Змею больно сделал и даже не заметил».

Хотелось еще поразмышлять о браслете, который Лоза зачем-то с запястья снял и ей сунул, но монахиня отвлекла, сделав голос наставительным. Говорила, как тот чопорный учитель из Бреужа, который вечно поучал, что должна делать царская дочь, а что не должна.

— Эти глупые девочки видят себя такими же «героинями», как княжна, вот и бегут топиться. Мол, умру всем назло, пусть поплачут, тогда поймут, кого потеряли. Не понимают, на какую муку себя обрекают. Поначалу-то утопленниц вытаскивали и хоронили, но настал день, когда озеро перестало их отдавать, а мужиков, что пытались очередную дурочку вытащить, в омут так закручивало, что сами едва живыми выбирались.

— Сестра Добря, неужели нет никакого способа озеро заговорить?

— Мы пытались. И руны на береговых камнях рисовали. Все без толку. Такая же беда с Мавкиным болотом. Недалеко от него торговый тракт лежит (вы сегодня чуток до него не добрались), так летом там целые купеческие обозы пропадают. Из Вызмени выходят, а в Кучерьме не появляются. Кто-то из выживших клялся, что слышал мавкино пение, сводящее с ума своей красотой. До этого на болоте лишь лягушки квакали, а теперь, поди ж ты, дивные голоса мерещатся. И нет у путников никакого удержу, чтобы не пойти и не посмотреть, кто же там так надрывается. Куда потом брошенные телеги деваются, никто не знает. То ли разбойники умыкают, то ли мавки свою царицу одаривают. Болото оно большое, все примет. Теперь еще эти мертвые оборотни объявились…

Добря поднялась, вытащила из коробка спичку, чиркнула ею, зажгла свечу. Зябко провела ладонями по плечам.

— Вы укройтесь одеялом с Лилиной кровати, — подсказал Луна. — Холодно.

— Не переживай, деточка, скоро всем тепло станет.

— До весны далеко. Еще даже Исход года не случился.

— Я не о солнышке. Ветер сегодня целую подводу горючих камней привез. Всем хватит.

— И где же он такое богатство откопал? — царевна знала цену редких камней, что привозились из-за моря. А тут целая телега.

«Так вот что за сундуки стояли у ворот!»

— Настоятельница говорит, из самого Тонг-Зитта прислали.

— Камни из тех самых Лабиринтов? Родины Змея?

Монахиня заулыбалась, не ожидая подвоха.

— Добря, а зачем вам Змей? Почему не отправите его домой тем же путем, которым доставили камни?

— Э-э-э… Как это «зачем»?

— Вот вы говорите, что собираете воспитанников, чтобы обучить их пользоваться своим даром.

— Ну?

— А чему вы собираетесь учить бывшего дракона? Летать без крыльев? Оборачиваться? Вы пойдете поперек воли краснокрылого бога и отмените его решение?

Сестра настоятельницы, опешив от напора Луны, замотала головой.

— Тогда для чего вам Змей? — воспитанница решительно сбросила с себя одеяло и вцепилась в руку монахини, попятившейся к двери. — Что вы скрываете? Откуда вам стало известно, что в мир явилось Зло? Мало ли по какой причине запели мавки и всплыли утопленницы? И кто рассказал вам о знаках? И самое главное, почему все эти странности происходят именно здесь, в окрестностях монастыря, а не, скажем, в царском лесу, где тоже тайных захоронений с избытком? Браконьеры и разбойники есть везде. И почему мы не слышим об оживших мертвецах в той же Эрии или Андауте? Чем отличаются наши болота от заморских? Что за место такое, ваш монастырь, где нечисть чувствует себя вольготно и лезет из каждой щели?

Добря поджала губы, не желая отвечать.

— Я не отпущу вас, пока вы не признаетесь, зачем мы вам на самом деле. Может быть, вы собираете армию?

— Ну какая из вас армия? — монахиня деланно засмеялась. — Тридцать душ-то всего… И пусти руку! Больно!

Слово «больно» для царевны было обжигающим. Она не раз его слышала, а потому, устыдившись, разжала пальцы, чем и воспользовалась Добря.

Дверь хлопнула так, что свеча потухла.

Лилия появилась далеко за полночь. Запалила свечу, и проснувшаяся царевна не могла не заметить, что ее соседка улыбается. А когда отправилась греметь ведрами в небольшой купальне, которая располагалась в конце коридора, так и вовсе не сдержалась — запела.

— Ты чего? — не такой ожидала Луна увидеть Лилию. Уставшей, измученной, даже напуганной, ведь не просто так погулять в лес ходили.

— Смотри, — с ладони подруги в лохань соскользнул камешек. — Горючий. Сейчас водичка тепленькой станет. И знаешь, кто подарил?

— Ветер? Так он сегодня целую подводу с горючими камнями пригнал.

И зачем сказала? Нет, чтобы вместе порадоваться! Был человек счастлив, а сейчас взгляд потух. «Неужели ревность?»

Луна ничего не стала объяснять, просто прижала Лилию к груди, погладила по голове.

— Устала? Хочешь, я тебе спинку потру?

Подруга кивнула, скинула одежду, от которой пахло дымом, полезла в лохань. Закрыла в блаженстве глаза.

Царевна взяла мочало, окунула его в нагревшуюся воду, натерла мылом, которое варилось здесь же, в монастырской лаборатории.

— С запахом душицы?

— Угу.

Лилия наклонилась, обхватила колени руками. Ее коса, скрученная в тугой узел, не мешала разглядеть спину.

— Откуда такой синяк?

— А! Мертвяк у тракта дерево повалил, а я увернуться не успела. Если бы не Ветер, хребет переломился бы.

— А он сам… не ушибся?

— Плечо вывихнул, кажись. Но Сагдай уже вправил.

— Если тебя ранят, ты не молчи, говори, — Луна провела ладонью по багровому пятну, которое заметно побледнело. После второго прохода и вовсе растаяло. — Ладно?

— Ох, хорошо! — Лилия закрыла глаза и выгнулась словно кошка, будто нарочно показывая налитую грудь — о такой царевна и мечтать не смела. — Ах, да! Вот еще! Здесь тоже болит.

Перед носом царевны появилась ладонь подруги. Была та сине-черного цвета.

— Пресвятая дева! Откуда? Рукой дерево ловила?

— Нет, пару мертвяков упокоила, — через мгновение Лилия обернулась на Луну. — Ты чего застыла?