Иван Петров - И.В.С.
Но, в одном конспирация не подвела. В Москве нас совсем не ждали, узнали часа за два до прибытия поезда. Пришлось тащиться в "Метрополь" и устраиваться на ночь — кто как.
Нда… Так вот. Добраться до начальника станции тоже было проблемой — уже на лестнице толпился народ, чтобы пройти в приемную моих габаритов было явно маловато. Что-нибудь придумал бы, но в этот момент все зашевелились, расчищая дорогу группе вооруженных солдат. Преторианцы! И я громко приказал из толпы:
— Товарищ командир! Ко мне!
Реакция на самоубийствинный приказ была соответственной, пространство вокруг мгновенно очистилось и передо мной предстал самый натуральный латыш. Может и видел где, не помню.
— Ознакомтесь с документом.
Ознакомился. Вытянулся во фронт, здорово его пробило. Я этот мандат сам писал.
— Командир сводного отряда Петерс.
— Приказываю обеспечить мне встречу с начальником станции. Всех остальных из кабинета вон. Выполняйте.
Петерс с отрядом в четыреста штыков уже два дня пытался отправиться на фронт в район Донецка. Не было вагонов. Я его забрал с собой, перенацелив на Царицын. Преторианцев у него только сотня, остальные обычные солдаты, немного матросов. Все они потребуются, чтобы, достигнув города, навести там порядок. Нет смысла рассчитывать на помощь и сотрудничество местных. Потом разберемся, сейчас надо быстро делать дело.
Начальник вокзала или станции, я так и не понял, даже ознакомившись с моими вверительными грамотами, желал спорить и что-то доказывать.
— У вас есть заместитель? Вызовите его.
Жизнь в Москве за последние месяцы кое-чему научила начальника. Все он понял.
На плане показал нам пути, на которых находился вагон, назначенный мной как штабной, и приступил к формированию эшелона. Два часа.
Вообще-то, туда только на бронепоезде можно. Нужно. Но, чего нет — того нет.
А ведь я в этом мире впервые на травку выбрался? Вон травка, молоденькая. Ах, как пахнет! То есть, пахнет сорванный мной стебелек, который я разминаю в пальцах. А вообще воздух пахнет мазутом и … Даже не знаю, что за гарь дает этот неповторимый железнодорожный запах? Шпалы так пахнут, что-ли? Не те же кучки, которые все мы аккуратно обошли, делая вид, что их не замечаем. Бедные Надя и Федя, достался им начальник, тащит невесть куда. Прощай, цивилизация.
Почему-то граждане искренне считают, что люди в правительстве ночами не спят — все думу думают, как бы своим гражданам жизнь облегчить, что-нибудь важное не проворонить. Уверенно считают, хоть кого спроси. Так и говорят, если что — Это они в правительстве недодумали! Чем они там, черт побери, занимаются?!! Отвечаю. Никто и не думал. Чем хотят, тем и занимаются. В основном — власть делят, личные дела (семейные) обустраивают. А на граждан — не то, чтобы плевали, а вообще их существованием не заморачиваются. Власть сама по себе, народ — сам, лишь бы не мешал и не скидывал. Россия…
Долго ли, коротко ли это все продолжалось, только жрать у нас в стране стало совсем нечего. К весне хлебный ручеек из провинции истончился, за зиму запасы подъели, и сели Москва и Питер на блокадную пайку для иждивенцев — 125 грамм, осьмушка. В других городах — где-то чуть получше, а где и этого нет. Конечно, народ не вымер ударными темпами: кто-то припрятал чего, кто-то еще как изворачивается, не впервой русскому человеку. Но!!! Перспективы-то не видно! Не дает деревня хлеб! Я Ильичу вообще всякую чушь предлагаю, объясняю суть сделанных ошибок в политике на деревне. И это — вместо того, чтобы сказать — где взять хлеб!!! Армию же кормить надо, а она у нас пока еще есть, почти двести двадцать тысяч. Двести в тылу, но и на фронтах люди кушать хотят. И большая часть из них вполне боеспособна. Так что — неожиданно возникла проблема.
А чего они на меня так смотрят? Кажется, слишком громко хмыкнул. Это не приказ, останавливаться не надо, это личное. Продолжаем движение, уже почти пришли. Нам вот к тем вагонам, еще метров двести.
Шел как-то раз по коридору, уже в Кремле, и вдруг — женский голос:
— Иосиф! Подождите! Оглядываюсь — Наденька Аллилуева. Мы с ней не виделись с тех пор, как я заезжал к ним на квартиру недели через две после своего вселения, френч забирал. Не совсем френч, скорее — костюм переделанный. Сергей как-то раз, встретив, сказал, чтобы забрал, а то неудобно — министр, а одет как дезертир. А френч они мне пошили еще к летнему съезду, который я в нем, вместо прячущегося в шалаше Ильича, открывал… Вот с тех пор и не виделись. Пригласил ее в свой кабинет, поговорили. Голодно в Питере, всей семьей в Москву перебрались, но и тут ей никуда не устроиться. В Кремле паек, все понятно.
