Арсений Миронов - Двенадцатая дочь
— Ну, тогда я даже побольше тебя знаю. Из черных книжек. Не помню, говорил тебе или нет: в городе Висохолме мы у куруядовых комсомольцев экспроприировали волшебную литературу. Авторы пишут, что плеточка-змиевочка есть оружие подавления воли. Никакой это не бластер и вовсе не змея в буквальном смысле слова.
— Ну да… Плеть — символ рабства. Змея — символ насильственной, гипнотической власти…
— Ага. Плетка превращает противника в зомби. Нужно только знать заклинание.
— А ты его знаешь?
— Да.
— Откуда? Прочитал в чернокнигах?
— Алеша, я тебя прошу. Не бросай тень. Я пытаюсь загорать…
— Ты нашел формулу в волшебных книгах?
— Нет. Авторы предлагают разные версии заклинания. Но они все ошибаются.
— Утром во время допроса… Ты произнес это страшное заклинание, и зубы высунулись из кольца… Я тогда еще поразился, откуда ты знаешь нужные слова?
— Разве не помнишь? Мне сказал Плескун.
Князь Лисей молча покачал головой. Скрипя сапогами по песку, прошелся взад-вперед вдоль краешка воды. Покосился на свое зеленоватое колеблющееся отражение.
— Вот еще странное дело, — сказал он наконец. — Зачем Плескун дал тебе формулу заклинания? Он-то знает, что ты — вовсе не настоящий Чурила… Разве Плескун враг самому себе?
Данила дернул плечом:
— А ты не думал, что гномик… и вправду мог думать, будто я — Чурила?
— Ты хочешь сказать, все эти причитания «о мой повелитель!» — это было всерьез? Гм. Знаешь, честно говоря, у меня тоже было странное чувство… что карлик не врет. Не хотел тебе говорить.
— Вот-вот.
— Может быть, он почувствовал, что у тебя на пальце Змеиное Жало? И воспринял это как свидетельство? Решил, что ты и есть Чурила?
— По твоему, он никогда не видел настоящего Чурилу в лицо?
Вещий Лисей вздохнул.
— Знаешь, Дань… я сейчас, наверное, скажу страшную глупость… А что, если никакого Чурилы нет в природе?
— В смысле?
— Все вокруг шумят, что Чурила идет на Русь — а на самом деле никто не идет. Просто у Сварога элементарный расчет: внешняя угроза спровоцирует на разбухание нашу собственную, внутреннюю русскую гадость…
— Ты хочешь сказать, что я — разбух?
— Не обижайся. Давай взглянем трезво. Кто мы такие? Мы нездешние. Мы взялись невесть откуда, из будущего. А что, если мы — это и есть Чурила? Что, если Русь инстинктивно отреагировала на наше вторжение из будущего, создав народную легенду о таинственном чужестранце без лица, который грядет на Русь, чтобы ее завоевать и подчинить себе? Смотри: чужестранец-агрессор весьма силен, хитер и очарователен, он подчиняет себе людей… Не про нас ли сказано? Разве мы не считаем себя на голову выше аборигенов…
— Гм, фигня какая. — Зверко хотел было сплюнуть, но передумал. — Редкая и страшная фигня.
— Пойми, я ничего не хочу доказывать, я просто решаюсь довести логический ряд до абсурда: а что, если мы — это коллективный Чурила? Сапог Чурилы — у Мстислава. Перстень Чурилы, Змеиное Жало, — у тебя. Скоро, может быть, у меня тоже обнаружится что-нибудь Чурилино. Я уже ничему не удивлюсь…
— Значит, приход Чурилы на Русь — это не наезд одного конкретного ублюдка?
— Это наезд явления, Дань. Приход Чурилы — это процесс. Процесс очуривания, окуривания, очарования Руси. Сварог превращает всех нас в маленьких Чурилок. Он заставляет нас хитрить, ссориться, подличать, даже убивать!
— Стало быть, по-твоему, я и есть образцовый мобилизованный чурилка? Очарованный столь качественно, что даже Плескун принимает меня за своего начальника…
— Я ничего не утверждаю. Я размышляю…
— Да вранье все. Просто парни хотят отвлечь нас от дела. А наше дело — засадить в табло конкретному негодяю, который движется с поганого Востока с черным камушком за пазухой. Вот и все. Остальное — интеллигентские разговоры, холостая философия.
— Ты думаешь, Плескун просто пытался сбить с толку? Отвлечь нас от главного дела? — Князь Лисей помолчал. — А смотри как забавно сходится: и Берубой ведь говорил, что Чурила — славянин, наследник Властовский…
— Опять на меня тень кидаешь?
— Я не кидаю, Дань. Просто… ты сам провозгласил себя наследником Властовским Понимаешь, получается, что Берубой косвенно подтвердил версию Плескуна, будто ты — настоящий, замаскированный Чурила. Смешно, правда?
