Александр Харников - Разминка перед боем
Чтобы сильнее заинтриговать тех, кто пришел на маскарад, по приказу император раздавали несколько десятков бесплатных билетов на маскарад актрисам, модисткам и прочим «дамам полусвета». Все это придавало определенную пикантность происходящему. Кавалер, вьющийся вокруг очаровательной незнакомки, мог встретить ее потом или во дворце князя, или в модном магазине дамского платья помогающей знатной покупательнице выбрать корсет или шляпку.
У маскарада свои законы, свои вольности, свои комедии и свои трагедии.
Вот императора окружили сразу несколько дам, которые весело щебечут ему разную чепуху, которую в обычной обстановке в его присутствии им бы даже в голову не пришло сказать. А тот, улыбаясь и кивая, несет такой же легкомысленный вздор.
Ольгу оттеснили от царя, и она прислонилась к стене, с интересом разглядывая живую иллюстрацию к одноименной трагедии Лермонтова, действие которой происходило как раз в этом самом доме.
И тут к ней подошел мужчина с пышной рыжеватой шевелюрой и рыжеватой же бородкой, невысокий, худощавый, одетый в костюм венецианца. На лице у него было синее домино.
– Бонжур, мадемуазель, – поздоровался он с Ольгой, – судя по всему, вы здесь впервые. Как вам здесь нравится?
– День добрый, – ответила Ольга, лихорадочно вспоминая, на кого похож ее собеседник, – да, вы угадали. Действительно, я здесь первый раз. А по поводу моих впечатлений – скажу, что маскарад очень живой и веселье здесь царит неподдельное.
– А вы нездешняя, – неожиданно промолвил незнакомец, – судя по всему, вы приехали в Россию откуда-то издалека. Говорите вы не так, как здесь принято. Впрочем, в этом зале не любят, когда начинают расспрашивать присутствующих об их имени, звании и откуда они родом.
– Да, вы угадали, – сказала Ольга, – действительно, я приехала в Петербург издалека. Хотя… Хотя можно сказать, что я здешняя и родилась в этом городе. Вот такой вот парадокс.
– Мадемуазель, – с неподдельным волнением в голосе сказал ее собеседник, – вы действительно словно не от мира сего. И лицо ваше… Хотя я его и не вижу из-за маски, но оно мне кажется непохожим на лица окружающих меня дам. Оно не фальшивое, как у большинства из них. Могу ли я его увидеть?
– Конечно, – ответила Ольга, – я вижу, что вы просите это у меня не из праздного любопытства. К тому же вы, похоже, смертельно обижены на всех женщин на свете. Вы считаете, что все они бессердечные обманщицы. Но это далеко не так… – и Ольга сняла маску.
– Боже мой, – воскликнул мужчина, – какие у вас добрые и чистые глаза, какое у вас лицо! Нет, я непременно должен сделать ваш портрет! И не возражайте мне!
Только тут Ольга наконец поняла, кто ее собеседник: «Да это же сам Карл Брюллов!» Она вспомнила, что у великого художника наступили, наверное, самые черные дни его жизни. Недавно он со скандалом расстался со своей супругой, дочерью рижского бургомистра Эмилией Тимм. Обстоятельства его брака и последующие за этим события оказались унизительными для художника. После женитьбы вдруг выяснилось, что его 20-летняя супруга сожительствует… с родным отцом.
Карл Брюллов, узнав об этом, пришел в ужас и расстался с женой. Но ее родственники стали распускать о нем самые гнусные сплетни, делая виновным в размолвке самого Брюллова. Тогдашняя «желтая пресса» подхватила эти сплетни и растиражировала их, удовлетворяя самые низменные чувства своих читателей.
От всего этого Карл Брюллов чуть не сошел с ума. Он нашел приют у своего лучшего друга, скульптора Петра Клодта. А прочие его друзья и поклонники отказали художнику от дома, при встрече не здоровались с ним, а в своих салонах сняли со стен его картины.
Брюллов подал на имя министра Императорского двора прошение о разводе. «Я так сильно чувствовал свое несчастье, – писал он в этом прошении, – свой позор, разрушение всех надежд на домашнее счастье, что боялся лишиться ума».
– Карл Павлович, – сказала она, – я готова вам позировать в любое удобное для вас время. Для меня большая честь познакомиться с таким замечательным художником, как вы. Я была и всегда буду поклонницей вашего таланта.
