Бурят - Квинтус Номен
— Хм… нет.
— Давай его сюда постелем, чтобы спину не отлежать пока засыпать будешь… все, закрывай глаза и думай о прекрасном.
— А ты?
— А я уже о нем думаю. Через пару дней буду дома, пить чай и вспоминать одного глупого поручика, который хрен знает зачем поперся к нам в горы.
— Меня император послал!
— Лично послал?
— Да, лично! Император Николай Павлович. Иди, говорит, разведай там, где дорогу железную проложить можно к океану Пасифическому и что на месте для нее выделать получится.
— Хм… Транссиб еще Николай задумал? Хотя да, он мог… ладно, глазки закрывай, баю-бай. И прощай, свидеться нам больше не судьба.
Последнее, что увидел Николай Павлович перед тем, как сон окончательно овладел им — как голубоватый дымок, льющийся из поставленного стариком на землю горшочка, постепенно поднимался все выше и выше…
Глава 1
Родился Николай Павлович в далеком тысяча восемьсот двадцать пятом году, аккурат четырнадцатого декабря. В Петербурге родился, поскольку отец как раз в Петербурге и служил. Скорее всего и имя ему отец дал в честь императора, право на престол и саму жизнь которого он сберег. Не единолично, конечно — но Николай (который император) не забыл, что поручик Андреев еще до приказа подготовил два экипажа на случай возможной эвакуации Николая и Михаила, окружив их сплошной стеной своих конногвардейцев («дабы Государя Императора и венценосного брата Его от пуль оградить»).
За подвиг сей Павел Васильевич в качестве награды получил немного — или очень много, с какой стороны посмотреть: младший сын его образование получал «по приказу Императора», и средств на это обучение казна явно не жалела. Поскольку, по мнению Николая-царя, сам офицер оплатить «должное образование» сыну не мог.
Вообще-то особо бедным Павел Васильевич Андреев себя не считал: у отца было родовое поместье, мать кое-какое приданое с собой в семью принесла. Правда, поместье состояло из «самого маленького села в Империи»: две избы, мужиков пять душ. Ну, еще и церковка крошечная с домиком для попа… Церковь в родовой деревушке выстроил Василий Павлович, сразу как род его был внесен в Родовую книгу по второй части в тысяча семьсот девяносто втором году. Но не по этому поводу, а для того, чтобы «дома порядком окрестить супругу», которую дед Василий привез из похода в Джунгарию.
А женился он там не по особой любви, а практически вынужденно: его полурота разгромила банду джунгар, возвращавшихся с набега — и в числе трофеев получила дочку хонгодорского ноёна, у которого отряд неделю назад гостил. Сразу возвращаться было не с руки, а ночами в горах бывает очень прохладно — так что молодой поручик девочке уступил свою палатку. И, понятное дело, свою постель: взрослому и сильному мужчине переночевать на травке, завернувшись в шинель, не проблема. А когда спустя месяц девочку отцу вернули, та ему и рассказала, что все это время спала она в постели этого бравого уруса — а тот мелкие детали выяснять не стал… Так что в девяносто втором году привез в родовое поместье супругу и годовалого сына — но чтобы брак был признан, нужно было его в церкви освятить: в Забайкайле-то женили их по бурятскому обычаю. И, чтобы лишних слухов церемония не вызывала, он церковку-то и выстроил в своей деревушке.
Сын у него рос-рос, да вырос: белокурый красавец гренадерского (как и отец) роста жену нашел через пару месяцев после назначения на службу в столицу. Да и его уже дети были как на подбор: два сына и дочь росли буквально «эталонами русской красы». А вот третий — он пошел в бабку, хотя все же лишь «большей частью»: волосы как смоль черные, глаза узкие… светло-серые глаза. Но, как и двоих старших братьев, господь его ни ростом, ни силушкой богатырской не обидел. А тут еще и император «не обидел» по части обучения…
Впрочем, по части обучения казна лишь учителям, которых дед нанимал, жалованье платила — но дед учителей старался лучших изыскать. А в основном обучением внука занималась бабка Андама, в крещении взявшая имя Анна — но дома ее никто так никогда и не называл. Потому что своему бурятскому имени бабка полностью соответствовала — и старалась и детей, и внуков тоже сделать «могучими». Поэтому уже к десяти годам мальчик Коля прекрасно управлялся с лошадью, стрелял из лука (и из ружья и пистолета), а приказы отдавал так, что ослушаться мальчика не только мужики опасались, но и соседи-помещики иной раз, поворчав для проформы, спешили исполнить сказанное. Бабка Андама крепко внушила внуку, что человек должен понимать не только то, что ему приказывается, но и почему он этот приказ исполнить обязан — и научила, как последнее до людей доводить в простой и доступной форме. А науку не приказывать людям делать ненужное бабка внуку вкладывала ташууром через то место, на котором люди сидят — и оказалось, что этот бурятский оберег очень неплохо оберегает голову от неправильных мыслей…
Императора Николай Павлович впервые вживую увидел в тридцать восьмом году, на каком-то балу. Тот, заметив в толпе деда (трудно не заметить на голову возвышавшегося на прочими полковника), подошел — и поинтересовался:
— А это что за калмык тут с тобой?
— Внук мой, — ответил тогда дед, — и не калмык, а уж если на то пошло, бурят. В супругу мою весь пошел, пострелец.
— Так я раньше-то бурятов и не видел, только калмыков. Теперь буду знать, кто есть буряты… это не Николай?
— Именно так, ваше величество.
— А как у него с науками дела?
— Грешно, конечно, хвастать, но правда хвастовством не станет: в науках усерден, а особливо удачно постигает науки точные. В механике силен, в арифметике. Думаем, по инженерной части его далее обучать.
— А чем сам в жизни заниматься желаешь? — спросил царь у младшего Андреева.
— Служить России! Величие ее взращивать и от врага защищать! Позвольте мне в гвардию, по примеру отца, служить идти!
— В гвардию… желающих много, саблями махать каждый второй… а вот умом России служить труднее. Не желаешь ум во славу России приложить?
— Как прикажете, ваше величество! Все сделаю по вашему указу!
Николай рассмеялся, услышав такой ответ от мальчика тринадцати лет:
— Ну, за язык я тебя не тянул. Но раз сам просишь, то приказываю: за десять лет науки инженерные постигнуть так, чтобы
