Лирик против вермахта - Руслан Ряфатевич Агишев
Спящий опять вздрогнул. От новой череды образов на лице мелькнула гримаса боли, заерзала рука на груди. Снилось что-то очень плохое.
Теперь это была больничная палата с болотного цвета пустыми стенами, железной кроватью и «голым» окном. Столь милое лицо неимоверно исхудало: заострились скулы, кожа приобрела неестественный восковый оттенок. И лишь глаза, по-прежнему, смотрели на него так, что замирало сердце. От дикого чувства безысходности хотелось лезть на стену.
- А-а, - в тишине комнаты раздался еле слышный стон. Боль в грудине становилась сильнее и сильнее. Сдавливало дыхание. В груди отчетливо слышались хрипы. – А-а-а… Хр-р-р-р…
Когда боль стала уже нестерпимой, он очнулся. Весь в липком поту, задыхаясь, зашуршал бумагами на столе в поисках лекарства. Пара таблеток имен на такой случай всегда лежали на самом краю.
- Проклятье, опять прихватило, - пробормотал мужчина, растирая грудину. Таблетка только начала действовать, и боль очень медленно ослабляла хватку. – Таблетки совсем ни к черту…
Откинулся на спинку кресла и попытался расслабиться, как советовали врачи. Бесполезно. Едва закрывал глаза, в памяти снова всплывали те образы прошлого, и боль возвращалась.
- Дерьмо…
И только после второй таблетки стало получше.
С кряхтение встал и подошел к шкафу с книгами. Руки сами нашли небольшую зеленую книжку, в которую, судя по пыли, уже давно никто не заглядывал.
- Здравствуй…, - раскрыл, а внутри лежала небольшая черно-белая фотография, с которой на него смотрела смеющая девушка лет семнадцати. Его школьная любовь, позже ставшая первой супругой, сидела за партой, подперев руками подбородок и смотря прямо в камеру. – Маша…
На еще одной фотографии была она же, но уже старше. В светлом сарафане, развевающемся на ветру, девушка в задумчивости касалась своих длинных волос и грустно улыбалась. Перевернув карточку, увидел несколько слов, написанных ровным девичьим почерком – «Костику от Маши».
- Ма…
Но произнести ее имя так и не смог, на него снова накатило.
От резкой боли потемнело в глазах, слабость сковала все тело. Покачнувшись, Старинов взмахнул руками и, не удержав равновесие, рухнул на пол.
- Хр-хр-хр…
Сознание еще цеплялось за жизнь. От кислородного голодания перед глазами мелькала обрывки воспоминаний, в которых причудливо смешивались лица знакомых, родных, запахи, ароматы и эмоции.
Одеревенелые пальцы с силой царапали ворот рубашки, стараясь ее расстегнуть. С хрипом поднималась грудная клетка, втягивая воздух, дергались ноги. Но уже было поздно, слишком поздно.
***
Еще через мгновение его душа покинуло бренное тело и взлетела в высоту, где присоединилась к бесчисленному множеству точно таких же бестелесных сущностей. Здесь от них оставалась лишь одна оболочка, которая не знала ни жажды, ни голода, ни горя или радости. Слепок когда-то жившего на Земле живого человек, и больше ничего.
Но вдруг случилось немыслимое – одна из сущностей презрела незыблемый прежде порядок и «скользнула» обратно, вниз. И для кого-то все началось с самого начала.
***
Совсем другое время…
Солнце медленно садились за горизонтом огромным багровым шаром, разливая на деревья бордовое свечение. Над головой широко раскинулись чернильное звёздное покрывало, яркими огоньками заезд отражавшееся в речном зеркале. С леса на реку наползала густая пелена тумана, превращавшая деревья в причудливых существ.
Вдруг раздался всплеск, и тишину тут же разорвал отчаянный крик:
- Мишка! Мишка! Он же плавать не могет!
Чуть в стороне от хлипкого деревянного помоста кто-то судорожно барахтался. Над водой появлялась то чёрная макушка, то искажённое страхом лицо, а на берегу метались двое босоногих мальчишек. Здесь валялись их удочки с берестяной сумкой.
- Утонет же! Прыгай за ним, че смотришь!
- Дурак, это же Ильин омут! Оба утопнем…
- Сам дурак…
Когда же один из них решился и подошел к помосту, на поверхности воды уже никого не было. Только круги расходились в разные стороны.
- Все, утоп… Ильин омут еще одного забрал. Правду говорили, что нельзя здесь рыбу ловить… А он, давай и давай…
Оба со страхом переглянулись. Страшные истории, которыми их пугали взрослые друзья, оказывались совсем даже не сказками.
- Видел, как он хрипел?
- Схватил его кто-то…
Не сговариваясь, сделали пару шагов назад от воды, а потом еще несколько.
- Надо в деревню бежать, к тете Тане.
- И что?
- Скажем, Мишка позвал на Ильин омут на рыбалку…
- А ведь это ты позвал. Сказал еще, кто не пойдет, тот трус. И обещал в понедельник всем в школе растре…
- Заткнись!
И вот уже оба застыли друг против друга, как два деревенских кочета: глаза горят, кулаки вскинуты. И думать про утонувшего товарища забыли.
- Ой!
Один, что стоял лицом к речке, вдруг съежился. Побледнел и затрясся, как банный лист.
- Там, там…
Стоит и тыкает рукой в сторону реки, ничего толком сказать не может.
Второй быстро повернулся и тоже лицом посерел.
- Маменька… Мертвяк всплыл… Шаволиться!
Их товарищ, что уж пол часа, как под водой скрылся, сейчас у самого берега лежал, цепляясь за траву.
На трясущихся ногах мальчишки подошли ближе, тем не менее готовые в любой момент задать стрекоча.
- Живой, вроде.
- А если нет?
- Смотри, дышит! Мертвяки не могут дышать.
- Может он специально?
- Струсил?
- Я?
Но никто не рычал, не скалил клыки, на них никто не бросался. Недавний утопленник до боли был похож на их товарища.
- Мишаня? Ты живой?
Самый смелый схватил друга за мокрую рубашку и потянул на себя. Через мгновение на помощь бросился и второй. Вместе они быстро вытащили хрипящее тело на берег.
- На бок его клади! На бок! Батька говорил, что так с утопленниками делают. Пусть вся вода вытечет!
- А по животу-то зачем его бить?
- Чтобы вода вышла…
Вытащенного из воды мальчишку от удара, будто скрючило. Даже стон послышался.
- Вашу мать, это что ж за скорая такая? – сплевывая воду, возмущенно бурчал недавний утопленник. - Тебя сначала топят, а потом под дых бьют? У меня сердечный приступ, а вы что делаете?
Он дергал головой по сторонам, таращил глаза так, словно никого не узнавал:
-