Посмотрел я на свою суженую. И думаю. А чего я боюсь? Не нравится она мне, совершенно не в моем вкусе. Совсем ты мне не симпатичная, прости, Надежда Сергеевна. Может, зря я ее сторонюсь? Ну, кто меня заставит? Помогу девчонке, возьму к себе в секретари, пусть подкормится. А начнут переманивать куда-нибудь по указанию Ильича — так ей то что? Паек и в другом месте сохранится, пусть забирают. В общем, порадовал ребенка.
А через два дня приходит Наденька на работу, жмется чего-то, краснеет. В чем дело? А дело уже ко мне в кабинет зашло — Федор, старший наденькин брат, аж девятнадцати лет от роду. Оказывается, неприлично молодой девушке постоянно находиться один на один с мужчиной. Ну и что, что работа такая? Все равно — неприлично. Кавказские нравы, прям смех. Потом Федор говорил, что Кавказ здесь не при чем, кровь у них цыганская. Не знаю. Я тогда, по характеру — чистый скандинав.
Взял я и это узкоплечее чудо, вымахавшее выше меня на полголовы, себе в секретари, а Наденьку в машинистки передвинул и спихнул комплектом к Пестковскому. У него тоже большой кабинет недалеко от меня, да и я привык все канцелярские вопросы через него решать. Лично мне вообще ничего не надо, Пестковский все сделает.
Хороший мужик этот Пестковский, нормально сработались. Когда прибыли в Москву, родил человек идею. В Питере весь наш наркомат, со всей коллегией, в одной комнатке Смольного ютился. Привыкли. Так то — Питер, город с традициями. Неприлично выставлять богатство и роскошь на показ, выделываться, не этим измеряется общественный вес. Что-то есть такое в менталитете горожан — строгость и достоинство, глубинное понимание ценности человека, аристократизм. Ладно, сам питерский. А тута Москва, купчиха. Здесь неприлично быть бедным — потопчут, засмеют. Дело не в нас — за державу обидно, за наркомат. Надо нам сразу побольше площадей занять, а лучше — зданий. У нас наркомат организован по национальным направлениям: каждая нация имеет свой комиссариат, плюс отделы по делам небольших национальных групп, проживающих на территории России, то есть, от каждой нации — свой член коллегии. Так и используем это, дадим всем по дому. Московская недвижимость! Точно, помню эту халяву, сразу после развала Союза. Кто смел, тот и съел, в смысле — у кого наглости хватало, пока другие еще думали, что при законах живут. Хватай все! Наши в городе! Занялся я приватизацией. Конечно, с точностью до наоборот, поскольку освобождались частные купеческие особняки. Но забесплатно, на халяву, в этом правила удалось соблюсти. И распоряжался у нас этим беспределом Бонч — тоже маленький и толстый. Он без вопросов вошел в мое положение и мы получили особняки, а я и Пестковский — большие кабинеты в Кремле. Центральное ведомство и белорусы — на Поварской, латыши и эстонцы на Никитской, поляки на Арбате, евреи на Пречистенке, а татары на Москворецкой набережной. Но, кое-что я за делами забыл, а Пестковский сразу — недотумкал. Мы не сделали главного — отдельного собственного особняка для нашего наркомата, который держал бы эту обособившуюся и фрондирующую вольницу за горло, и дошло до меня это только недели через три, когда прочие оборотистые министры расселили свои ведомства по известным адресам, некоторые из которых до сих пор сидят в памяти. Та же Лубянка. Бонч уже не реагировал на мои требования, пережрал.
И пошли мы с Пестковским на самозахват. Или на рейдерство, но там, кажется, нужно было документы подделывать. А может — и рейдерство. Приглядел я вполне солидное здание, бывшую большую сибирскую гостиницу в Златоустинском переулке, но в нем уже разместился ВСНХ — самочинно табличку приклеил. На дело мы пошли ночью, Пестковский намножил бумажных табличек с надписью "Это помещение занято Наркомнацем", запаслись клеем и кнопками, и выехали. У главного входа в искомое имущество сорвали табличку врагов и наклеили свою, а затем, взломав замок и проникнув через черный ход, бродили по этажам и коридорам, уничтожая вражеские надписи на дверях и прикнопляя к ним гордое имя нашего ведомства. Когда кончились спички, мы покинули здание. Пестковского можно брать в разведку, я ходил. Хороший парень, веселый, не боится темноты.
