Михаил Гвор - Меч
Воины, выскакивающие из подземного хода… Новгородские соймы в бухте Золотой рог … Высокий, коротко стриженный воин с развороченной стрелой «скорпиона» грудью… Мальчишка в пародии на доспехи, разрубленный в куски… Падающие со стен стражники… Камни трофейных баллист, разносящие стены дворцов и храмов, где засели последние защитники, не желающие умирать бесславно … Старик, насаженный на пику — Император Роман… Катящаяся по полу голова Константина Багрянородного… Патриарх Феофилакт Лакапен, утыканный стрелами… Погребальные костры перед стенами…
Пахло дымом оперенье стрелы,Пахло юностью отцово седло.Все быстрее приближалась полынь,Да из пальцев уходило тепло.
Горящие города… Воины, врывающиеся в пролом стены… Убитые на улицах… Развалины монастырей… Всадники, рубящие бегущих… Открытые ворота и подносы с головами городской верхушки… Ночные броски… И снова горящие города и селения… И трупы… трупы… трупы…
И все дальше становился закат,И все ближе было небо к лицу.Все светлее с каждым мигом был взгляд,И совсем уж близко сын был к отцу.
Не туристы, и не мальчишки. Воины, не один раз купавшиеся в крови. Без счета убивавшие врагов. Не знающие пощады и снисхождения. Готовые убивать, убивать и убивать. Терявшие друзей. Нежные и ласковые. Где-то там, за спиной, остались семьи… Жены, дети, старые родители… Не всем суждено вернуться. Завтра новый марш, новые враги и новые схватки. Снова будут гореть города и рушиться храмы. Армия идет вперед, оставляя за спиной развалины, порубленные тела и погребальные костры. Боги войны собрали жертву не до конца…
А сегодня короткий отдых. Ночь. Пляшущее пламя костра. Тихий перебор струн. И хрипловатый голос певца…
…Как осенний лист, с коня падал князь…
Книга
«Впрочем, сестренке пришлось проявить не только дипломатический с карательным, но и полководческий талант. Честно говоря, наш «Генштаб» не ожидал от арабов такой прыти. Пока мы чинно и мирно вкушали армянские деликатесы, попутно обустраивая дела на Мраморном море, аль-Муттаки, всего год назад пришедший к власти, объявил джихад по русские души. Что подталкивало халифа сильнее, возмущение по поводу захвата Дербента с разгромом Ширваншаха, или слава Харуна аль-Рашида, теперь не выяснить. Но коротышка умудрился собрать приличную армию, что сделать в разваливающемся государстве совсем не просто. Причем собрал он ее достаточно быстро. Складывалось впечатление, что арабы собирались передраться между собой, а халиф вовремя сумел «перевести стрелки» на нас.
Неждана, даже со «штрафниками», проигрывала в численности в полтора раза. Может быть, преимущество в вооружении и уравнивало шансы в лобовой стычке, но победа обошлась бы дорого. Да и неизвестно, чем драка могла закончиться. Воинская удача крайне непостоянная штука.
Сестренка начала нашу любимую игру в салки. Войско поспешно отступало в сторону Армении. Двинуться на Константинополь, оставив в тылу подобную силу, противник не решился и отправился следом, словно бычок на веревочке, постоянно отмахиваясь от летучих сиверо-печенежских отрядов.
В опережение войска на северо-запад рванула сотня Прилука, а в противоположном направлении двинулся одинокий человек в сопровождении большой черной собаки. Оба своей цели достигли. Русину не пришлось долго уговаривать армянского царя нарушить мирное развитие государства. Это в нашей схватке с ромеями Аббас предпочитал всех кормить и ни с кем не воевать, ожидая, чем кончится заварушка. К арабам царь относился куда хуже, прекрасно представляя будущее страны под мусульманским владычеством. Не впервой.
И когда, после двухнедельной беготни за врагом, воины ислама влезли-таки в подходящее ущелье, выход перекрыли не только наши войска, но и армянские. Еще ценнее была их помощь в подборе нужной расселины, ведь наши знания Малого Кавказа несколько опережали действительность. А вход закрыли печенеги и… согдийцы, решившие под шумок сбросить «ненавистное арабское иго». А вот с какой радости или перепугу ими командовал человек с русинским луком и большой черной собакой — отдельный вопрос. Все-таки, таджик нам достался очень непростой. Был бы здесь Вукомил… Скрытник, наверняка, по привычке что-нибудь да нарыл бы, а потом, по той же привычке, все бы улыбался и отчаянно зажимал оперативную информацию. Но Вук остался в Киеве, а больше никто и не стремился особо копаться в прошлом боевого товарища. Запертые в узком, простреливаемом с боковых склонов ущелье, арабы могли сопротивляться, могли не сопротивляться. Вообще, могли делать что угодно. Не могли только отменить свой разгром.
