Новый старый 1978-й. Книга четвертая (СИ) - Храмцов Андрей
— А я и не знала. Я видела несколько раз в детстве, как бабушка в этот день красит яйца и рано утром уносит их куда-то. А потом они появлялись у нас на столе и мы их ели на завтрак.
— А для чего, как ты думаешь, я тогда вчера забежал к бабушке и вышел из подъезда со свёртком? Иди на кухню и найди этот свёрток в нижнем ящике у окна. Я тебе вчера сказал, что там сюрприз? Вот теперь можешь этот сюрприз развязать и посмотреть.
Солнышко пошла на кухню и чем-то там зашуршала, а потом радостно крикнула:
— Так это же яйца, такие же крашенные, как у меня в детстве и кекс с изюмом и глазурью.
— Это пасхальный кулич, — сказал я ей, когда она вернулась с кухни в спальню. — Помнишь, Алла два года назад спела: «Куда уходит детство, в какие города?» Так вот, детство никуда не уходит. Оно живёт внутри нас маленьким незаметным комочком и появляется снова из этого комочка, когда у нас рождаются дети.
— Ты так это говоришь, как будто у тебя уже были дети. Месяц назад мне в школе очень нравился один мальчик и этот мальчик за такой короткий срок стал настоящим мужчиной, в которого я теперь влюблена по уши и от которого безумно хочу детей. У этого любимого мужчины никогда в жизни ещё не было детей, но он знает о них всё. Ты постоянно меня поражаешь своими знаниями и умениями того, что пятнадцатилетний юноша просто не может знать. Ты что, инопланетянин?
— Да, я инопланетянин с Кассиопеи, как из одноимённого художественного фильма. Ты меня раскрыла и я должен тебя поцеловать. Потому, что у нас на Кассиопее дети рождаются от поцелуя.
— Да ну тебя, я думала ты серьезно. А то, что дети бывают от поцелуев, мы верили до четвёртого класса. Так что ты опоздал на четыре года. И пора бы знать, что у нас на Земле дети берутся из другого места, которое ты очень любишь использовать.
— Ну так это же так приятно?
— Мне с тобой везде приятно. А теперь пошли есть яйца, инопланетянин. А то умрешь от голода и не доживешь до обратного возвращения на свою Кассиопею.
И мы, аккуратно проходя мимо вёдер и ваз с цветами, стоящих даже в прихожей, пошли на кухню есть крашенные пасхальные яйца. Прежде чем их чистить, мы ударяли ими друг о друга и смотрели, у кого скорлупа треснула. А у кого не треснула, значит тот и победил. Два раза победила Солнышко, а я только один раз. Я сказал, что моя бабушка любит её больше, чем меня и подсунула нам, специально, какие-то краплёные, а не крашеные яйца.
Звонок телефона оторвал нас от очень интересной детской забавы. Звонил Краснов.
— Привет, — поздоровался Анатолий. — Как прошёл концерт?
— Отыграли хорошо, — ответил я, — только устали очень. Как прошли премьеры наших песен?
— На ура. Куча звонков с благодарностями и постоянными просьбами крутить только ваши песни. Твоя идея с придумыванием непосредственно в прямом эфире названия твоему альбому завела радиослушателей так, что ночные ведущие до утра отвечали на их звонки. В общем, мы приняли совместное решение, что ваша новая пластинка будет называться «Небо» по одноименному названию очень понравившейся всем песни. Как тебе такой вариант?
— Ты удивишься, но я так и планировал его назвать. Так что всё получилось очень даже хорошо.
— И не говори. У меня создалось впечатление, что придумыванием названия для вашей будущей пластинки занималась вся страна.
— А что нашему народу ещё делать в вечер выходного дня? Ты же сам просил отвлечь их от Крестного хода. Впереди ещё воскресенье и праздники, вот и гудели ночью плюс делом интересным и полезным занимались. Теперь и твой «Маяк» все круглосуточно слушают, и наши песни тоже.
После того, как мы закончили разговор, я обнял Солнышко и сказал:
— Вчерашний концерт был изматывающим, но я за ночь хорошо отдохнул и смогу спокойно отыграть и сегодняшний. А ты как?
— И я уже нормально себя чувствую, — ответила Солнышко, допивая кофе. — Чем займёмся до вечера?
— А давай доедем до церкови? Сегодня же Пасха. Только надо будет одеться попроще и головные уборы надеть, чтобы нас не узнали.