— Вот уж Берубой точно врал. Врал, чтобы накатить на психику Плескуна! — Зверко не выдержал и пружинисто вскочил. — Уверен, что это была ложь. Ну как Чурила может быть сыном князя Всеволода?! Это смешно. Берубой пытался одурить Плескуна. Это была провокация, но она не сработала. Потому что у Плескуна оказалась более сильная и яркая ложь…
— Ложь…
— Конечно, ложь. — Наследник подхватил с травы тяжелую рубаху, резко встряхнул в руке. — Это был поединок двух пропагандистов экстра-класса. Берубой предупреждал: нельзя верить ни единому слову.
— Но если Плескун говорил только неправду, тогда… почему Стенька не выходил на связь? — Князь Лисей жестко сцепил руки за спиной. — Бедняга Берубой не смог опровергнуть, что связь с Траяном прервалась… Автоответчик Траяна отвечал бедному семарглу, будто хозяин отдыхает. Согласись, это подозрительно. Стенька отдыхает во время допроса вражеского жреца!
— Мне нечего сказать, — промычал наследник, путаясь мокрой головой в недрах широкой рубахи. Наконец голова вылезла из расшитого ворота. — Остается надеяться, что Стенька нажрался в стельку и отмокает. Это все-таки лучше, чем то, что наговорил Плескун. Помнишь, он каркнул о каком-то больном Дойчине…
— Болен Дойчин, — кивнул вещий князь. — Известный былинный персонаж. Немец, идейный вдохновитель тотального натиска ледяных рыцарей на Русь. Большой колдун, алхимик, технолог. Гроссмейстер ордена.
— Ну вот, теперь немцы какие-то возникли, — хмыкнул Зверко, поглаживая мокрый затылок пятерней. — У всех свои интересы. Как все запущено на Руси…
— Запущено и запутано. — Князь Лисей потер бледными пальцами переносицу. — Но самая большая загадка — это дети покойного князя Всеволода Властовского. Сколько их? Я давно сбился со счета.
— По-моему, все просто. Два пацана и девочка.
— Ну, с девочкой все ясно. Рута — единственная в своем роде…
— Гм.
— …А вот с пацанами сложнее. По легенде, двух сыновей Всеволода приютил Траян. Стало быть, это Берубой и Мечитур. Однако есть еще некий Михаиле Потык, которого тоже считают наследником властовского трона. Далее: по одной из версий, незаконнорожденным сыном Всеволода является известный персонаж по имени Чурила. И наконец, на престол претендует наследник Зверко…
— Все гораздо проще. — Наследник медленно поднял взгляд. — Сыновей было двое. Потык и Зверко. Потык мертв. А Зверко — это я.
— Дань, прекрати. Ты Каширин, а не сын князя Всеволода. Я понимаю, ты притворяешься наследником для славян. Это твое решение, твоя ответственность. Но мне-то не ври…
— Не понимаю тебя, князь Алеша. — Белые зубы оскалились в прохладной улыбке. — О каком Каширине ты говоришь. Каширина больше нет. И никогда не будет.
Он помолчал, сплюнул на камни:
— Да и не было.
Князь Лисей молча смотрел на воду. Темная рыбина, лениво перебирая плавниками, стояла на мелководье под берегом. Будто подслушивала.
— В конце концов, сейчас мы все узнаем, — добавил Зверко, затягивая пояс на портах. — Надо еще раз допросить гномика. Только теперь не надо лясы точить. У меня другой метод.
— Бить — неправильно, — глуховато сказал Лисей.
— Еще как правильно, — возразил Зверко. — Но не очень приятно. Поэтому я буду действовать круче. Хватит прохлаждаться, время зомбировать колдунов. Верни мне, пожалуйста, черное колечко…
* * *Вниз, вниз, в тесный каменный мешок, будто в гулкий Аслудок подземного Индрик-зверя.
Туда ведет узкий, совершенно мрачный винтовой спуск н двадцать четыре ступени, каждая высотой в локоть. На шестнадцатой ступени подошва наследника, шедшего впереди, опустилась не на гладкий камень — а в нечто мягкое, будто ступила на смятый ковер. Вонючий факел в руке Зверки сперва осветил желто-оранжевое скуластое лицо наследника, быстро пригнувшегося, а затем с трудом выявил бледное пятно — белый базиликанский плащ, небрежно брошенный на ступени. Факел поднесли ближе. На внешней стороне плаща красиво искрилась блестками хитроумная заморская вышивка.
На изнаночной стороне плаща виднелись два свежих кровавых пятна.
* * *Из записей князя Лисея
(связка берестяных грамот № 4, свиток БП4-08, так называемый Черновой Протокол).
«…Пятью ступенями ниже окровавленного плаща обнаружен труп катафракта Сергиоса Псуми с единственной смертельной (сквозной) раной под левой ключицей, нанесенной, судя по всему, колющим холодным оружием. В правой руке охранника — базиликанский мен с лезвием, хранящим следы крови.
