Мракобой - Дино Динаев
Чтобы удостовериться в этом, надо вылезти из подвала. Я скрипнул зубами. Надо же так залететь! Из-за чего? Из-за долбанных книг!
Я велю Уушу сидеть на месте и осторожно выглядываю в дверь. Лестница хорошая. Она прикрыта сплошным бетонным козырьком, и влепить чем-нибудь в физиономию можно только на самом верху и то, если неаккуратно высунуться. А я аккуратный. Я очень аккуратный. И посему остаюсь чуть ли не единственным уцелевшим коренным москвичом.
Ползу по лестнице вверх. И вдруг:
— Чернозадые!
Вопль раздирает тишину. Стремно слушать эхо в Москве.
И снова:
— Чернозадые!
Голос пропитый и хриплый.
— Это сумасшедший! — говорю я, обернувшись к Уушу.
На лице того и так изуродованном чудовищной гримасой появляется еще и отчаяние.
— Точно тебе говорю!
Приподнимаюсь и вижу незнакомца. Телогрейка, ватные штаны, какие-то перевязи над галошами. Облезлый треух. Типичный москвич.
Незнакомец идет по середине улицы не скрываясь. Этого идиота можно не опасаться. Я приподнимаюсь, только хочу приподняться, как Ууш буквально вдавливает меня обратно.
Конечно, я видел, как в человека попадает пуля. И даже не один раз. И с разных ракурсов. Это раньше мы в Москве видели постановки Хабенского, да Мишки Ефремова, теперь у нас другие шедевры в ходу.
В начальный момент человек словно попадает в багряное облако. Оно настолько плотное, что появляется уверенность, что сейчас облако рассеется, и выяснится, что голова исчезла, вся ушла на создание эффекта. Тем сильнее разочарование. Кровавое облако быстро рассеивается, а голова целехонька. Ну отверстие лишнее организовалось и необязательно приметное. Это может быть вообще точка. Лежит такой труп в телогреечке, как будто прилег отдохнуть на улице, а из-под него растекается маслянистая густая жидкость. Типа масло решили в машине поменять и сливают старое.
— Пусти! Мне дышать нечем! — шепчу я.
Ууш отпускает. Дебил не понимает ни слова, но видно до него дошло, что еще чутка и отправится его дружило прямиком на небеса. Никто не даст плитку макарошек, не положит в заветную тарелочку. Вот что до него дошло.
Мы спускаемся обратно в салон.
На улице снова не нарушаемая ничем и никем тишина. Только теперь она перешла из разряда подозрительных в разряд смертельно опасных.
Кто мог снять дурака? Ясен перец, сумиты[1].
Выстрел я проспал, меня как раз Ууш дружески мял. Так что стрелок может быть где угодно. Хоть в соседнем подъезде.
15 часов. 2 часа да захода Солнца.
Выжидаем 2 часа. Ууш как сел на корточки по-восточному, так и не пошевелился.
За все время с улицы не донеслось ни звука. Но я этого гада за версту чую не хуже Ууша. Выжидает, гад. Судя по меткости, убивший кучу народу и до сих пор не наевшийся убийством.
Сейчас я могу судить о таких нелюдях совершенно спокойно. Сразу после начала войны, когда подобная нечисть полезла из всех щелей и вооружилась, это вызывало шок, слава Богу, недолгий. Кто долго удивлялся, охал и ахал, откуда у нас в центре России, в столице нашей Родины, появилось столько кровожадных сумитов, да как же так-полегли первыми с признаками удивления на лицах. Они, эти признаки, отпечатались на их лицах навечно.
Я оглядываю нашу ловушку беглым взглядом. У нас остается всего пара часов до наступления темноты, когда появятся убры и тогда я не дам за наши жизни и ломанного теньге.
— Салон является частью дома! — рассуждаю я. — Где-то должна быть связь с остальным подвалом. Откуда-то ведь они получали электричество и воду!
Ууш смотрит недоверчиво. Для него слова всего лишь колыхание воздуха.
— Ищи! — отдаю я команду.
Команды Ууш понимает.
16.00 1 час до захода.
Квартира была ловушкой.
Едва мы с Уушем все в паутине и мумифицированных тараканах выбрались из прямоугольного воздуховода, как первым делом наткнулись на эту квартиру.
Дверь приглашающе распахнута, но внутри все целое. Диван с бельем модного черного цвета. Минимизированная мебель. То бишь отсутствующая. Мы москвичи самые модные в мире! Была такая присказка у мэра города «Сэр-Гея» Босянина.
Ууш при виде благ цивилизации угрюмо заурчал.
— Не останемся! — успокаиваю его.
А мыслишка продолжала соблазнять. Окна разбиты, но решетки уцелели. Припереть двери. Закрыться в ванной. Пересидеть ночь, а завтра поутру домой. Даже не так. Можно продолжить рейд. Углубиться на территорию, где еще не бывал. А там! Макароны! Конфеты, галеты и другие вечные продукты, которые мы никогда не ценили.
Энергичным встряхиванием головы прогоняю наваждение. Что со мной? Ночью человеку в городе не выжить и часа. Откуда глупые мысли, чтобы переждать-пересидеть. Скажем так, навеянные мысли. Кем? Да убрами же! Твари становятся хитрее.
Пожиратели у меня в голове! От этой мысли я едва не впал в панику. Хотелось бежать от этой зовущей квартиры-заходи, усталый путник. Ты несколько лет блуждал среди каменных утесов. Ты устал. Приляг.
А мы тебе сожрем как свинью!
Дом формой напоминает букву «С». Отдаленно. Он хорош тем, что длинный как глиста и имеет выходы на все 4 стороны. Если стрелок не ушел, ему не уследить за всеми сразу.
Самое опасное место-дорога за домом. Если ее перебежать, дальше продолжается городской массив, можно легко укрыться в сени домов.
Первым естественно бежит Ууш.
Каждую секунду жду, что он сейчас налетит на невидимое препятствие и замрет в пурпурном облаке из брызг перед тем как грохнуться оземь своим огромным сильным телом, но нет.
Огромное сильное тело пересекает улицу и достигает 16-ти этажки. Замирает. У меня появляется дурацкая мысль, а что, если стрелок специально затаился и сейчас прищучит меня наглухо. Что будет с Уушем? Останется ли он стоять, не понимая, почему я разлегся на полпути? Или кинется ко мне, начнёт тянуть за руки, лопотать что-то.
А стрелок спокойно подойдет, с холодным любопытством обозреет дебила, потом деловито дошлет патрон в патронник и при выстреле даже не глянет в прицел. А чего глядеть? Вот она мишень. Большая, пускающая слюни и бессмысленно гугукающая.
Нет, помирать мне нельзя.
Я выскакиваю из окна и бегу. Бегу изо всех сил. Я уже далеко не тот хлюпик, что был до войны. Могу пройти много километров за раз. Могу не есть сутками. Не спать. Доверчивый москвичок, которого толкали под ребра в метро, сгинул давным-давно. Вместе с обрушенной Останкинской башней.
Я помню, как качалось титаническое сооружение перед падением. Как тучей рвануло от него воронье. Теперь я понимаю, это стронулась с места гигантская часовая стрелка, чтобы начать новый отсчет. Новый отсчет, в конце которого абсолютный ноль.
Меня не убили. Не в этот раз. Через минуту я прижался
