Константин Калбазов - Бульдог. Экзамен на зрелость
Оставшись наедине с главой дома, Петр прошел к столу, где стояла открытая шкатулка с трубками и табаком. Сноровисто набил одну из них и раскурил от поднесенного Тумановым огонька. Закашлялся. Давно уж не баловался, да вот сегодня что-то разобрало. Плюнул и бросил уже дымящуюся трубку на стол. Резко распахнул окно, впуская в кабинет свежий воздух. Глубоко вдохнул, расправляя грудь.
– Так что, Иван Александрович? Получается, готов терпеть разорение от императора на благо России-матушки? Чего молчишь, как воды в рот набрал? Отвечай, коли спрашиваю.
– Готов, государь. Если то потребно для России, готов.
– А России это нужно?
– Армию потребно переодевать, государь. Нынешняя форма нарядна, да только и того. Удобства в ней нет никакого, а это в бою первое дело. И потом, солдату и без того достается, к чему ему еще и эти мучения. А он за Россию сражается.
– Иван!.. – Петр даже задохнулся от охватившей его злости, но взял себя в руки, опять сделал вдох, на этот раз не таясь. – Дать бы тебе по уху, раскудрить твою в качель.
– Государь…
– Госуда-арь. Ты чего сестре наплел?
– Слова твои передал, государь. Ты же сам спрашивал, возьмется ли Анна за выделку поскони.
– На вашей фабрике?
– Так а где же еще, государь? Она-то, чай, здесь управляется. А за нее ответил, потому как я хозяин фабрики.
– Вот мне интересно, ты как умудряешься быть одним из лучших офицеров КГБ, коли таких простых вещей осмыслить не можешь? Значит, купчишек никому не ведомых я к делу выгодному приставляю да помощь оказываю, а тебя под разорение подвожу. Так получается? А если понял, что веду тебя к разорению, отчего не сказал об этом? Ваня, я хочу большую казенную фабрику поставить, чтобы выделывать на ней ткань посконную, а для того мне нужен знающий управляющий. Лучше твоей сестры у меня и нет никого. Вот и хотел, чтобы она занялась этим. А поскони той потребно будет много, очень много. Она не только для армии пойдет, но и простому люду. И за границу вывозить станем, потому как она вполне сможет тягаться с бумажной[9]. Сегодня вся пенька уходит в канатное да парусное дело. Посконь только кустари и производят. А если тканью продавать, то выгода почти в семь раз выйдет. И это при том, что она дешевле вдвое против сегодняшнего получится, всего-то пять копеек за аршин.
– Так откуда же мне было знать, государь.
– А разве не знаешь, что фабрику закладывать собираемся?
– Знаю. Но где же это видано, чтобы на казенной мануфактуре девка заправляла? Не было такого на Руси.
– В России много чего не было. Так и что с того? Довел сестру. Она чуть рассудка не лишилась.
– А как же с посконью-то? Иль опять солдатушки по южным степям в зной в кафтанах суконных расхаживать будут?
– Отчего же. Подправили нартовские умельцы станы, что парусину ткут, сейчас посконь ладят. И машинки швейные уж наладились делать, и швеи для половины полков уж готовы. Их в первую голову обеспечили машинами, за счет полковой казны. Опять же полк затраты свои восполнит, солдатские женки при деле окажутся, да солдаты куда дешевле смогут мундиры строить. Пока будем летним обмундированием обеспечивать, на большее средств нет, но то не беда, в зиму в прежних мундирах походят. Так что за солдат не переживай, их обеспечим. А вот перед сестрой повинись. Кхм… если она не оторвет тебе голову, – не удержавшись от насмешки, закончил Петр.
Довольный собой и тем, что ситуация разрешилась самым благоприятным образом, Петр направился к двери.
Конечно, не сразу удалось убедить княжну Туманову согласиться на подобный шаг, но все же получилось. Впрочем, не будь у нее здесь знающих и толковых людей, которым она могла бы всецело довериться, то никакого красноречия Петра не достало бы подвигнуть ее на этот шаг.
Теперь он мог быть спокойным по поводу нового предприятия. Под закладку ткацкой фабрики уже готовились станки, велись закупки посконной пряжи. Было подобрано и место, уже с весны начнется возведение зданий. Анна Александровна поставила условие, что она будет присутствовать при строительстве с самого начала и до конца. Пусть в строительстве она и не смыслит ничего, но зато знает, как и что нужно сделать, чтобы избежать ошибок, которые были совершены при возведении их фабрики.
Петра Шереметева император нашел на крыльце. Тот не скупясь раздавал последние указания. Дело уж шло к вечеру, и гости скоро начнут съезжаться. Ага, вон показались сразу три возка с гостями. И остальные не заставят себя долго ждать. Что с того, что Тумановы устраивали ассамблею в неурочный час. Чай, государь не так часто наезжает. Впрочем, это как сказать. И все к Тумановым норовит, словно нет иных славных родов.
