Маленькие Песцовые радости - Инди Видум
На следующий день удалось удачно избежать встречи с Фурсовой, зато в академии меня ждал неприятный сюрприз: красочно оформленный мой портрет, под которым значилось «Академия гордится достижениями своих студентов». А я уж было понадеялся, что к моему успеху отнеслись без особого восторга. Но нет, видно, вчера настолько не верили в единственную за столько лет победу алхимика над курсантами, что не решились меня чествовать, пока на десять раз не уточнили. Но если честно, в качестве награды я предпочел бы что-нибудь посущественнее, чем свой портрет посреди холла, потому что утихнувшие было восторги вспыхнули с новой силой — и как в таких условиях прикажете заниматься?
Да еще и явление Грекова вчера подлило масло в огонь. Темников тянуть не стал, сразу спросил:
— Мы правильно поняли, что грековский контракт уйдет к тебе?
— Я не все из их алхимических позиций закрываю, так что ко мне уйдет только часть, — признал я. Скрывать смысла не было: договор мы уже подписали, осталось передать Грекову, после чего информация разойдется дальше.
— Нехорошо получилось, мы же тебя спрашивали.
— Нехорошо получилось бы, если бы я подтвердил, а договора не случилось бы, — возразил я. — Он и сейчас пока не завизирован канцелярией. С учетом отношения ко мне княгини возможны варианты.
— Да, ты ей с дополнительными доходами от Шмакова здорово подгадил, — хохотнул Темников. — Ходят слухи, что он потребовал возврата взятки, после чего окончательно потерял возможность встречаться с княгиней. Теперь для Шмаковых ее никогда нет.
— Сам виноват, — заметил я. — Зарвался и заврался.
— И не поспоришь.
Своими словами про немилость княгини я чуть-чуть смягчил для одногруппников горечь потери возможного контракта, так что отношение ко мне стало спокойнее. У всех, кроме Фурсовой. Той было вообще по фиг на местечковые проблемы местных алхимиков, она явно думала не о них, а о чем-то очень приятном, потому что все занятия на ее лице время от времени возникала счастливая улыбка. И относилась улыбка не к Бизунову, который стал для живетьевской приманки досадной помехой, чего девушка не слишком удачно скрывала, и Роман мрачно зыркал исподлобья на всех, кто ему казался потенциальным конкурентом. Фурсовой на его страдания было наплевать, поэтому она демонстративно уцепилась за меня после окончания занятий.
— Илья, у меня остался важный неотвеченный вопрос по поводу твоей куртки.
— Делаю сам. Дорого. Заказы не принимаю, — коротко ответил я, надеясь, что после столь явного недружелюбия она отстанет.
— Совсем-совсем не делаешь? Или иногда берешь в виде исключения?
— У тебя большие лишние деньги появились?
— Одногруппницам скидок не полагается?
— Маш, у меня нет залежей товаров на складах. Какая может быть скидка на вещь, которая еще не сделана, а на нее уже очередь? И преимущество у постоянных покупателей, берущих по полной цене.
Фурсова если и расстроилась, то не сильно. Ее хорошее настроение испортить чем-либо было очень сложно, и причину этого я узнал, когда мы уже подошли к поселку.
— Представляешь, Дарину переводят в другое место.
— Возвращают в Дальград?
— Если бы. В такую Тьмутаракань отправляют, что даже на поезде не доехать. Только на машине.
Говоря это, Фурсова даже не пыталась показать, что сочувствует бывшей подруге. Ее несчастье она принимала близко к сердцу, но только потому, что то давало возможность порадоваться беде ближнего.
— Из-за чего?
— Внутренние целительские дела. Она не особо распространялась — уклонилась Фурсова от ответа, который наверняка знала.
— Меня Живетьев допрашивал по поводу инцидента в комнате Дарины, помнишь?
— Попробуй забыть. Вопли были, как будто кого-то заживо режут.
— Я сказал, что у меня к Дарине претензий нет.
— Ой, твои претензии Живетьевы как-нибудь пережили бы, у них свои претензии к Дарине были. Куда серьезней, чем возможные твои.
Фурсова выразительно поиграла бровями, непонятно на что намекая. А я сообразил, что если Грабина больше опасности для меня не представляет, то нужно снять с нее метку, чтобы хоть одну про запас иметь, а то пока у меня третьего уровня магии Жизни не будет, приходится обходиться с десятью. И очень неудобно, когда они все заняты.
— Зайду к ней попрощаться, — сказал я Фурсовой. — А то она, поди, думает, что это я на нее наговорил.
— Ничего она не думает, — махнула рукой Фурсова, — Точнее, думает, что самая хитрая. Но когда ты дура, хитрости не срабатывают как надо и тебе прилетает в лоб рикошетом от твоих же выкрутасов.
— И все же я к ней зайду, — решил я.
— Некоторых жизнь ничему не учит, — пробурчала Фурсова. — Тебе бы от нее подальше держаться, а ты лезешь, как будто у тебя запасная жизнь есть.
Пока мы шли по поселку, Фурсова пыталась меня отговорить, но у нее это не получилось, поскольку моей целью было отнюдь не прощание с Грабиной. Простились мы около комнаты Грабиной, Фурсова сразу ушла к себе, не стала дожидаться, когда я постучу. Я дал ей возможность скрыться, а уже после того поднес руку к дверному полотну и приложился пару раз костяшками пальцев.
— Кто там еще? — раздался недовольный голос Грабиной, дверь она открыла и застыла, увидев меня.
За ее спиной уже стояли два полностью собранных чемодана и один, вещи в который еще укладывались. Грабина точно собиралась в ближайшее время покинуть Верейск. Это я удачно зашел, а иначе увезла бы она с собой мою Метку.
— Маша сказала, что ты уезжаешь. Я очень надеюсь, что это не из-за меня. Живетьеву я сказал, что у меня к тебе нет претензий.
— Там все вместе, — махнула она рукой. — Хотя и из-за этого происшествия с тобой в том числе. Но тут уж я сама дура.
— Ты же не хотела мне навредить, — проникновенно сказал я и положил ей руку на плечо, чтобы легче было снять Метку. — Случайно получилось.
— От того, что получилось случайно, только хуже, — поморщилась Грабина, подразумевая совсем не то, о чем мы говорили вслух. — Хорошо еще, что Арина Ивановна лично не приехала, поручила внуку со мной разобраться.
— Как он мог обидеть такую красивую девушку?
— На него красивые девушки гроздьями вешаются, — поморщилась она. — У него давно к ним выработался иммунитет.
Похоже, пыталась обаять и не преуспела,
