30 сребреников – 2. Путь Скорби - Дмитрий Викторович Распопов

— Истинно так брат. Аминь, — со вздохом тот перекрестился, и мы все тут же повторили этот жест за ним.

Дальше отец Стефан перешёл на какие-то местные вопросы, которые были понятны только им и архиепископу Ринальдо, так что ужин закончился можно сказать в спокойной и дружеской обстановке, уж точно лучше, чем начинался. Так что мы засобирались, когда поняли, что пора уходить. Архиепископ даже пошёл нас провожать, видимо так ему понравилась беседа и компания. Монахи вышли за дверь, а я прощался с ним, сидя в кенгурятнике за спиной Бернарда. Он неожиданно сделал два шага ближе и тихо поинтересовался.

— Как идёт наше дело?

— Прекрасно ваше преосвященство, — на моём лице расплылась блаженная улыбка.

Поскольку все инквизиторы были согласны сотрудничать с королём, их люди знали, что им заплатят за небольшие нарушения записей в протоколах допросах, так что маховик расследования крутился с такой скоростью, что было любо дорого смотреть. И если остальные не столь значимые дела расследовались с определённым скрипом, то допросы дворян, которые попали в опальный список короля Альфонсо, теперь шли каждый день, вызывая массу недовольства среди них.

— Город полнится слухами и тревогами, многие мои знакомые из ближайшего круга Его высочества переживают, как бы и их не затронули эти допросы, — признался он мне с явным намёком.

— Ваше преосвященство, — я внимательно посмотрел на него, — если их нет в кое-каком списке, можете их заверить, что максимум что им грозит в этом расследовании, это возможность лицезреть меня на недолгой с ними беседе.

— Тогда я завтра их успокою, поскольку рассчитываю на вас брат Иньиго, — он внимательно посмотрел на меня, — и ваше слово.

— Ваше преосвященство, я придерживаюсь договорённостей с вами и с королём, — я не понял почему его эта тема так беспокоила, когда всё было обговорено и условлено, — у вас есть сомнения в этом? Можете открыто мне о них сказать, поскольку я не чувствую за собой какой-то вины.

— Завтра на допрос вы вызвали всю семью маркиза де Орена, — смущённо сознался он, — я бы хотел знать, что с ними обойдутся достойно.

— Мой дорогой друг, — я облегчённо выдохнул, — вы могли не ходить вокруг да около и просто меня попросить об этом. Я тогда завтра лично буду присутствовать на их допросе и прослежу, чтобы маркизу не задавали никаких компрометирующих вопросов.

— «Чего ради ты так из-за него заволновался? — удивился я про себя».

Мой ответ его не успокоил и он протянул мне руку, аккуратно пожав мою небольшую кисть.

— Я вчера написал в Рим, — медленно сказал он, — где высоко оценил вас и ваши старания в проводимом расследовании.

— Вашу помощь в нём же, я также высоко оценил в своём письме-отчёте неделей раньше ваше преосвященство, — поклонился я, — поэтому прошу вас, если у вас есть ко мне вопросы, смело задавайте их мне напрямую, у меня и в мыслях нет причинить вам какой-либо вред. Скажу вам откровенно, мне нужно выжать из Неаполя пятьдесят тысяч флоринов, чтобы задобрить нового папу, кого бы ни избрали на этот пост и успешно завершить расследование, чтобы к нему не было вопросов ни у нового папы, ни у короля Альфонсо. Так что плести какие-то интриги или оставаться здесь надолго, не в моих намерениях.

— Тогда если это так, то у меня будет личная просьба к вам, синьор Иньиго, — слабо улыбнулся мне архиепископ Ринальдо, — с другими братьями я договорюсь, но прошу вас сделать так, чтобы на этом допросе не присутствовал брат Иаков. Вы с ним близки, уверен он вас послушает.

Тут в мою голову стали закрадываться подозрения.

— Вас беспокоит допрос самого маркиза или кого-то конкретно в его семье? — невинно поинтересовался я.

— Его дочери, синьорине Франчески, — кивнул он, внимательно смотря за моим поведением.

— Тогда я делаю всё, что в моих силах ваше преосвященство, доброй ночи, — я поклонился и показал Бернарду, что теперь мы точно уходим.

На улице меня ждали монахи, и швейцарец позаботился о повозках, чтобы мы доехали до монастыря на них. Поскольку уже было сильно поздно, то не стал артачиться по этому поводу даже отец Иаков, который молча сел на своё место в одной из них и не стал говорить, что пойдёт пешком.

— Вы грустны отец Иаков? — поинтересовался я у него, благо что в нашей повозке были только мы с ним и огромный швейцарец, занявший со своей раненой попой всю вторую часть сиденья напротив.

— У меня чувство, что я предаю себя, оговаривая невинных людей, — ответил он тихо, чтобы это слышал только я, — новые имена попадают в опросные листы просто так.

— Почему же вы говорите об этом только сейчас? — я остро посмотрел на него, — а не тогда, когда мы совместно принимали об этом решение?

— Я думал, что мои мысли о судьбе мальчика и других детей, которые смогут жить в монастыре после ремонта, смогут заглушить мою совесть по этому поводу, — признался он, — но это оказалось не так.

— М-да, — задумался я и понял, что это может стать большой проблемой, так что нельзя было спускать его слова на тормозах, а в свете сказанного мне только что архиепископом Ринальдо, так и вообще опасно.

— Давайте тогда скажем остальным, чтобы ускорить процесс расследования вы отойдёте от дел, связанных с дворянами, — предложил я, — будете заниматься другими делами, коих у нас тоже накопилось порядочно. Я помню есть неразобранные дела по поводу монахов и их пьянок в церкви, а также наёмника, который напал с ножом на статую Девы Марии.

— Нет смысла обманывать, — улыбнулся он моим словам, — когда можно обойтись правдой.

— Вы против отец Иаков? — удивился я.

— Нет, — он покачал головой, — просто скажем остальным, что у меня стала прогрессировать мигрень, что является правдой и поэтому я решил заняться делами попроще.

— Я ровно это же и предложил минутой раньше, — проворчал я и сразу убирая голову от чужой руки, которая попыталась взъерошить мне волосы на голове.

— Отец Иаков, — возмутился я, — я вам не ребёнок!

Со стороны соседнего сиденья послышалось сдержанное фырканье, а сам инквизитор хоть