Александр Конторович - Гвардия «попаданцев». Британию на дно!

Наконец у меня все же отказывают пальцы. (Ну хорошо хоть — на всю песню хватило.) Криво улыбаясь, трясу поднятыми кистями. («Мы писали, мы писали — наши пальчики устали!») Принцесса, остановившись, смотрит с явной надеждой на продолжение. Да, надо сегодня же нанять учителя…

Вот такой вот получился разговор.

Молчаливый.

Андре-Мари Ампер.

Исполняющий обязанности начальника штаба Центрального воздухоплавательного отряда.

Шале-Медон. 15 термидора III года Республики.

Не знаю, как и описать.

Рука не поворачивается. А глаза застилают слезы…

«Попрыгунчик» погиб.

А с ним инструктор одной из групп и пятеро курсантов.

А ведь ничто, казалось бы, не предвещало никаких сложностей. Наоборот — все как будто шло наилучшим образом… Возможно, это и послужило причиной?..

Группа энтузиастов, не согласовав ничего ни с майором Берже, ни со мной — не говоря уже о профессоре Шарле или о Шефе — решила произвести усовершенствование «газового монгольфьера».

Рассуждали они так… Зачем жечь газ, если наполненный им шар и так поднимается в небо? Да к тому же обладает заметно большей подъемной силой, нежели на слабо нагретом воздухе? Уберем лишний механизм — горелку — и тем самым сэкономим вес и улучшим характеристики аэростата. Подниматься же и спускаться будем, добавляя газ по рукаву или штатно стравливая его через клапан… Идея показалась изобретателям настолько очевидной, что им даже в голову не пришло ни с кем посоветоваться.

Вместо этого они сразу же перешли к экспериментальной проверке.

То есть — попросту взяли «попрыгунчик» и решили наполнить его газом через горелку, не зажигая ее. Шар исправно наполнился. Обрадованные «исследователи» поднялись на нем на максимальную высоту, потом опустились, стравив нужное количество газа. Потом повторили операцию несколько раз. После чего решили, что добились достаточно и можно докладывать по начальству.

Но если бы они при этом еще удосужились нормально завершить свои эксперименты!

«Испытания» проводились ночью — чтобы не мешать полетам в дневное время. И заняли все темное время: поскольку подъемы начинались в связи с летним сезоном в пять утра. И вот, к пяти часам на площадку прибыла первая группа курсантов. А «изобретатели» как раз закончили свои опыты. И ничего не придумали лучше, как передать шар пилоту-инструктору в том виде, в какой его привели: заполненный газом (даже еще хуже: газовоздушной смесью). А инструктор, не зная ничего о сути действий «изобретателей», аэростат принял.

Не успели «изобретатели» дойти до казарм, как инструктор поджег горелку. Последовал взрыв порядка полутора тысяч кубометров газовой смеси.

Пять убитых. Не меньше десятка обожженных разной степени тяжести. Аэростат уничтожен полностью. Стартовый стол выгорел вследствие начавшегося пожара. Пострадала лебедка и весь механизм газоподачи. К счастью, на газовом заводе вовремя сообразили, что происходит, и перекрыли магистраль, ведущую на поле.

Когда приехал срочно вызванный Шеф, все было уже кончено. Все, что могло сгореть, — сгорело, пострадавшие отправлены в лазарет, убитые — в морг, а во всем сознавшиеся «изобретатели» посажены под арест майором Берже.

Генерал осмотрел пожарище, опросил свидетелей-курсантов, поблагодарил отличившихся при спасении товарищей, а также посетил находящихся на гауптвахте «изобретателей» (распорядившись каждому из них написать собственноручно отчет с изложением событий, после чего освободить задержанных из-под ареста с отстранением от полетов). Также он распорядился относительно приготовления к похоронам.

Все это он проделал с абсолютным спокойствием, даже буднично. После чего так же спокойно приказал нам с майором Берже следовать за ним и привел нас в свой кабинет.

И вот тут-то нам досталось…

Я никогда еще не видел генерала Бонапарта настолько разгневанным. Да он был просто в ярости! По-моему, не было ни одного ругательного эпитета, которым бы он нас не наградил. Причем — на нескольких языках, так что поняли мы едва половину… От его голоса дрожали оконные стекла. А мы — то бледнели, то краснели поочередно, не зная, чем этот разнос закончится. (Майор Берже потом признался, что ожидал всего вплоть до расстрела. К моему счастью, я тогда этого не понимал…)

Закончилось тем, что генерал велел нам написать письма семьям погибших (в тот момент я тоже по глупости решил, что мы легко отделались!..) А затем практически без перехода назначил совещание по результатам расследования катастрофы и выработке, как он выразился, «инструкции по эксплуатации» и «технике безопасности при работе с матчастью». Поскольку, как он сказал, «мы действуем на самом передовом фронте научно-технического прогресса и слепое засовывание пальцев и голов в непонятные дыры для нас абсолютно недопустимо!» Чем мы и весь командный состав Шале-Медона занимались до самого вечера. (И продолжаем заниматься и теперь, поскольку дело оказалось совсем не простое.) А потом нам пришлось писать похоронные письма… (Боже!.. Лучше бы я сам умер, чем еще раз заниматься таким!..)