– Как, Петр, все ли готово?
– Все, государь.
– Вот и ладно. Хорошо все же, что ты у меня есть, а то и не знаю, кто бы всеми этими дворцовыми делами заправлял. Чего косишься? Понимаю, размаху для тебя нет никакого, скупее меня только король прусский. Что? Не так? Ты за языком-то следи.
– Так ведь я молчу, государь.
– Молчит он. Дай только срок, так развернемся, что пышности нашего двора все завидовать станут.
– А вот в это верю, государь.
– И правильно делаешь. Слушай, Петр, я тут заприметил, Варвара Черкасская на тебя посматривает томным взглядом. Промеж вас, часом, ничего эдакого?
– И мыслей не было, государь.
– А вот у нее пожалуй что и есть. Ты как? А то гляди, могу и сосватать. Мало что сама красавица, кровь с молоком, так еще и батюшка за ней приданое богатое даст.
– Да я тут…
– Угу. Анна Александровна на загляденье хороша. А главное, умна и деятельна. Дома такую не удержишь. Я только заикнулся, чтобы она под свою руку казенную мануфактуру близ столицы взяла, так она враз загорелась, как порох вспыхнула. А ведь долгов на имении под сотню тысяч. Но ей только дай чем новым и интересным заняться. Ладно, пошли отсюда. А то не ровен час еще посчитают, что гостей встречаем, так штрафную враз нальют.
Глава 5
Дикое поле
– Чего такой смурной, Тарас Степанович? Неужели след потеряли? – не скрывая обеспокоенности, поинтересовался майор Прутков у подъехавшего сотника.
– Та лучше бы потеряли, Андрей Сергеевич.
– Ого. Дай-ка угадаю…
– Та и гадать нечего. Отколовшиеся казачки, чтоб им пусто было, – сдергивая папаху, сокрушенно произнес сотник.
Понять старого вояку несложно. Одно дело, когда в набег отправляются татары. Враг давний, привычный, опять же иноверцы, поэтому никаких сомнений при встрече с ними нет и в помине. А вот когда судьба сводит на поле брани со своими же казачками, тут уж дело иное.
Казаки – народ особый, сложившийся за сотни лет беспрерывного проживания на окраинах русских земель. Кого только не приносило в их ряды. Беглые крестьяне, разбойники, татары, турки, представители иных народов… здесь принимали всех, невзирая на прошлое. Главное, чтобы человек был готов принять православие, если раньше исповедовал иную веру, и законы общества, устоявшиеся за долгое время.
Запорожцы были далеко не ангелами. Скорее уж наоборот. Совершить набег, отобрать последнее, не моргнув глазом лишить живота – все это было им свойственно, мало того, было их образом жизни. Ничего удивительного в том, что казаки уводили в полон своих же православных, не было. Для казака свой – только такой же казак, а мужичье, ковыряющееся в земле, вполне могло оказаться объектом грабежа. Да что могло, те же казачки, что нынче остались с русскими, еще недавно и сами ходили за добычей на русские земли.
После того как Запорожье вернулось под руку российского императора, казаки разделились на две неравные части. Большая осталась с русскими. Меньшая же, не пожелавшая принять руку и законы России, ушла на территорию татар. Так что ничего удивительного, что они решили отправиться на русскую территорию за полоном. Привычное в общем-то дело.
– Сколько их, Тарас Степанович?
– Как и полагали, две сотни. Кабы только с награбленным уходили, то нипочем не нагнали бы. А с полоном вишь как вышло, – не без сожаления произнес сотник.
– Как думаешь, станут биться или сразу бросятся наутек? – Майор был серьезен и сосредоточен.
Вопрос вовсе не праздный. Если решат драться, крови это будет стоить изрядной. Рубаки они славные, страха не ведают. Можно сколько угодно твердить, что к татарам ушли самые настоящие отбросы, – это вовсе не делало их менее умелыми и свирепыми бойцами.
– Если выхода не будет, то рубиться станут нещадно. А как увидят свет в окошке, то уйдут. Они здесь за добычей, а не за воинской славой.
Ну да. Стоять насмерть в этой голой степи им не с руки. Вот если бы у них был уговор, тогда только держись. Казак раньше лишится живота, чем нарушит клятву. А так… Ничего постыдного в том бегстве нет. Прав не тот, кто попусту ищет славы и с подведенным брюхом ходит, а тот, чьи кони под добычей прогибаются.
– А если они уводят полон не на продажу, а для того, чтобы посадить на землю? Ведь к татарам налегке уходили, – усомнился драгунский майор.
