Александр Богатырёв - Два дурака на чемодан алмазов
Ну ясно дело, что высшей! Если бы химик ещё более детально проверил, то обнаружил бы ещё более интересный факт — золото химически чистое. Совсем.
И всё потому, что это золото нафильтровала яхта. Прямо из морской воды.
Не так много, но на пару килограмм хватило.
Конечно, это был явный «косяк» Василия. Он просто не знал, что на деньги шло золото… гораздо более низкой пробы чем «три девятки». Что стоило для достоверности «разбавить» то золото, какими-то другими, менее ценными металлами. Чтобы проба была не три девятки, а, например, 720.
Дальше, памятуя о том, что «всё может пригодиться», Василий, не долго думая, просто откопировал бумажные деньги Франции. Тем более, что аппаратура позволяла копировать с любой детализацией. Вплоть до молекул. Так что франки у них на руках были более чем «настоящими». Никто не определит. Разве что если не сличать две купюры по мельчайшим деталям. Вот тогда и можно было определить, что они поразительно одинаковые. Но не более того. А так как накопированы были разные, то и опасность попасться была исчезающе маленькая.
На всё остальное братьям было наплевать, так как особо задерживаться в этом мире они не собирались.
Даже завиральная идея Григория, издать тут книги с детективами и приключениями и на этом навариться на будущие времена — умерла. И всего-то из-за того, что Василию пришла в голову простейшая идея с копированием.
Впрочем, что они таки сделали, — договорились и в Кадисе, и в Марселе об издании «Бриллиантового заложника»(в последнем случае отослали отпечатанную на принтере «рукопись» известному парижскому издателю с приложением денег на издание). Ну очень сильно хотелось Григорию досадить тому индюку-капитану. За пережитые неприятные минуты.
Фамилию и имя капитана, название судна и многие детали того приключения, Григорий оставил без каких-либо изменений.
Да, они рассчитывали ещё сюда раз-другой заглянуть. В этот мир. Но не более. Поэтому очень интересно было узнать, как по миру расползается книга, сплетни и новости. Тем более, что они, памятуя, что для улучшения движения такого товара как книга, очень хороша реклама, задвинули её по разным газетам Франции. В виде короткого «описания приключений». Естественно в версии, которая описана в книге.
* * *В далёком Амьене, с некоторых пор, газеты читались с особой жадностью. И читались не кем-нибудь. И не просто так. А с целью выискать ещё и ещё больше свидетельств наступающих перемен. В технике, науке. Они должны были быть. Не могли не быть. Не могли не наступить.
Прочитав книгу, месье Верн долго-долго размышлял находясь под впечатлением. И впечатления эти были неоднозначные.
С одной стороны было приятно осознавать, что его предположения о двойственной природе науки в современном мире, оказались правильными. Да, действительно, наука без морали представляла огромную опасность. С другой стороны, Верн почувствовал, что есть нечто и некто, кто его хоть и слегка, но превзошёл.
Он почувствовал, что этот некто в своих предположениях гораздо более смел. В своих научных построениях гораздо более дерзок, нежели сам Жюль Верн. В книге, прочитанной им, присутствовало описаний технических штучек, как бы не в десяток раз больше, нежели в любом из его произведений. Даже если брать такой сверхпопулярный роман как «20 тысяч лье под водой». Одно описание яхты чего стоило! Не «Наутилус», но нечто более серьёзное и совершенное. Почти волшебное.
Почти…
Это «почти» становилось даже чем-то особо дерзким. Даже в таком, изрядно секуляризованном обществе, как французское. Одна фраза «чем выше технология, тем меньше она отличается от сказочной магии», можно было повесить на стену в виде лозунга. Лозунга на все времена. И вместе с тем… Прямое, зримое предупреждение: «если эта „магия“ попадает в руки злого человека, Добро становится Злом. И чем выше эта магия, тем ближе она к тому, что воистину можно назвать „меч Апокалипсиса“…». Как точно подмечено!
Что-то подобное, месье Верн сам хотел сказать в своём только пишущемся романе. Но тут… Тут это же сказано прямо, без кривотолков.
Да. придётся серьёзно перерабатывать будущий роман. Если его выпускать в том виде, что намечался, он будет даже не бледной, а совершенно проигрышной версией того, что написано у этого месье Эсторского!
Жюль Верн надолго погрузился в размышления, быстро перебирая сюжетные ходы будущей книги.
Его размышления были прерваны горничной принёсшей свежую газету.