А инициатор «эксперимента», главный «изобретатель», лейтенант Гийом, застрелился. Не выдержав ответственности перед товарищами за сделанное. Сразу после похорон.

С аэронавтикой шутить нельзя. Вот что я понял.

Я постараюсь это запомнить…

Глава четвертая

День рождения Бонапарта

Аф-фигеть! (с)

Александр Дюма, «Код Монте-Кристо». 1845, Париж. Отрывок из романа.

Квартал Шайо, расположенный в предместье Сент-Оноре, на правом берегу Сены, а с начала Революции в секции Елисейских Полей (а с недавнего времени в Первом из двенадцати новообразованных округов Парижа) ничем особо не выделялся по сравнению с соседними.

Как и все западные кварталы, он был застроен особняками парижской знати, но в этом не было ничего необычного. Испокон веков преобладающие в этой местности ветра, веющие с Атлантического океана, сносили дым очагов и смрад городских клоак к востоку. Что и обусловило расселение здесь «чистой публики». В отличие от ремесленных предместий Сент-Антуана, Тампля, Сент-Марселя и Сент-Мартена. Да что говорить — даже резиденция французских королей — Версаль — располагалась к западу от столицы. Так что кварталу Шайо нечем было особо гордиться.

Также здесь со времен кардинала Ришелье стояло несколько монастырей — но и в этом не было ничего примечательного. Живописный холм на берегу Сены привлекал к себе многих желающих поселиться на его склонах. Однако с недавних пор все сильно изменилось.

Теперь каждый вечер до самых Елисейских Полей на улицах квартала выстраивались длинные вереницы роскошных экипажей. Иногда пребывавших так до самого утра в ожидании пассажиров. Это скопище, дополняемое кучерами и лакеями, которые не могли оставить без присмотра обслуживаемый ими транспорт, совершенно парализовало движение в квартале. А по ночам, лишенное возможности предаться Морфею, еще и не давало спать жителям окрестных особняков. Что не могло не вызывать закономерного недовольства населения. Среди которого имелось немало весьма обеспеченных и весьма высокопоставленных персон. С большой властью и связями. И в любое другое время подобные вакханалии не могли бы продолжаться долго, но… Все дело было в причине таких непомерных нашествий на тихий до сей поры квартал.

Причина эта звалась Notre-Dame de Thermidor.

Богоматерь Термидора.

Тереза Тальен.

Подруга главного «победителя кровавого чудовища Робеспьера» и не столь громкопрославленного, но куда более могущественного Поля Барраса, главы Комитета Общественной Безопасности, приобрела в квартале особняк, ранее принадлежавший известной актрисе Рокур, и устроила в нем светский салон. Где принимала новоявленный парижский «бомонд», образовавшийся после победы в доблестной «Guerre aux terroristes» (войне с террористами), и горе было бы любому, кто попытался бы высказывать по этому поводу недовольство. Да и признаться по чести — чем могли быть недовольны соседи столь славной гражданки? Да, им слегка досаждал шум карнавалов и балов каждую ночь — но не лучше ли такая досадная помеха, чем ежечасное ожидание того, что в твой дом ворвется толпа санкюлотов и без всякого суда и следствия потащит на гильотину? Если, конечно, просто не вздернут на твоих же собственных воротах или не оставят валяться на тротуаре с выпущенными наружу кишками? Потому недовольных не было…

В этот день — как, впрочем, и в большинство других, госпожа Тальен проснулась поздно. Ближе к обеду. Причем к обеду в английском смысле — то есть к вечеру. Накануне веселье у нее длилось до утра, и такое позднее пробуждение выглядело совершенно закономерным. Навевая воспоминания еще о версальских приемах, где совсем юная Тереза — в то время свежеиспеченная маркиза Фонтене — впервые получила доступ к красивой жизни. Что ж — Революция лишила ее блеска высшего света — Революция же дала ей новый высший свет. И не просто дала, а подарила возможность творить его так, как захочется. Чему «Богоматерь Термидора» и отдавалась со всем жаром души, собирая и отсеивая в своем салоне все то, что еще сохранилось от старого мира, и соединяя эти осколки с тем, что занесли на вершину власти непредсказуемые ветры исторических перемен…