Единственная неожиданность в этом бою — стрела в голове халифа оказалась без черного волоска. И вообще печенежская. Шамси оставалось развести руками и горько сказать: «Сектаны кисмет»… Впрочем, радости он не скрывал. А уж авторитет поляницы возрос до небес. Особенно, если учесть мизерность потерь…
Дипломатические «разборки» тоже проходили успешно. Убедившись, что Константинополь теперь называется Царьградом, и надолго, генуэзцы и венецианцы заключили торговые договора и тихо отбыли восвояси. Настолько тихо и безропотно, что и ежу было понятно: дело пахнет большой войной. Вопрос — когда. Мы были слишком далеко от родины и еще не знали, что война эта уже началась…»
Окрестности Волыни, лето 6449 от Сотворения мира, серпень
Вашко перевалился на живот. Устаешь лежать в одном положении несколько часов подряд. Он же не снайпер, в конце концов, со стальной задницей. Да и пусто сейчас в округе. Гости далеко. Им еще идти и идти…
Сквозь переплетение веток ухоронки небо видно было замечательно. Раскаленный солнечный диск почти над головой. Перевернутый купол ярко-голубого цвета. Безжизненный. Жарко… В полдень все живое норовит укрыться от палящих лучей. Лишь черным крестом раскинулся силуэт пустельги. Сокол высматривает добычу. А может, и нас. Только хорошее зрение — не подмога. Надо знать, где искать, кого искать. Ну а, обнаружив искомое, не обмочить с перепугу перья.
Весеннее половодье натащило на своей мокрой спине громадную кучу лесного мусора, соорудив внушительный на вид «бурелом». Река журчала где-то впереди. Даже не река — ручей. До того, как начнут таять многосаженные сугробы, еще надо выпасть снегу. А нам до снега — дожить. Если будет на то удача и судьба.
Но, чтобы дожить, есть все возможности. Послезнание, опыт. И замечательная позиция, выходящая точно на переправу, через которую совсем скоро пойдут на Киев враги…
Когда Вукомил ткнул пальцем в карту, Вашко засомневался. Но, оказавшись на месте, понял, что зря он не поверил скрытнику.
Вашко перевернулся обратно. Поерзал, устраиваясь поудобнее. Поморщившись, выгреб из-под живота сучок, норовящий впиться в брюхо. Тяжела ты, судьба догоняющего или ждущего.
Хорошо сейчас тем, кто хазарам неразумным мстит или с ромеями в прятки играет в черноморских степях и дунайских перелесках, маршируя пыльными шляхами к Босфору. Болгары молоком угощают, хлеб на расписных полотенцах выносят, танки цветами забрасывают… Какие, к бесу, танки? Совсем перегрелся ты, Вашко, сын Серого. Точно. Это все жара гребаная. Последняя соображалка в пот уходит. А если бы тебя на Аравию послали, арабцев примучивать? Наша удача будет, если не стукнет такое в голову ни Игорю, ни Яру. И вообще, жара — не для русского человека. Это Мбумбе за счастье. А нам прохладу подавай. Или хотя бы пиво холодное…
* * *Вот у Вукомила в службовых покоях было именно так, как Вашко любил. Прохладно, не ослепительно ярко. И мух не было. Трудно им, звонкокрылым, пробраться в потайные горницы, где ковалась днем и ночью державная безопасность. Предшественники Вука, как он просил себя называть, когда кругом никого не было из посторонних, были те еще кроты. Точной глубины Вашко не знал, но по количеству ступенек, да и по внутреннему ощущению, мог сказать, что саженей на пятнадцать вниз заглубились.
В горнице, кроме пары объемистых кувшинов пива, стоял здоровенный мешок из рогожи, набитый плотно уложенными сухарями. И свисала с потолочной балки кабанья нога. Тщательно закопченная по всем правилам. Вкусная…
Кроме еды, в горнице хватало интересностей. Когда Вашко первый раз сюда попал, то долго стоял перед огромной мордой, висящей на стене. Морда по всем параметрам была похожа на кошачью. Только размерами превосходила любого «прошловременного» тигра раза в полтора. И у тигра нету кокетливых кисточек, венчающих уши. И клыков таких нет. Не помещающихся в пасти. На естественный вопрос Вукомил скривился, мол, нашел чему удивляться. Лютый зверь, он и есть лютый. И любого бабра, не говоря уже про рысей или пардусов, жрет по паре штук на завтрак.
