Адвокат вольного города 7 - Тимофей Кулабухов
— Заткнись, Горбыль, не перебивай, — одними губами, не переставая улыбаться, парировал тот.
— И вы здравы будьте, соседушки! — приветствие «от Марии» намертво въелось в мой сельский лексикон, я на всякий случай встал и немного неискренне улыбнулся.
— Мы с миром пришли!
— Да! С миром.
— Ну, рассказывайте, — успокоено подбодрил я.
— Мы вас неправильно поняли, думали, вы жуки столичные, пришли наших девок портить, да отбивать и нашу работу забирать, а вы оказывается, — один из говоривших, а это был тот парень с оглоблей, осторожно потрогал лиловый синяк вокруг глаза, — нормальные мужики!
— Да! Точно, вот оно как!
— Ошиблись мы!
— Замириться пришли!
— Да кто ж караваем замиривается! — искренне возмутился Тайлер.
— А чем же ещё?
— Как чем? Самогонкой, конечно, — с видом цивилизованного белого миссионера, просвещающего тёмных туземцев, выдал Тайлер и достал из-под лавки полупустую литровую бутыль самогона.
Я невольно ойкнул, потому что понял, тут сейчас будут пить одну за одной и признаваться в вечной любви, а я не хотел таким образом завершать вечер, так что мне пришлось незаметно улизнуть.
* * *
Утром следующего дня предполагалось, что бодрый Тайлер повезёт меня на грузовике в город, там мы оставим машину в мастерской Кастета, а он пойдёт торчать в свой офисе, потому что у него, чёрт возьми, есть офис, а ещё там побуду я, потому что у меня после пулемётно-автоматного погрома от Вьюрковского, чёрт возьми тоже, сейчас офиса нет.
Но миролюбивые местные, помноженные на тот факт, что детектив смог сократить цепочку: «Тайлер» — «работа» — «деньги» — «магазин, торгующий алкоголем» — «алкоголь», до более простой: «Тайлер» — «самогонный аппарат» — «самогон на свежем сельском воздухе», сделали свою дело.
Так что довольно-таки бодрым утром, а мы, сельские жители (я прожил тут уже две недели и даже половину ночей провёл на своей продавленной кушетке) встаём рано, тело детектива Тайлера было всё ещё мертвецки пьяно.
Неправда, что употребление алкоголя характеризуется одним словом. Нет, великий и могучий придумал много слов: нарезаться, натрескаться, накидаться, бухать, калдырить, синячить, вкушать водку, кушать коньяк, рубануть рома, закладывать за воротник, пропускать по маленькой.
У эскимосов порядка пятидесяти слов обозначают «снег». У нас со снегом не всё так интересно, у нас так много эпитетов для обозначения возлияния.
И состояние похмелья оно тоже разное — перепой, отходняк, бодун, сушняк, трясучка, кондратий.
Выражаясь столь богатым языком, Тайлер был пьян в дрова, в лоскуты, в дребодан, вдребезги, в дымину, в хлам, вусмерть, в дрезину, в дугу, до мумификации. Он не то, чтобы не был способен меня куда-то (кроме кладбища, но оно у нас рядом, туда можно и пешком) отвезти, транспортировать его самого до кабины оказалось невозможно, потому что его тело отказывалось фиксироваться в вертикальном положении.
В итоге мы с Джо, который тоже вчера под давлением обстоятельств был вынужден пару раз выпить, но в целом держался молодцом, положили его во дворе под навесом, прикрыв ватным одеялом и поставив рядом тазик и кувшин с водой.
В грузовике поехали мы с Джо.
Я оставил машину в мастерской, и мы прогулялись до центра.
— А как он так накидался, не так много было самогона в бутылке?
— Вчера он выгреб всё, что смог за последние дни нагнать, а это большая бутыль. Выпили всё до капли, а потом пошли к какой-то бабке покупать «добавку». Он вернулся под утро, глаза стеклянные, но ноги как-то идут.
— Хорошо они не здесь наклюкались и не заблевали двор. Я хочу сказать, бывает и хуже.
У меня зазвонил мобилет, это была Ангелина:
— Привет, ты как? Я читала сегодня сводку по происшествиям. Там не твой офис обстреляли?
— Ты знаешь, мой. Ну, не только мой, по соседям тоже прошлись.
— В сводке написано «автоматическое стрелковое». Неужели из автомата стреляли?
— Ещё и из пулемёта. Могу с гордостью сказать, что я горячий парень, в которого стреляли из пулемёта.
— Шутник. Сам-то как? Пострадавших нет, прибывший наряд посчитал это актом устрашения.
— Актом «промахнулись, хотя лупили от души».
— Тебе назначили следователя от полиции, Кезоева.
— Козодоева?
— Кезоева. Он мужик смурной, но толковый.
Я притормозил и не стал выходить из-за угла. В районе офиса и правда были люди. Поскольку я человек скромный, то покинул вчера свой офис, что называется, «не дожидаясь». Сейчас там была не то, чтобы оперативно-следственная группа, а скорее неторопливый следователь в сопровождении двух патрульных.
— Аркадий, ты кого-то подозреваешь?
— Я особо и не скрываю, кого подозреваю. И даже знаю, как так получилось.
— И кого же?
— Вьюрковский обиделся на меня за то, что я развалил его наркомафию.
— Это серьёзное обвинение.
— И стрелял мне в грудь среди бела дня.
Она молча слушала.
— Я выжил благодаря артефактной защите, он и успокоился, а сейчас случайно узнал, что я не только жив, но даже цвету и пахну. По неизвестной причине обо мне написали местные журналисты. Вот он снова и послал карательный отряд.
— Ты говоришь настолько серьёзные вещи… Мне надо о таком доложить Губачевскому.
— Докладывай, я не против, только это ничего не изменит. Вы все будете взвешивать политические последствия, а я решать проблемы по мере возможности.
— Ты же не выкинешь ничего глупого?
— Я? Планирую один день отдохнуть от приключений.
— Следователь тебя вызовет повесткой. Хочешь, дам его телефон, ты сам наберёшь и подъедешь на допрос?
— Диктуй.
Мой план посидеть в офисе у Тайлера (ключ у меня, само собой, был, это же я его арендовал и даже замки поменял), ввиду наличия поблизости полиции, с которой я сегодня не хотел видеться, провалился.
Порядочные оперативники обязательно и не по разу обойдут соседние офисы. Примерно в районе угла здания нас и застал подъехавший на двуколке Чен.
— Ты в офис? — спросил его я.
— Кому-то же надо, — тяжело вздохнул он.
— Тоже верно, но я тебя о таком не вправе просить.
— Пусть меня допросят, я скажу, что ничего не знаю и вчера весь день меня тут не было. Удачно, что обстреляли несколько витрин, так можно делать вид, что огонь вели не по нам. Зато дам им возможность закончить с ними и узнаю, когда можно провести
