Дмитрий Шидловский - Самозванцы

— Бона, смотри, какая птичка.

— И впрямь хороша, — отозвался второй, чуть более высокий.

Историк услышал звук закрывающейся двери и стук о стену: видимо, к ней прислонили бердыши.

— Отпустите меня, — донеслась робкая просьба Дарьи.

— Ить, куда? — вновь послышался первый голос.

Тут же Чигирев услышал возню и сдавленный девичий стон. Очевидно, Дарье зажимали рот.

— Ты только молчи, девка, и всё путем будет, — тихо пообещал первый мужик.

Потом послышался звук рвущейся ткани, отчаянное мычание Дарьи и голос второго мужика:

— Ох, как лепо.

Повинуясь безотчетному импульсу, Чигирев вскочил, откинув крышку, выхватил саблю и вывалился из сундука. Прямо перед ним здоровенный детина, стоя позади Дарьи, одной рукой зажимал девушке рот, а другой залез в разорванный ворот сарафана и щупал ее груди. Второй, поменьше, встав спереди на одно колено, задрал ей подол до живота и увлеченно шарил своей лапой между девичьих ног.

Увидев неожиданно появившегося противника, стрельцы отпустили жертву и схватились за сабли. Дарья мышкой юркнула в угол и забилась там, прикрывая руками разорванный ворот сарафана.

— Оставьте ее! — громко приказал Чигирев.

Он уже понял, что избежать гибели или плена ему не удастся, но надеялся привлечь на звук драки других стрельцов, а возможно, и их командиров и таким образом спасти Дарью от насилия. В конце концов, время-то не Ивана Грозного, а нападающие — не опричники. Вряд ли их погладят по головке за насилие, учиненное в доме родовитого боярина.

— Да это же Романов вор, — грозно выкрикнул тот стрелец, что был побольше. — А ну, отдай саблю, а не то убью сей же час.

— Отдам, — пообещал Чигирев. — Только девку не троньте.

— А это мы поглядим, — фыркнул стрелец.

— А ну, прочь отсюда, охальники, — что есть силы заорал Чигирев, двинувшись на своих противников.

Нe то испуганные его самоуверенностью, не то ошеломленные криком, стрельцы бросились вон из комнаты. Инстинктивно Чигирев выбежал за ними, и тут дверь в противоположной стене открылась и в комнату ввалился десяток стрельцов. Первый, судя по одежде и оружию, был командиром. Увидев вошедших, Чигирев остановился. Застыли и стрельцы.

— Вон он, Романов человек! — указывая на Чигирева, заорал младший из стрельцов, только что пытавшихся изнасиловать Дарью. — Держи его!

Стрельцы двинулись на историка, но тот поднял саблю, давая понять, что будет биться до конца. Это заставило нападающих остановиться.

— Саблю положи, — грозно приказал офицер. — Иначе до смерти убьем.

— Прости, сдался бы я царевым людям, — ответил ему Чигирев. — Да стрельцы твои насилье над невинной девкой учинить удумали. Я и вступился.

Почему-то в эту секунду он был убежден, что сейчас погибнет, и твердо решил продать свою жизнь подороже. Офицер сумрачным взглядом обвел несостоявшихся насильников и вдруг зычно крикнул:

— А ну, кто там схоронился, покажись.

Зажимая руками разорванный ворот, вся пунцовая, как рак, Дарья вышла в залу и тут же повалилась в ноги стрельцам.

— Кто такая? — спросил офицер.

— Дарья. Боярыни Ксении Ивановны сенная девка, — рыдая ответила Дарья.

— Правду ли говорит сей человек?

— Всё так и было, — ответила Дарья. — Снасильничать меня стрельцы хотели.

Офицер жестко посмотрел на провинившихся стрельцов и скомандовал:

— Вон отсюда. По утру ко мне явитесь.

Потупясь, оба стрельца вышли из зала.

— Ну, а теперь саблю отдашь? — спросил офицер, обращаясь к Чигиреву. Голос его стал явно мягче.

— Крест целуй, что насилия над ней не допустишь, — потребовал историк.

Ухмыльнувшись, офицер полез за пазуху, вытащил нательный крест, поцеловал и произнес:

— Богом клянусь, не тронем ее.

Возникла пауза. Помедлив несколько секунд, Чигирев бросил на пол саблю и произнес:

— Тогда бери меня.

— Храбрец, — не скрывая восхищения, произнес офицер. — Ты, девка, встань-то. Полюбовник твой, что ли?

Дарья поднялась и замерла, уткнувшись в пол.

— Отвечай, — грозно приказал офицер.

— Нет, — энергично замотала головой девушка. — В первый раз его вижу.

