Второй полёт Гагарина - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
Ты подарил мне вторую молодость?
Но это же Гагарин! Га-га-рин!!! Последний человек на Земле, на чьём месте я хотел бы очутиться, вытеснив его личность. Самый главный, самый важный герой страны Советов. Не просто человечек, коего засунули в «Восток» вместо собачек или манекена Ивана Ивановича, а совершивший потрясающий подвиг. Он мог и должен был погибнуть, лишь воля к жизни и атомное хладнокровие позволили Юрию Алексеевичу выкрутиться из смертельной петли. Не только сохранил себе жизнь, он спас реноме советской космонавтики и всего СССР. Если после репортажа с орбиты наши предъявили бы журналистам лишь тело утопленника, а Шеппард приводнился благополучно, советский приоритет был бы очень сильно подмочен. Даже – обнулён.
А ведь именно советские успехи заставили американцев втянуться в лунную гонку, запускать станции к дальним мирам… Гагарин выполнил сверхзадачу не только в интересах нашей Родины, но и всего мира.
Всё, что я знал и читал о Гагарине, пусть приукрашенное, говорит о незаурядности его натуры. Скажу объективно: у меня жабры коротки быть Гагариным. И что делать? Просто выживать в советском прошлом, радуясь молодому телу, побои на котором бесследно исчезнут через несколько дней, вновь ощущая несравненное счастье полёта на истребителе, а в космос прекрасно смотается Титов или кто-то ещё из первого набора, есть такой вариант. Но справятся ли они? Я – не Юрий Алексеевич, зато знаю, что ему предстояло пережить – дикие вибрации, уход на высокую нерасчётную орбиту, неотделение приборного отсека, удушье, потеря лодки и опасность спуска прямиком в Волгу с гарантированным буль-буль…
На этом мысли начали путаться. Наверно, фельдшер дал пилюльку чего-то успокоительного, глаза слипались, и подбитый, и целый. Мной завладел сон без сновидений, такой глубокий молодецкий. А какой иначе может быть в здоровом теле, неполные двадцать три года отроду?
Проснулся в шесть, словно по звонку будильника или крику дневального «рота, подъём», заменяющему в армии кукушку в часах. На моих наручных кировских с гордой военной звёздочкой на циферблате треснуло стекло. Не знаю – во время ночной драки с дедушками или раньше.
Умывание холодной водой, да не просто холодной, а ледяной, быстро прояснило разум, к сожалению, зубная щётка была недоступна. Мой татарский напарник крепко храпел, в санчасти не принято будить столь рано, и не обращал внимания, что его новый сосед одевается.
В коридоре висело большое, чуть мутное зеркало, позволяющее военнослужащему проверить уставной внешний вид перед выходом из здания. Уставной… Лучшая шутка дня.
На меня смотрело то самое лицо, известное по фотографиям и десяткам видеороликов, но распухшее и с полузакрытым левым глазом. Ссадины коричневые от йода. Улыбнулся, получилось хорошо – та самая гагаринская улыбка, что через четыре года станет известна всей планете, если не оплошаю. Слава Богу, старшаки не выбили ни один зуб. С коронкой точно не пустят в космос, при взлёте, наслышан, вибрации такие сильные, что не только мосты и коронки – пломбы вылетают на раз.
Спустился на первый этаж, меня окликнул старшина со змейкой и чашкой на голубой петлице, в армии эту эмблему зовут «тёща ест мороженное», старый и очень невоенного вида, если бы не форма:
- Курсант! На зарядку и построение тебе не положено. Курни – и обратно.
- Так воздухом подышать. Дедушки по голове приложили, на воздухе быстрее заживёт. После – в столовку, товарищ старшина.
- Во суки! – тот добавил весьма непечатное слово. – Это в пехоте да в танках норма, что старые молодым вставляют пыжа. В авиации отродясь не водилось. Слушай, может – не ходи в столовку. Наряд принесёт пайку сюда – по числу больных. Собственно, вас-то двое. И вид нестроевой, пилотка вместо шапки, не положено это. Зимняя форма одежды, сержант.
- Не налезет шапка, пока шишка не опадёт. Пойду я, товарищ старшина. Не должен показать старичкам, что трушу.
- Вот это молодец! Но гляди, чтоб не добавили.
Действительно, январский мороз щипал за щёки и легко проникал под тонкую ткань пилотки. Её можно развернуть, опустив на уши, чтоб не отморозились, но уж слишком буду напоминать пленного немца под Сталинградом. И так нарушаю форму одежды. Пока удаётся терпеть – терпим.
Под ногами скрипел снег. После развода часть курсантов примется зубрить матчасть и теорию пилотирования, другая отправится на хозработы, в том числе на чистку снега, пусть через час следы их усилий исчезнут под белым покровом.
Армейский пейзаж, а военные училища и базы военных частей похожи друг на друга как однояйцевые близнецы: казармы под прямым углом, большой плац для тренировок по шагистике и «к торжественному маршу… поротно…», штаб, столовка, флагшток, иконостас со всякими марксами-лениными-хрущёвыми, тем не менее, всё это было мне более чем знакомо. Дежа вю? Я едва не хлопнул себя по голове, вовремя спохватился – на ней же шишки. Ведь сам закончил в шестьдесят седьмом ОВВАУЛ (Оренбургское высшее военное авиационное училище лётчиков), и замполит буквально на каждом занятии напоминал: здесь учился первый космонавт СССР, честь ему и слава…
Правда, когда Гагарин поступал, училище называлось Чкаловским. Город переименовали в Оренбург, название заведения могли бы и сохранить, Валерий Чкалов – он на весь СССР Чкалов, но кто-то решил иначе, не важно.
По крайней мере, я отлично знаю, где тут что. И как бегать в самоходы. Корпуса выходят на улицу Челюскинцев и Советскую, туда нельзя, мигом заметут. Выбираться проще в противоположную сторону – к реке Урал, там возможны варианты…
Упс, отставить, Гагарин был весь из себя примерный, в самоволки не ходил, подавал пример истинного комсомольца-ленинца, рисовал стенгазеты, штудировал первоисточники марксизма-ленинизма и исторические документы КПСС, похоже, искренне верил написанному. Настолько, что тянул в светлое коммунистическое будущее сокурсников едва ли не за уши. Те, отнюдь не диссиденты, всё же не настолько стремились быть идеальными оловянными солдатиками.
Ситуация осложнилась тем, что в процессе хрущёвской реформы армии сокращались сроки подготовки лётчиков, лучших второкурсников перевели сразу на третий. Гагарин был старше большинства курсантов, отдав несколько лет Саратовскому индустриальному техникуму и аэроклубу ДОСААФ. Но для третьекурсников, «дедушек», оставался «молодым». Назначение «молодого» заместителем командира учебного взвода, причём рьяного службиста, вызвало глухое сопротивление прежнего состава, и оно переросло в открытый бунт.
Я остановился, едва не споткнувшись. Далеко не все эти подробности знал, читая книжки про Гагарина, зачастую весьма тенденциозные, противоречивые, порой откровенно лживые. Неужели начала помогать мне память настоящего Юрия Алексеевича? Или от шока вспомнил давно забытое.
Снова накатила пренеприятная