– Мадемуазель, – растроганно сказал Брюллов, – я вижу, что вы не только прекрасны, но еще и добры. У вас золотое сердце. Я должен, я просто обязан написать ваш портрет. Говорите, когда вы сможете посетить мою скромную обитель…
* * *Ротмистр Соколов занимался делами, связанными с обустройством гостей из будущего в Петербурге. С порталом в районе Черной речки худо-бедно разобрались. Удалось получить в пользование участок земли, принадлежавший братьям Ланским, и начать потихоньку оборудовать там базу. Теперь надо было решить что-то с владельцем земли на Шлиссельбургском тракте.
С ним было не все так гладко. Отставной поручик Матвей Петухов, узнав, что сельцо с двухэтажным домиком, доставшееся ему в наследство от тетушки, можно продать, закочевряжился и заломил за него несусветную цену. Помимо этого он потребовал, чтобы будущие покупатели оплатили и все его карточные долги, коих было немало.
Ротмистр доложил о переговорах графу Бенкендорфу, а тот – императору. Николай, узнав о требованиях не в меру алчного поручика, не на шутку разозлился. Он недолюбливал любителей азартных игр, считая занятия этим делом пустой тратой времени. Был даже случай, когда император, застав днем на даче в Петергофе наследника в компании младших офицеров за игрой в карты, пришел в ярость и накричал на цесаревича. На этом дело не закончилось. Вернувшись снова на дачу, Николай увидел, что Александр как ни в чем не бывало продолжает карточную игру. Тут император совсем уже вышел из себя и при всех надавал сыну пощечин.
А тут какой-то поручик! Николай был вне себя! Он приказал Бенкендорфу строго-настрого разобраться с этим наглецом и потребовал, чтобы к вечеру купчая на имение лежала на столе в его кабинете.
Делать нечего. Александр Христофорович, вздохнув, прихватил с собой десяток конных жандармов и отправился на переговоры с отставным поручиком Петуховым, который не ожидал встречи с самим грозным главой III отделения.
Промотавшийся картежник независимо, порой даже дерзко вел себя с ротмистром Соколовым. Но увидев перед собой генерала и маячащих за его спиной людей в лазоревых мундирах, прямо скажем, оробел.
Граф же, разузнав через своих людей о некоторых, прямо скажем, неблаговидных поступках поручика, намекнул строптивому владельцу усадьбы о том, что обиженные им люди могут пожаловаться на него. А он, как лицо, самим государем уполномоченное для наблюдения за нравственностью подданных Российской империи, может дать этим делам законный ход.
Изрядно струхнувший поручик перестал торговаться и согласился продать свое имение за полцены. Что и было зафиксировано в купчей, в тот же день составленной в палате уездного суда. В право владения им в тот же день был введен новый хозяин – отставной майор Сергеев.
– Ну вот, видите, мы все сделали, как и обещали, – с довольной улыбкой сказал Виктору Николай, – теперь вы можете по вашему усмотрению распоряжаться на землях, которые вам были нужны. Через пару дней вы можете отправляться туда и начать обживаться. Думаю, что поручик Петухов успеет к этому времени забрать свое имущество из усадьбы. Тем более что, как сказал мне Александр Христофорович, его у него не так уж и много.
– Большое спасибо, ваше величество, – поблагодарил императора Сергеев, – мы с Александром Павловичем с нетерпением ждем – когда же нам удастся, наконец, испытать машину времени на месте нахождения природного феномена. Если испытание пройдет успешно, то мы попробуем переместить из будущего в прошлое крупногабаритные предметы.
– Отлично, Виктор Иванович, – сказал Николай, – а что именно, если не секрет, вы собираетесь отправить в наше время? Надеюсь, что-то полезное?
– Мы еще не решили, ваше величество, – почесав затылок, ответил Сергеев, – есть кое-какие мысли на этот счет. К тому же мы еще не до конца уверены в том, что все будет именно так, как предполагает Антон. Может быть, у него ничего не выйдет. Но даже в этом случае у меня будет крыша над головой и место, в котором я мог бы соорудить мастерскую.
– Виктор Иванович, – сказал Николай, – я видел в вашем мире много удивительных вещей. Если удастся хотя бы часть из них начать изготовлять здесь, то это было бы просто замечательно.
– Не все так просто, ваше величество, – вздохнув, произнес Сергеев, – в вашем времени часто не хватает необходимых материалов и инструментов для производства. Но кое-что все же можно начать делать.
– Хорошо, Виктор Сергеевич, – сказал император, – давайте поговорим об этом чуть позже, когда вы с Антоном Михайловичем окончательно выясните, заработает ли этот самый, как вы говорите, «природный феномен». А пока будем готовиться к встрече моего сына. Он должен вернуться из будущего сегодня вечером.