— Вона как, — в голосе офицера снова зазвучали уважительные нотки. — Ты кто таков есть, молодец?

— При писце боярском я состоял, — ответил Чигирев. — Первый день сегодня на службе. Вчерась только с товарищами моими из Сибири прибыли да сегодня на службу к боярину взяты были.

Офицер загоготал.

— Не свезло тебе, парень, — произнес он. — Ладно. Девку к прочим бабам отведите. Да глядите, чтоб волос с ее головы не упал. А этого обыскать.

Один из стрельцов схватил Дарью за руку и потащил прочь. Однако повернулась она перед дверью и крикнула Чигиреву:

— Звать-то тебя как?

— Сергей Чигирев я, — ответил ей историк.

Тем временем два стрельца подошли к нему с двух сторон и принялись обшаривать его одежду. Первым на пол полетел нож историка. К счастью, стрельцы не заметили тщательно замаскированный однозарядный пистолет, вмонтированный в рукоять. Следующим на свет божий было извлечено переговорное устройство. Историк проклял тот момент, когда положил его в карман. Маленькие рации создавались так, что, помещённые в пояс разведчика, были незаметны при обыске. Но устройство, лежащее за голенищем сапога, само легло в руки стрельцов.

— Что это? — нахмурившись, спросил офицер, — Оберег, — соврал Чигирев.

Офицер небрежно махнул рукой и, к облегчению историка, миниатюрная рация полетела на пол. Теперь стрелец вытащил из-за пазухи пленника спрятанную им грамоту. Офицер жадно схватил ее и принялся читать:

— Мы, Божьей милостью государь Федор Романов… — Он сурово взглянул на Чигирева: — Откель бумага сия? Кто тебе ее схоронить поручил?

— Никто, — отрицательно покачал головой Чигирев и только теперь понял, перспективу какой блистательной комбинации создает этот документ и как сильно он может повлиять на историю этого мира. — В боярском сундуке нашел. Велели мне ее сжечь, но я схоронил.

— Зачем?

— Царевым людям отдать. Измена же явная боярином затевалась.

— Так боярину изменить затеял?

— Я царю верную службу сослужить думал, — ответил Чигирев.

— И почто на стрельцов с саблею ходил?

— Так ведь снасильничать они хотели.

— За чужую девку голову сложить порешил?

Помедлив несколько секунд, Чигирев произнес:

— Тошно мне, когда худые людишки над людьми добрыми бесчинства творят.

Офицер внимательно посмотрел в глаза историку, после чего распорядился:

— К Басманову его.

ГЛАВА 11

Царская милость

— Стало быть, как только грамоту сию воровскую увидел, так и к царевым людям бежать порешил, — дьяк подозрительно посмотрел на подвешенного на дыбе Чигирева.

Из всей экипировки, в которой историк прибыл в здешнюю Москву, на нем остались одни нижние порты, изрядно испачканные и потрепанные после недели пребывания в кремлевском застенке, да нательный крест, который палачи не могли снять с арестованного. Сюда, в Кремль, его доставили сразу после короткого допроса у Петра Басманова. Теперь его голое, давно не мытое тело украшали множественные рубцы от Ударов кнута и ожоги от факелов.

Не единожды за последние семь дней своды пыточной камеры оглашались истошными воплями, которые вырывались из груди Чигирева, когда к нему применяли очередную «меру воздействия». Следователи особо не церемонились и сразу начинали допросы с пыток, очевидно полагая, что признание, вырванное болью, является куда более чистосердечным. Теперь историку на своей шкуре довелось изведать «прелести» методов дознания, о которых он читал в исторических трудах. Впрочем, экзекуторы не были слишком изобретательны и ограничились традиционными кнутом, огнем и дыбой. Судя по тому, как палачи обращались со своей жертвой, умело доводя ее до иступления от боли и быстро приводя в сознание после обмороков, но не калеча и не допуская ее смерти, это были весьма искусные в своем ремесле люди. Судя по их возрасту, можно было предположить, что они еще помнят «веселое Иваново времечко». Наверное, они считали подобные пытки просто детской игрой. Да и сам Чигирев, отлеживаясь после очередного допроса на куче соломы, служившей ему постелью, понимал, что по-настоящему за него еще не взялись.

— Всё так, — подтвердил историк.

— А почто ты, песий сын, из своей Сибири на Москву подался?

— Говорил же я, на Москве жить хотел, — в десятый раз повторил Чигирев.

— Ну, а дружки твои где, десятник Игорь и сотник Владимир?

— Не знаю.

Стоявший рядом полуголый палач с силой хлестнул историка кнутом под ребра. Тот взвыл, — Мне врать не гоже, — не унимался дьяк.