По справедливости - Мария Красина
— Да, большое горе… Но от меня-то ты что хочешь?
Евдокия расправила плечи и снова глянула на ведьмака, будто плетью хлестнула:
— Разобраться хочу, что случилось. Вечером была дочь здоровая да весёлая, а утром уже в петле. И никто не видел ничего и не слышал. Ты ведь колд… ведьмак! Призови душу Катюшки, мысли её прочти, что ты там умеешь! Пусть она расскажет, что случилось, почему она… так поступила. Сможешь?
Ефрем молчал, раздумывая. Непросто это — связаться с покойником да ещё и получить от него ответ. Когда душа освобождается от тела, то переходит в совсем иное состояние, и мёртвому живого понять сложно. А уж сколько всего должно удачно совпасть, чтобы ритуалы сработали!..
Долгое молчание Ефрема Евдокия поняла по-своему. Прищурившись, она достала из-за пазухи свёрток и подбросила его в руке. Красноречиво звякнули монеты.
— Мы с мужем Кате на приданое копили. Всё отдам. Только помоги! Я жить не смогу, себя сглодаю, с ума сойду, если не узнаю, что стряслось. Каждый миг думаю: а если б я тогда к куме не ушла?.. Помоги, Ефрем! Если откажешь, то камень у тебя вместо сердца!
— Да погоди ты, трещотка! Думаю. А где именно дочку твою похоронили?
— Знаешь перекрёсток, где дорога с трёх деревень на тракт на Рыбинск выходит? Вот там, на обочине…
Губы Евдокии задрожали, из глаз выкатились две слезинки. Женщина крепко зажмурилась и прикусила губу, чтобы не разрыдаться в голос. Ведьмак же прикинул место: хоть тракт на уездный город идёт, до ближайших деревень далековато. Значит, ночью на перекрёстке безлюдно, никто не увидит ритуалов с покойницей.
— Скажи-ка, Дуся, а есть ли у тебя прядь Катиных волос, вот такая, — ведьмак показал расстояние между вытянутыми большим и средним пальцем, — и обрезки её ногтей?
Женщина задумалась, а потом покачала головой: нет.
— Значит, придётся могилу вскрывать. Без волос и ногтей Кати я ничего не сделаю, не сработают чары. Решай, как тут быть.
Теперь уже Евдокия задумалась. По лицу ведьмак видел, что в её душе желание узнать правду борется с суеверным страхом и отвращением.
— А ты только волосы и ногти возьмёшь? Больше ничего?
— Ничего. И тело тут же обратно зарою.
— А, гори оно огнём! — решилась Евдокия. — Хуже-то уже не будет. Делай, ведьмак, что надобно. Катюша наверняка не обидится… Только я с тобой вместе пойду!
— Это ещё зачем? Только мешать будешь! Ночью на перекрёстке опасно, нечисть всякая шастает. Да и люди вдруг увидят… Ведьмой прослывёшь, а оно тебе надо?
— Плевать! — яростно крикнула Евдокия, сжала кулаки и надвинулась на Ефрема. — Мне надо своими глазами видеть, что будет. Ты, ведьмак, меня не пугай, чай, не из трусливых! А ежели думаешь, что глупая баба в обморок хлопнется или разболтает всё, то так скажу: не знаешь ты сердца материнского. С тобой иду.
— Ладно-ладно! — сдался удивлённый таким напором Ефрем. — Но учти, если лишнего ляпнешь или будешь мне мешать…
— Не буду. Чай, мне не пять годков. Ну что, берёшься?
— А возьмусь.
Ефрем и Евдокия пожали друг другу руки, закрепляя сделку, и женщина отсчитала ведьмаку задаток. Они ещё постояли, обсуждая будущее дело, а потом Евдокия ушла.
Вот женские шаги затихли, и Ефрем остался в лесу один. Он окинул взглядом поляну: филин Филька давно улетел, устав ждать, пока люди наговорятся. За птицу Ефрем не беспокоился: филин, хоть и был ручным, летал, где хотел. Нагуляется — сам вернётся.
Ведьмак заглянул в корзину и вздохнул, глядя на сиротливо лежащие на дне грибы. Но дальше в лес не пошёл. Наоборот, бурча что-то себе под нос, Ефрем зашагал домой, к селу Клешнино. Грибное настроение у ведьмака совсем пропало.
-----------------------------
* Вёдро (устар.) — тёплая, сухая погода
Глава 2
Ведьмак выглянул в окно — полностью стемнело. Осенняя ночь вступила в свои права, ночь безлунная, облачная и непроглядно-тёмная.
Как раз то, что нужно. Пора.
Совсем скоро ведьмак должен встретиться с Евдокией, чтобы призвать душу её погибшей дочери Кати и расспросить, что случилось.
“Суету с мертвяками” (так Ефрем называл заклинания, связанные со смертью и покойниками) ведьмак откровенно не любил. Уж очень много хлопот. Нужны сложные снадобья и инструменты, много всего должно удачно сойтись — фаза луны, положение созвездий, даже погода! Но капризные чары всё равно могли развалиться в любой момент, даже если всё сделать правильно. Поэтому больше “суеты с мертвяками” Ефрем не любил только стихийные заклинания, ибо сладить с погодой ещё сложнее.
Если бы не колдовская примета, что отказать просителю — значит надолго потерять удачу, да не сочувствие к материнскому горю Евдокии, Ефрем нипочём не взялся бы за это дело. Но раз уж согласился, следовало сделать всё честь по чести.
Вздохнув, Ефрем стал складывать в сумку всё нужное.
Деревянная лопатка, похожая на детскую игрушку. Ефрем когда-то самолично выстругал её из доски старого полусгнившего гроба.
Заговорённая игла с вдетой в неё парчовой серебряной ниткой.
Две бутылочки — одна с чистой заговорённой водой, другая — с бурым зельем, состав и назначение которого знал только сам Ефрем.
Складная походная жаровня и несколько берёзовых поленьев — для костра.
Маленькое зеркало в костяной оправе.
Ещё кое-какие нужные вещи и бутылочки.
И последнее: повесить на пояс шесть заговорённых ножей и взять корень плакун-травы, чтобы защититься от нечисти. Ночной перекрёсток — место опасное. За себя-то Ефрем не боялся, но сегодня он шёл колдовать не один. Мало ли что…
Ефрем оглядел себя и сумку.
Всё в порядке.
Ведьмак взял стоящие у печи вилы и вышел на улицу. Заперев дверь в избу, он огляделся по сторонам: не видит ли кто?
Но нет, всё было тихо и безлюдно.
Ефрем сел на свой транспорт, зажмурился, сосредоточился и шёпотом произнёс нужное заклинание.
Вилы шевельнулись и стали плавно подниматься. Перед мысленным взором Ефрема скользили потоки магической силы, оплетающие вилы и тянущие их прочь от земли.
И вот уже ведьмак поднялся над кронами самых высоких деревьев. Теперь можно не бояться, что какой-нибудь олух, которому не спится ночью, увидит Ефрема и его узнает.
Вот вилы перестали подниматься, выровнялись, а затем устремились вперёд.