Он взял со стола большое увеличительное стекло и быстро, привычно окинул взглядом заголовки газет. Один из них сразу же привлёк его внимание: «Братья Эсторские на своей яхте прибывают в Чивитавеккья». И фотография на пол страницы.
Красивейшее судно. Парусное, судя по мачтам. С необычных очертаний корпусом. Необычных очертаний надстройками.
Сами эти очертания производили впечатление чего-то стремительного. Приспособленного к скорости. Скорости быстрее ветра. Как будто уже сама эта яхта была сам ветер. И что ещё обращало внимание, — полное отсутствие такелажа. Ни единой верёвки. Даже шнурка не висело на мачтах, не было растянуто между ними.
Жюль Верн приблизил газету к лицу, стараясь разглядеть даже мельчайшие детали изображения. Но увидел лишь скопление мелких пятен, из которого складывалось фото в газете. Верн сам долго и помногу путешествовал. Под парусом. На разных кораблях. И понимал что к чему в парусах и вообще в кораблях. Он прекрасно разбирался в этих вопросах, чтобы сразу понять — это СЛИШКОМ необычное судно.
Он ещё раз бросил взгляд на заголовок.
«Братья Эсторские…». Так вот каково ваше судно, братья! И ты, автор, выходит там не один. Как и в романе. В романе спутником главного героя является брат. Брат-учёный.
Кстати о брате!
Он учёный. И из описания следует… Ну совершенно не тот типаж, который всегда описывал Жюль Верн — эдакого рохлю-растеряху. Чудаковатого и безвредного.
За описанием месье Эсторского видно, что его брат, даже если он учёный, — стрелять умеет. И слишком далёк от образа неприспособленного к жизни ботаника. Когда надо бегает, прыгает и вообще геройствует. Причём не забывая о том, что он учёный и что-то там должен исследовать, сделать выводы… Даже с риском для жизни. Наука для него — образ жизни. Эдакий капитан Немо. Но без надломленности и загадочной мрачности. По жизни выглядит обычным, ничем не примечательным обывателем. Может где-то слегка романтиком и авантюристом. Но не тогда, когда доходит дело до науки. Когда дело касается науки — становится одержимым. Вот так!
А судно… На фото судно напоминало… Напоминало то, что описано в романе! Причём даже до деталей!
Парусное вооружение, автоматически ставящееся и убирающееся. Двигатель не паровой и не внутреннего сгорания. А какой-то особый электро-динамический. Кстати, это отмечают наблюдатели в статье. Без парусов двигается очень быстро. А труб нет! Да прямо как в книге!
Выходит… Выходит он описывал СВОЁ СУДНО?!! В этом фантастическом романе?!!
Какова смелость!
Впрочем… А вдруг он описал всё так, как есть, со своим судном. Все те изобретения… Всего лишь наложив на реальное описание, реального судна фантастический сюжет?
Гм… Ведь сам грешил таким же. Сам не раз описывал суда, на которых путешествовал, иногда и приключения, в которых участвовал, впечатления, которые испытал. Приписывая их своим героям. Выходит, есть и подражатель. Хороший, надо сказать подражатель, если ещё и сделал себе фантастическое судно.
Верн откинулся в кресле и прикрыл глаза. Настроение у него резко улучшилось. Ведь всегда приятно видеть, как Мечта осуществляется. Да, пусть нет ещё «Наутилуса». Но если есть ВОТ ЭТО — значит будут и они. «Наутилусы». Скоро.
Но тут в голову великого писателя просочилась весьма несвоевременная и неудобная мысль. Он нахмурился и попытался её ухватить. Слишком уж она была скользкая и… угрожающая?
«Ведь уже неделю по Европе ходят сплетни о некоем судне, нападающем на корабли в Атлантике. Никого не ограбив, это судно идёт и нападает на другое. Эдакое морское хулиганство. А вдруг…».
Жюль Верн резко открыл глаза и посмотрел туда, где на его столе аккуратной стопкой лежал недавно прочитанный роман. «Бриллиантовый заложник».
«Нет! Это совпадение. Скорее всего месье Эсторский использовал этот факт. Или кто-то использовал, зная, что данный роман пишется, распространил через газеты нелепицу, — подумал писатель. — Не может быть, чтобы вот тот ужас был реальностью. Скорее всего совпадение или чья-то злая воля. Воля, пытающаяся как-то очернить братьев Эсторских».
Но как он ни отметал беспокойную мысль, она всё возвращалась. С некоторым раздражением, Верн принялся читать газеты дальше. Теперь уже специально выискивая разные слухи и сплетни, которые бы хоть как-то, но могли быть связаны с этой яхтой и с этими двумя…