— А куда поедем?
— У нас же в Узком, недалёко от нашей школы, есть церковь Казанской иконы Божьей Матери, вот туда и поедем. Правда, она сейчас закрыта, так как с давних пор используется как хранилище книг, вывезенных из Германии после войны. Просто погуляем вокруг неё, подышим свежим воздухом. Мы с тобой давно на природе не были. Я то хоть в Завидово побывал и кабанов пострелял, а вот ты так никуда и не вырвалась.
— И правда, поедем. Погода хорошая, тепло и солнышко пригревает. С этими концертами мы ничего, что происходит вокруг нас, вообще не видим и не замечаем.
Мы собрались и на машине быстро доехали до этой церкви. По дороге я рассказал Солнышку, что по преданию, с её звонницы император Наполеон наблюдал за отступающей французской армией в 1812 году. Нам пришлось съехать с основной дороги и проехать сквозь красивую кирпичную арку начала 19-го века. Это знаменитые «Небесные» ворота, воспетые в стихотворении «Липовая аллея» поэтом Борисом Пастернаком в 1957 году. Я прочитал на память эти строки:
Ворота с полукруглой аркой.
Холмы, луга, леса, овсы.
В ограде — мрак и холод парка,
И дом невиданной красы.
Потом мы сначала спустились, переехав речку Чертановку, а потом поднялись вверх по липовой аллее на холм, где и стояла сама церковь.
Церковь была без крестов и предстала перед нами в плачевном состоянии. Но народ вокруг неё был и крестился на купола. Пять её куполов напоминали крест, поэтому люди поднимали голову вверх и осеняли себя крестным знамением. Мы, как комсомольцы, этого делать не могли.
Рядом с церковью мы заметили мужчину в рясе и рядом с ним женщину, которые что-то говорили окружившим их людям. В руках многие держали лукошки с крашенными яйцами и куличами, видимо, пришли освятить. Мы подошли поближе и услышали самый конец Нагорной проповеди, которую я хорошо знал по Новому Завету. Вокруг были только пожилые люди, поэтому мы заметно выделялись среди них своей молодостью. Священник, закончив говорить, обратился к нам:
— Вы веруете во Христа?
— Нет, — ответил я, — мы комсомольцы, но я хорошо знаю Новый Завет.
— Очень интересно. И зачем, позволите вас спросить, тогда вы его читали?
— Я увлекаюсь историей того периода и занимаюсь патрологией, то есть изучаю историю христианской письменности.
— Похвально, молодой человек. Даже просто читая Библию, вы проникаетесь любовью к Богу.
— Я историк и проникаюсь любовью к истине.
— И какую же истину вы открыли?
— Вы, я надеюсь, не станете отрицать, что в Библии более трёхсот тысяч ошибок.
— Да, я об этом знаю. Но она не перестаёт быть от этого мене божественной.
— Абсолютно с вами не согласен. Новый Завет написан людьми и, как любому человеку, его авторам было свойственно ошибаться. И писали они его на греческом, а не на иврите и не на арамейском, на котором говорил Иисус. На арамейском говорят сейчас только в одном месте — в Маалюля, это в Сирии.
— Очень похвально, что вы так серьезно изучаете историю христианства. Но храм, у которого мы стоим, это дом Бога, поэтому мы и Библию рассматриваем как книгу Бога.
— Апостол Павел в «Деяниях апостолов» в главе 17 стихах 24–25 сказал, что Бог «не в рукотворных храмах живет и не требует служения рук человеческих».
— А ты не прост. Вижу, что с тобой трудно спорить. Ты, видимо, в Бога не веришь?
— Иисус в трёх Евангелиях очень точно сказал: «Что ты называешь меня благим? Никто не благ, как только один Бог». А ещё в Евангелии от Матфея в главе 24 стих 36 Иисус сказал: «А о дне том и часе не знает никто: ни ангелы на небесах, ни Сын — знает только Отец». То есть, он конкретно дал всем понять, что он не Бог. Вы хотите поспорить с самим Иисусом?
— Откуда ты такой умный взялся?
— Ещё раз повторяю, что я историк. Славянские боги через жрецов своих называли нас, русских людей, детьми Божьими, а вы называете нас рабами. Так вот, я никогда не был и не собираюсь быть ни чьим рабом. Это первое. А второе, я русский и никакого отношения к еврейскому богу Яхве или Иегове не имею.
